Фестиваль ноубрау: «Санденс»-2021. Круглый стол ИК

Юлия Гулян. Мы собрались поговорить про феномен фестиваля «Санденс» в рамках номера, посвященного американскому кино и «Оскару». Потому, надеюсь, мы обсудим киносмотр не только в контексте фестивального движения, хотя и здесь это явление довольно уникальное, потому что «Санденс» не принадлежит к фестивалям категории А, но при этом явно завоевал статус первостепенного наравне с Венецией, Берлином и, видимо, Каннами — раз уж последние берут в свои параллельные программы его фильмы. Важно проследить и динамику «Санденса» в американском кинематографе, потому что, по крайней мере, с нашего материка (или только мне так кажется) видится постоянная дихотомия — отношения притяжения-отталкивания между «Санденсом» и Голливудом, «Санденсом» и «Оскаром».

У меня есть предположение, что «Санденс» — это такой Кристиан Метц от фестивального движения. То есть это смотр, который все 36 лет своего существования, вместо того чтобы оценивать кино (вопреки всем рекордным сделкам, что там совершаются), создает то [кино], что можно любить. Это фестиваль, который вопрос о притягательности кино ставит куда важнее вопроса о правилах его функционирования. «Санденсу» будто интереснее понять и ответить, что это вообще за желание, заставляющее зрителя прийти в кинотеатр. Ведь это самый негуманный для участников фестиваль, но многие продолжают его посещать, невзирая на многочасовые перелеты и скверные кинотеатры, и таких людей немало. А в 2021-м «Санденс» вообще за счет онлайн-показов добился самой масштабной аудитории — до полумиллиона просмотров (в 2,7 раза больше, чем в прошлом году). Понятно, прошел именно онлайн-фестиваль, но это нелишнее доказательство, что «Санденс» — редкий смотр, который старается преодолеть противопоставление между интеллектуальным и массовым, интеллектуальным и аффективным кино. И получается, что он такой отменяющий иерархию агент ноубрау и от фестивалей, и вообще от кинематографа. Потому что сколько бы Канны ни показывали, скажем, того же «Безумного Макса», общие очереди для публики и индустрии, Q&A вместо пресс-конференций устраивает именно «Санденс», и в этих жестах куда больше демократизма.

Алиса Таежная. Если говорить про великую троицу Берлин — Канны — Венеция и плюс, допустим, Локарно, если кому-то интересен европейский контекст, то «Санденс» в первую очередь не европоцентричная формация, которая инкорпорирует как американское, так и кино не обязательно европейское. В этом году, например, было довольно много азиатских и латиноамериканских фильмов. Это в хорошем смысле слова антиевропейский нарратив, потому что Европа фестивальное и вообще «авторское» кино на несколько десятилетий себе присвоила и только в конце 80-х годов фильмы Содерберга, Коэнов и Тарантино эту монополию нарушили. Независимое кино с претензией на интеллектуальность в Штатах начало массивно развиваться.

Мне кажется очень важным, что с точки зрения американского образа жизни голливудская среда диктует четкий нарратив: производство кино в контексте селебрити-культуры и стереотипов об успешности. В Голливуде достаточно тяжело снимать, жить и функционировать не в конъюнктурном формате, начинать с полного нуля и без протекций. И конечно, расположение «Санденса» в ледяной зиме, в сугробах в январе-феврале в Юте, которая никаким образом с прогрессивным американским мировоззрением в массовой культуре не связывается (в отличие от байденовской Калифорнии с легалайзом и прочими радостями жизни), — это интересная не только географическая позиция, но и позиция концептуальная. Нетворкинг на «Санденсе» — это точно не закрытые вечеринки у калифорнийских бассейнов.

Елена Бассе. Все, что касается Голливуда, так регламентировано, что когда бываешь на «Санденсе», то получаешь настоящий глоток свежего морозного воздуха. Я впервые приехала на этот фестиваль в 2009 году, как и Алиса, за свой счет и была поражена всей атмосферой, даже не самими фильмами, а тем, что происходило между показами, когда все зрители после окончания сеанса садятся в автобусы и начинается обсуждение — такое живое, эмоциональное, настоящее, что сердце радуется, будто ты получил положительный заряд: это отдельный фестиваль! В 2009-м билеты еще продавались в кассах. Я приезжала к четырем-пяти утра и ждала открытия касс, а были люди, которые там ночевали в спальных мешках… За десять лет атмосфера сильно изменилась: очереди теперь виртуальные, многие пользуются убером, что, конечно, намного удобнее. Но билеты на сеансы достать все труднее. Спасают показы для прессы, но на них не так интересно. Иногда ловишь себя на мысли, что «Санденс» превращается в фестиваль для представителей индустрии, слушая которых, понимаешь, что многие сделки уже заключены.

Хотя еще в 2017 году можно было встретить Рида Хастингса на обычном, не P&I2, просмотре документального фильма Китти Грин «Прослушивание на роль ДжонБене». Как это часто бывает на «Санденсе», перед кинопоказом завязался разговор со зрителями о том, что кто уже видел. И молодой студент киношколы, с которым мы познакомились тут же в зале, узнал сидящего в последнем ряду Хастингса. После сеанса мы, группа из четырех человек, по-простому подошли поздороваться, и он начал нас расспрашивать, как нам понравился фильм. Потом мы еще полчаса, пока ехали в автобусе, все вместе обсуждали картину и сам фестиваль. Где это еще возможно, разговаривать с руководителем крупной компании в течение получаса на равных, как с человеком, влюбленным в кино. Кстати, Netflix ту картину потом купил. Люди на «Санденсе» всегда просто замечательные, открытые, какие-то всё понимающие, и они все обожают кино! Если ты на «Санденсе», то у нас с тобой много общего! После такого Канны, куда я приехала намного позже, поразили меня атмосферой снобства: кто ты такая, чтобы здесь находиться? Какого цвета у тебя аккредитация и где твои каблуки, где платье от-кутюр — еще хуже, чем в Голливуде.«Санденс» — это о любви к кино. О том, как люди объединяются: одни снимают, другие рассказывают, третьи восхищаются… — и это взаимный клубок эмоций и ощущение праздника, где мы радуемся, что мы вместе, что мы чувствуем и понимаем друг друга...

Юлия Гулян. Думаю, это объясняется и происхождением фестиваля: «Санденс» вырос из лаборатории, а не из стремления уравновесить Венецианский кинофестиваль, например. И Роберт Редфорд пригласил Сидни Поллака и сценариста Уолдо Солта для обучения 15 первых начинающих режиссеров. То есть изначальной посылкой была поддержка всех независимых, не услышанных в Голливуде молодых режиссеров и/или сценаристов (так, в лаборатории будет разрабатывать свой дебют Тарантино, чтобы в 1992-м показать «Бешеных псов» уже на фестивале), композиторов и хореографов.

Алиса Таежная. Самое ценное, что «Санденс» — это открытая система для всех, кому интересно, как снимается кино: и для кинокритиков, и для журналистов, и для режиссеров. То есть мы не столько разговариваем про какие-то сверхценные смыслы, о чем, безусловно, режиссеры расскажут, но узнаем огромное количество закадровых деталей о том, что такое вообще снять фильм. Потому что одно дело анализировать картину, исходя из того, что мы восприняли с экрана, а другое — понять, как все было сделано: за какие деньги, кем, с каким кастом, с какой съемочной группой, в какой иерархии, с какими студиями и в какие сроки. Все Q&A, которые я видела, и интервью, сделанные на «Санденсе», очень содержательные. Они дают крутой инсайт о том, что кино — это муторная, рациональная и очень конкретная работа, а не только веселый и захватывающий творческий процесс единомышленников. Этот комплексный индустриальный подход демонстрируют режиссеры — звезды «Санденса» типа Стивена Содерберга. Ведь Содерберг, дебютировавший на кинофестивале в 1989-м, не просто режиссер-суперзвезда, а суперпродюсер, супербазис американской киноиндустрии. Самим собой, своим подходом, своей экстенсивностью, своей продуктивностью и кругозором он воплощает идею, что кино — это не просто сильный сценарий и режиссер-визионер. Кино — это очень плотная органичная система, где автор — многорукий специалист, который может и должен уметь все и интересуется всем, что касается фильма, умеет слушать и договариваться, способен работать в постоянном цейтноте. Он интересуется опытом съемочной группы, фильмами своих соседей-коллабораторов, режиссеров своего поколения, актеров, их ролями и до, и после своей картины. Он капитально погружен в общий кинопроцесс, не ограничиваясь рамками собственных фильмов.

Егор Москвитин. И правда, иногда выстраиваются удивительные цепочки взаимодействия и взаимопомощи. Скажем, в свое время Стивен Содерберг, один из первых выпускников «Санденса», заметил на фестивале картину «Мементо» Кристофера Нолана, которая ему очень понравилась, и он нашел для нее американского прокатчика. Спустя год Кристофер Нолан нашел американского прокатчика для режиссерского дебюта Ричарда Келли — фильма «Донни Дарко». И таким образом они все действительно друг другу помогают.

Алиса Таежная. То есть это очень подвижная, очень устойчивая экосистема. Она держится на сообществе, а не на том, что есть демиурги, которые придумывают великое кино и вокруг которых бегают и их обслуживают какие-то второстепенные персонажи. И то, что и политическая осведомленность, и #MeToo-движение разогнались в том числе благодаря брожению на «Санденсе», тоже показательно. Фестиваль развивает сообщество — пусть это сейчас уже не какие-то совсем низовые ребята, а более или менее прорывающиеся и рассчитывающие на большие бюджеты режиссеры. И здесь очень важен дух цеха. На «Санденсе» и вправду не бывает случайных халявщиков, сюда приезжают крупные специалисты из индустрии, кинокритики из солидных изданий с очень четкой интенцией — увидеть своими глазами, как работает кинематограф после мифологизированной эры авторского кино, в очарованности которой в значительной мере все еще пребывает публика Венецианского и Каннского фестивалей с их праздничным антуражем. Эти великие фестивали действительно несут знамя всех прекрасных режиссеров, актрис и актеров, которые красиво пили шампанское на Круазетт и позировали для светской хроники красных дорожек. Я не могу себе представить, чтобы постер «Санденса», как постер Канн, продвигал ностальгию — Клаудию Кардинале или фильм «Презрение», — анонсируя современное событие. С «Санденсом» невозможно даже вообразить это обращение в прошлое — к «Бешеным псам», Спайку Ли, это вечное возвращение. Никто сейчас не достанет из закромов Ричарда Линклейтера или Стивена Содерберга, чтобы объяснить, что «Санденс» — это важный современный канон.

Егор Москвитин. Я вдруг подумал, что на «Санденсе» я ни разу не видел фильмов, в которых герои снимают кино, что всегда есть в Каннах, в Торонто, все эти «Операция «Арго», «Артист», «Ла-Ла Ленд», «Бёрдмен» и так далее. На «Санденсе» такого эгоцентризма что-то не припомню.

Дмитрий Барченков. Как зритель я следил за «Санденсом» долгие годы, теперь слежу как журналист и, наверное, как начинающий кинематографист и вижу, что помимо уже упомянутой демократизации этот фестиваль отличает его точное попадание в повестку. Мы это видим по «Девушке, подающей надежды» Эмиральд Феннелл, действительно выдающейся дебютантки: замечательный фильм в очень верном ключе отражает то, что происходит сегодня с обществом. Причем «Санденс» не столько встраивается в повестку, сколько ее формирует. Например, здесь побеждало «Неправильное воспитание Кэмерон Пост» Дезире Акхаван. Картина в сцепке, тандеме с драмой «Стертая личность» Джоэла Эдгертона начала борьбу с репаративной терапией в Америке — специальными программами по исправлению гомосексуальности. То есть настоящая общественная борьба началась с фильмов, один из которых был показан на «Санденсе». Это очень большая, важная социальная работа.

Елена Бассе. Никто не ставит себе такую задачу: мол, какая повестка на сей раз? Она естественным образом вырастает из молодых талантов, которые просто берут настоящую жизнь и снимают кино о том, что их по-настоящему волнует, а потом уже приходят и «Золотые глобусы», и «Оскары» и помещают это в другой контекст. Да, это кино может быть очень часто неидеальным, но оно живое. Для меня это невероятно важно и вдохновляет. Я начинаю понимать, чем живут молодые, куда мы движемся, что происходит с обществом, куда оно развивается. В этой связи мне запомнилась показанная в этом году эксцентричная комедия «Планета» (El Planeta) молодой испанки Амалии Ульман, в которой она и ее мама сыграли главные роли. На первый взгляд фильм кажется домашним видео о девушке, которая занята поисками легкого и быстрого заработка, но при этом не отказывает себе в шопинге и походах в ресторан. Иногда она обедает пирожными, прямо как современная Мария-Антуанетта. Но по мере того, как зрители следуют за героиней, становится понятно, что и девушка не такая уж поверхностная, какой видится поначалу, и трудности, с которыми ей приходится сталкиваться, не такие комичные. Постепенно приходишь к мысли, что фильм отражает картину современного мира, в котором экономические проблемы все больше становятся реальностью для тех, чье положение еще вчера казалось довольно благополучным и стабильным. Учитывая тот факт, что в основу фильма легла личная история Амалии, вряд ли можно предположить, что она следовала какой-то повестке.

Алиса Таежная. «Санденс» важен для кинодвижения еще и тем, что значительно уравнял актеров как соавторов фильма. Очень часто актеры остаются просто носителями образа и существуют в тени режиссерского замысла — в худшем варианте это глянцевые люди, которые при помощи яркой внешности и поверхностных интервью продвигают фильмы. Если посмотреть на санденсовские интервью, станет понятно, насколько закрепилась сцепка режиссер — исполнитель главной роли, насколько актер перестал задвигаться в тень как участник творческого процесса. Ну и, конечно, если мы говорим о единстве сценариста и режиссера — а в случае «Санденса» это часто одна фигура или люди, которые работают в тесной связке, — то, несмотря на коммерческую линию фестиваля, идея, что ты можешь сам сделать фильм, именно на «Санденсе» остается живой. Невозможно представить, что режиссеры в Торонто говорят: «Тебе не нужно много денег, ты сам можешь сделать свой фильм». Невозможно представить, чтобы это рефреном звучало в Каннах, разве что на «Двухнедельнике режиссеров» или изредка в «Особом взгляде». А на «Санденсе» это мотто фестиваля.

Егор Москвитин. Действительно, мы можем вспомнить очень много примеров режиссерских дебютов актеров, которые состоялись именно на «Санденсе». Это Идрис Эльба и Итан Хоук, это Эмиральд Феннелл, придумавшая фильм «Девушка, подающая надежды», который номинирован на «Золотой глобус». На последнем фестивале состоялся полнометражный режиссерский дебют актрисы Робин Райт. Так что «Санденс» — инфраструктура для роста всех и для помощи всем.

Дмитрий Барченков. В этом году огромное количество дебютов. И значительную их часть сняли актрисы и актеры: уже упомянутая Робин Райт, а также Ребекка Холл, комик Джеррод Кармайкл, который работал в сериальной индустрии, как продюсер делал сериал «Рами» для Hulu в частности, и тут он появляется с режиссерским дебютом «На счет три» — экзистенциальной комедией про самоубийство, залихватской, дерзкой и очень трогательной.

Юлия Гулян. Лена, ты среди нас чемпион по количеству путешествий в Парк-Сити. Ты чувствуешь, как меняется фестиваль? Ты ведь застала смену и директоров, программных директоров. Известно, как в программировании «Санденс» мотало от Нового Голливуда на заре фестиваля к социально-положительному кино в 80-х, потом инди-звезды стали вытеснять по-настоящему новые имена в 90-х, а в нулевые фестиваль совершил заметный крен в сторону кинорынка… Сейчас то и дело поговаривают об усталости от «типичного «Санденса», но так ли очевиден этот санденсовский стиль?

И еще интересно, существует ли на самом деле (или только в нашем сознании) негласное соревнование между «Санденсом» и «Оскаром» как условное противостояние американского инди и Голливуда. Как фильмы компании А24 мягкой поступью пробираются в главные номинации «Оскара» (хотя ее «Лунный свет» Барри Дженкинса и «Леди Бёрд» Греты Гервиг впервые были показаны не на «Санденсе», а на фестивале «Теллурайд»), так и фильмы, открытые «Санденсом», время от времени появляются в этой гонке, впрочем, ни разу еще не выиграв. Ближе всего к главному «Оскару» подбирались «Отрочество» Ричарда Линклейтера и «Прочь» Джордана Пила, но за последние три года ни один санденсовский фильм не был номинирован на главный «Оскар», хотя были сильные кандидаты — «Прощание» Лулу Ван, «Восьмой класс» Бо Бёрнема…

Елена Бассе. Мне кажется, что очень характеризует «Санденс» его директор. Я застала всех трех: Джеффри Гиллмор завершил работу в 2009-м, ему на смену пришел Джон Купер, а в этом году боевое крещение по полной программе приняла Табита Джексон. Еще Джон Купер сформулировал, что «Санденс» — это discovery festival, который открывает новые имена и новые движения, и подчеркивал, что фестиваль не делает работу ни для «Оскара», ни для Академии, а делает то, что хорошо именно для «Санденса». И когда говорят, что ни один его фильм не получил главной оскаровской статуэтки, «Санденсу», по большому счету, все равно. Просто потому, что, несмотря на весь престиж, это абсолютно не входит в его задачи. По словам Купера, у фестиваля две цели: «поддерживать новых фильммейкеров и вдохновлять новых зрителей».

Юлия Гулян. Тем не менее документальные фильмы «Санденса» довольно часто попадают в оскаровские номинации.

Елена Бассе. Да, за 36 лет существования фестиваля 13 документальных фильмов «Санденса» получили «Оскар». Первым из них стали показанные в 1985 году «Времена Харви Милка» Роба Эпштейна об истории жизни американского политика, открыто заявившего еще в 70-х о своей гомосексуальности. Именно этот фильм привлек к себе внимание авторов игровой картины «Харви Милк» с Шоном Пенном, получившей два «Оскара». Невозможно не вспомнить «Неудобную правду» Альберта Гора, в которой были собраны научные доказательства неизбежности драматических изменений жизни на Земле в результате последствий деятельности человека. Еще один оскаровский призер — «Рожденные в борделях» Заны Бриски и Росса Кауффмана — рассказал о детях, живущих в квартале «красных фонарей» Калькутты. Несмотря на довольно печальную тему, фильм оказался на удивление жизнеутверждающим и вдохновляющим. И пусть в нем явно присутствует идея «белых спасителей», которым не удалось кардинально изменить жизнь всем восьмерым детям при помощи уроков фотографии, он не оставил никого равнодушным. Тем более было здорово узнать, что один из мальчиков, героев картины, успешно закончил NYU и действительно стал фотографом. Потом был совершенно чумовой фильм Джеймса Марша «Человек на проволоке» с саундтреком Майкла Наймана, пощекотавший нервы зрителям. И уж совсем страшная «Бухта» Луи Сахойоса о массовом истреблении дельфинов у берегов Японии, на которую я сознательно решила не ходить, сорри. В 2017 году в Парк-Сити прогремел «Икар» Брайана Фогеля о проблеме допинга в профессиональном спорте. И поскольку в нем немалое место отводилось Григорию Родченкову, то мне было чрезвычайно интересно пообщаться с режиссером. Совсем недавно на Zoom я спросила его о дальнейшей судьбе Грегори, и Фогель рассказал, что тот по-прежнему живет под прикрытием, до сих пор так и не встретился с семьей. Но полтора месяца назад, еще до истечения президентского срока Трампа, Конгресс США утвердил антидопинговый закон, который получил название Rodchenkov, позволяющий призывать к уголовной ответственности причастных к использованию допинга на спортивных соревнованиях, проходящих на территории США. Интересно, что второй фильм Фогеля «Диссидент» (премьера которого состоялась на «Санденсе» в прошлом году) об убийстве журналиста Джамаля Хашогги, не вошел в этот раз даже в оскаровский шорт-лист. Сам режиссер хоть и не утверждает, но и не исключает, что при этом не обошлось без участия влиятельных представителей Саудовской Аравии. «Как любой режиссер, я заинтересован в престижных премиях главным образом потому, что они привлекают внимание к фильму, тем самым увеличивая число его зрителей». И он прав, конечно. Темы документальных картин часто становятся центральными в общественных обсуждениях, которые могут привести к значительным изменениям, а могут, конечно, и не привести. Благодаря докам появляется возможность увидеть своими глазами то, что ранее увидеть было или трудно, или невозможно. В этой связи не могу не вспомнить украинский фильм «Земля голубая, будто апельсин», показанный в прошлом году на «Санденсе». Тогда Ирине Цилык, снявшей кино о многодетной семье, которая более семи (теперь уже!) лет проживает в зоне военных действий в Донецкой области, была вручена премия за лучшую режиссуру. Эта картина совершенно не похожа на большинство фильмов о войне и, может быть, именно поэтому так цепляет.

Документальное кино — одна из главных причин, почему я езжу на «Санденс». Не сомневаюсь, что и его доки этого года будут как минимум номинированы на «Оскар» в 2022-м.

Алиса Таежная. Во многом «Санденс» утвердил документальное кино в том популярном виде, в котором оно сейчас существует. Доки были какой-то абсолютно нишевой историей, редко интересной зрителю. Безусловно, у их перехода в мейнстрим есть свои концептуальные проблемы, например то, что я называю размножившимися почкованием доками «Нетфликса» обо всем — от квантовой теории до истории матерных слов. Но в целом без «Санденса» поп-документалистика, перезапущенная американской киноиндустрией, скорее всего, не покорила бы мир. Ведь что такое документальное кино для обывателя? Образовательные фильмы о жизни планеты. Для насмотренного человека это Дзига Вертов, Крис Маркер, Аньес Варда — единичные имена в истории кино, которые на массового зрителя не особенно влияли.

«Санденс» приводит документалистику в категорию популярного зрелища, социально-политическую и криминальную в первую очередь.

Юлия Гулян. Оно и понятно: документальное кино метафизически более радикально. Для фестиваля, чьим девизом последних лет было «Вызов, эксперимент, риск, независимость», вполне логично. Иногда кажется, что единственной константой «Санденса» остаются волонтеры и сопротивляющиеся реновации кинотеатры — вот уж поистине ветераны Парк-Сити.

Алиса Таежная. Меня поразила вовлеченность волонтеров на «Санденсе». Много людей — очень крутых, интересных, самого разного возраста и происхождения — приезжают неизвестно откуда, общаются 24/7, веселят тебя в очереди, встречают и заботятся о твоем комфорте.

И второй прекрасный фактор — действительно огромное количество зрительских показов, а не смотров для прессы и индустрии. Третий фактор, очень интересный и забавный для меня, — ветхая, странная, непонятная кинотеатральная инфраструктура. Кинотеатры — это и вправду довольно провинциальные заведения, в которых вне фестиваля обычно торгуют карамельным попкорном и показывают, наверное, в лучшем случае мультик «Душа». И вдруг эти заскорузлые, замшелые места оживают за счет публики — и становится понятно, что любая инфраструктура, если она хоть каким-то образом существует, если есть хорошее проекционное оборудование, нормальные сидячие места и зал — неважно где, каким льдом оно занесено, — если ты туда приносишь смысл, причину, ради чего людям нужно прийти в кино, они в это кино придут.

Многие фестивали начинаются с дверок, знаменитостей, дорожек, ленточек, зазывающих пресс-релизов. «Санденс» начинается с повода — самих фильмов. Есть фильмы — придет публика, как профессионалы, так и самые обычные американцы. Смотрите кино, приходите, общайтесь (а пресса стоит в очереди вместе со зрителями), стойте рядом, слушайте друг друга, разговаривайте!

И еще классная лично для меня фича — выходишь из зала, когда хочешь, никто на тебя не обижается, и заходишь сколько хочешь раз. Таким образом я выходила с фильмов, которые мне казались безнадежными. В Каннах, как мы знаем, это невозможно, в Венеции тоже — расписание, аккредитация и билеты так не рассчитаны. До поры до времени так было в Берлине, пока кинотеатры не разнесли по всему городу, и ты в лучшем случае успеешь теперь на четыре сеанса в день. На «Санденсе» можно, если не сложилось с одними картинами, попасть на другие — у меня получалось посмотреть шесть или семь, и я каждый день уходила с фильмов, которые меня не впечатляли.

Юлия Гулян. На «Санденсе» можешь зайти снова на сеанс, потому что тебе на выходе ставят детскую (или рейверскую — как посмотреть) печатку на руку. И, может быть, даже эти ветхие кинотеатры — тоже часть, пусть и формальная, этой уравнивающей юности. Вообще, это по-хорошему очень юный, какой-то школьный фестиваль. Даже его закрытие, на которое, к слову, может попасть каждый, происходит в обычном школьном спортивном зале, где номинанты сидят на спортивных скамейках! А вместо закрытых вечеринок с дресс-кодом в обычном баре выступают и Макс Рихтер, и солист The National, причем с разницей в один день. Это невозможно себе представить больше нигде.

Егор Москвитин. На «Санденсе» почти всегда разговор с волонтером начинается с того, какой его год был первым, кто-то даже показывает билеты на «Секс, ложь и видео» 1989 года. А каждый день начинается с шоурила, как волонтеры провели предыдущий день. И на фоне Канн, где обязательно это юноши и девушки модельной внешности, такой подход к волонтерам и к сотрудникам, конечно, сильно выделяется. Ну а спортзал — это место, где происходят легендарные встречи. Там мимо может пробежать абсолютно пьяный Итан Хоук, и Тайка Вайтити может выйти утром покурить с красными глазами и поговорить на русском с тобой. Невероятно близкие контакты любой степени. С самыми большими звездами.

Дмитрий Барченков. Удивительно, как пандемия и наше время в целом меняют контекст, в котором находятся основные премии. Аж несколько дебютов с прошлогоднего «Санденса» попали в номинанты «Золотого глобуса», и мы, очевидно, увидим часть из них в номинантах «Оскара». Фильм Эмиральд Феннелл «Девушка, подающая надежды» в четырех номинациях. У Макса Барбакова с его «Зависнуть в Палм-Спрингс» — две номинации, и это тоже дебют и тоже с «Санденса». В номинации на лучший фильм на иностранном языке — «Минари» Ли Айзека Чона, который победил на «Санденсе» в прошлом году. Мощнейший документальный фильм «Добро пожаловать в Чечню» Дэвида Фрэнса, я уверен, еще пошумит на «Оскаре». То есть сейчас уже сама жизнь указывает киносообществу, что «Санденс» — это показательная и очень важная для киноиндустрии площадка.

Егор Москвитин. Есть еще один фильм с «Санденса», который претендует на «Золотой глобус» и «Оскар», — «Отец» Флориана Зеллера. Из десяти фильмов, которые в этом году номинированы на «Золотой глобус» в комедийной и драматической номинациях, три картины, а если добавить «Минари» Ли Айзека Чона как фильм на иностранном языке, но сделанный в Америке, то уже четыре номинанта с «Санденса». Всего лишь одна картина из Венеции — «Страна кочевников», и еще пять — стриминги. То есть баланс сместился, и, возможно, так и будет продолжаться дальше. Фильмы с «Санденса» никогда далеко не заходили на «Оскаре», разве что «Парни не плачут» Кимберли Пирс принесли награду Хилари Суонк за лучшую актерскую игру, а «Прочь» Джордана Пила заработал статуэтку за сценарий, но тем не менее главного «Оскара» они действительно ни разу не брали, хотя номинанты были достойные — это фактор, очень интересный и забавный для меня, — ветхая, странная, непонятная кинотеатральная инфраструктура. Кинотеатры — это и «Назови меня своим именем» Луки Гуаданьино, и «Отрочество», и многие другие картины.

Юлия Гулян. «Манчестер у моря» Кеннета Лонергана (хоть и награжден за лучший сценарий) и «Бруклин» Джона Кроули тоже добирались до главного «Оскара», но его у них нет. И не могу не добавить победителя «Санденса»-1988 — комедию «Во власти луны» Нормана Джуисона (три номинации на «Оскар»), получившую призы за лучшую женскую роль (Шер), лучшую женскую роль второго плана (Олимпия Дукакис) и лучший сценарий (Джон Патрик Шенли). При этом первый же птенец лаборатории «Санденса» — драма «Север» Грегори Навы о гватемальских нелегальных иммигрантах (премьера, впрочем, прошла в Теллуриде в 1983-м — тогда фестиваля «Санденс» еще и не было) получила номинацию на «Оскар» за лучший сценарий.

Егор Москвитин. В общем, происходит все из банального корпоративного момента: когда «Санденс» появился — а у него есть две даты рождения: 1981 год, когда была создана лаборатория и состоялся «пробный» фестиваль, и 1985-й, когда фестивали стали регулярными. Есть еще третья — 1978 год, когда рядом, в Юте, в Солт-Лейк-Сити прошел фестиваль, который впоследствии и превратился в «Санденс». Так вот, правило отбора заключалось в том, что это фильмы, произведенные вне крупных киностудий. Поэтому голливудские мейджоры, которые всегда делали ставку, например, на фестиваль в Торонто (открылся в 1976 году) или на Венецию, никогда не были связаны с «Санденсом» производственными, финансовыми интересами. Ситуация начала меняться не так давно, когда у мейджоров появились свои инди-подразделения, например Fox Searchlight, который в свое время купил на «Санденсе» за рекордную сумму фильм «Рождение нации» Нейта Паркера и рассчитывал его продвигать на «Оскар» (но там случился страшный секс-скандал с режиссером). С тех пор примерно все большие студии что-то так или иначе покупают на «Санденсе», и особенно это заметно по той bidding war, которая происходит сейчас благодаря стримингам, когда каждый год растут суммы, за которые на «Санденсе» покупаются права на прокат фильмов. Например, если «Рождение нации» пять лет назад было продано за $17,5 миллиона, то в прошлом году за $17,5 миллиона и 69 центов стриминг Hulu купил права на «Зависнуть в Палм-Спрингс». Абсолютный рекорд. И это то, что, с одной стороны, рушит систему независимого проката, потому что компании вроде Annapurna и А24 уже не могут так поддерживать войну торгов. А с другой стороны, это дает понять, что стриминги сейчас будут делать ставку на репертуар «Санденса» и мы все чаще будем видеть какие-то массивные кампании в поддержку номинаций для этого репертуара, что со временем выведет роль «Санденса» если не на первое место, то на лидирующую позицию.

Дмитрий Барченков. В этом году за главные, яркие картины боролись как прокатчики на местах — территориальные поставщики фильмов (назовем их так), — так и стриминги. Фильм Ребекки Холл Passing в итоге попал на Netflix. Главного победителя, картину CODA Сиан Хедер, у которой четыре награды, купил сервис AppleTV+ аж за $25 миллионов при бюджете в $10 миллионов. Все это говорит о том, что, несмотря на кинотеатральный прокат и требование «Оскара», с кинотеатральным прокатом связанное, все равно именно стриминги будут тянуть эти фильмы дальше и в награды, и к зрителю, а количество зрителей онлайн-платформ с каждым днем стремительно растет.

Елена Бассе. В этом году из 15 документальных фильмов, вошедших в шорт-лист «Оскара», семь от «Санденса», включая «Добро пожаловать в Чечню». И я предсказываю, что выиграет «Время» Гаррет Брэдли, показанное на «Санденсе» в 2020-м. И почти наверняка можно сказать, что в 2022-м это будет «Лето души»/Summer of Soul (...Or, When the Revolution Could Not Be Televised) Амир-Халиба Томпсона, которое в этом году выиграло документальный конкурс «Санденса». Это фильм о музыкальном фестивале черной музыки, проходившем в Гарлеме параллельно Вудстоку, и о нем никто прежде не говорил. Его так и называли «Черный Вудсток». Двухчасовая картина была создана из записей, вытащенных из подвала, где они пролежали в полном забвении более 50 лет. Продолжение названия этого дока «...или Когда революцию не транслировали по телевизору» как нельзя лучше характеризует и отражает «Санденс», где соединяются и культура, и политика, и настроение общества в оригинальном контексте. Именно этим фильмом мне запомнится «Санденс»-2021, а не CODA — фильмом хорошим, но являющимся практически дословным ремейком французской картины «Семейство Белье» Эрика Лартиго 2014 года, завоевавшей европейский «Оскар» в 2015 году. Так что фильм, по-моему, не является показательным для «Санденса», хотя, безусловно, тема буквальной глухоты, похоже, является отражением проблемы нарушенной коммуникации в обществе.

Дмитрий Барченков. Действительно, на «Санденсе» часто награды получают картины одновременно очень зрительские, рассчитанные на широкого (неточное слово, но не знаю, как иначе сказать) зрителя и в то же время затрагивающие важные проблемы. В CODA были люди с нарушением слуха. Та же «Станция «Фрутвейл» Райана Куглера говорила о проблеме темнокожего населения и полицейского произвола. Была «Одержимость» Шазелла — с одной стороны, суперзрительская картина, но с другой — говорящая об абьюзе на рабочем месте. Но все же главное, что «Санденс» ориентирован именно на зрителя, не на высоколобую фестивальную аудиторию, а действительно на каждого. И, несмотря на то, что мне безумно нравятся Passing Ребекки Холл или «На счет три» Джеррода Кармайкла, который, на мой взгляд, настоящее открытие (не говорю уже отдельно о документальном кино), не могу не согласиться с решением отдать главные призы довольно простецкому фильму CODA.

Алиса Таежная. «Санденс» сейчас абсолютно четко, мне кажется, позиционирует себя или воспринимается как площадка социально осознанного кино, которое пытается говорить о несправедливости. Такое байденовское кинопроизводство, где сейчас сложно не быть политически ангажированным, причем в одном общем поле. Вопрос киноязыка в такой ситуации становится второстепенным, и я думаю, что это проблемное поле «Санденса», потенциально губительное для кинофестиваля и кинематографа вообще. Потому что сценарий и политический посыл начинают доминировать, в результате чего кино переходит в интонацию публицистики. Для эксперимента, свободной работы с формой, оторванности от повестки, альтернативного самовыражения остается мало места. Идеологическое нарративное кино очень сужает игровое поле. В целом искусство часто приходит на помощь, когда важные темы не прорабатываются на уровне, скажем, гражданской активности, благотворительности, горизонтального участия в судьбе друг друга. В нарративном правдоборческом кино все виды дискриминации, которые не истреблены в реальности, истребляются символически, обсуждаются, осмысляются в пространстве вымышленных историй. Но мое личное убеждение: кино может быть перевалочным пунктом этого процесса, но не должно быть пунктом назначения. Кино не должно становиться публицистикой с заготовленными для повторения истинами, назидательными пособиями по праведной жизни. И кино не может быть заменителем реальной гражданской работы. Я думаю, что это в целом большая проблема для кинематографа сейчас. Потому что искусство всегда пытается и должно бороться с несправедливостью, но его сами художники должны защищать от того, чтобы оно отрабатывало проблемы так функционально, как на самом деле их должно отрабатывать общество. Это взаимодополняющие способы работы с несправедливостью, которые мне бы не хотелось, чтобы стали взаимозаменяемыми. В фестивальном движении вообще скрыта опасность снять с себя ответственность за необходимость реальных действий. Допустим, мы сняли «Неправильное воспитание Кэмерон Пост», высказались, можем себя погладить по голове. Но проблему мы не решили. Всего лишь сделали заявление — дальше нужно гражданское действие.

Юлия Гулян. Интересно, что именно американская культура сейчас так активно работает против своего же проекта умолчания, о котором говорили и Воннегут, и ранее Амброз Бирс, уходя в молчание, неговорение о кошмаре. Ведь как только мы обличаем ужас в слова, эстетизируем проблему, то возникают некоторая близость и ситуация примирения и проблема перестает быть таковой, а есть вещи, с которыми нельзя примириться. И все, что нам остается, — это осознать неизбежность этого зазора между нашей реакцией, всеми означающими, которые мы набрасываем на реальность, и самой реальностью.

Алиса Таежная. Фестиваль — это хороший промостарт, но, помимо информирования, очень важно, чтобы люди не просто оставались зрителями Hulu, кликающими на кнопки, но и приводили идеи, полученные на фестивале, в реальное политическое действие. И это уже наша зрительская ответственность. Показать кино социальной темы на фестивале — всего лишь первый шаг, а девять других шагов должны сделать люди по отношению к своей жизни, а не режиссеры по отношению к теме. То есть они только начали, а мы уже должны продолжать действовать в реальности. И здесь важна не только частота упоминаний какой-то темы — скажем, дискриминации, — а способность критиков этот смысл ухватить, дополнить и перевести для потенциальной аудитории, а аудитории — включиться в фильмы не только как пассивные зрители.

Дмитрий Барченков. И «Кэмерон Пост», и «Стертая личность» — как раз примеры, когда общество пошло дальше обсуждения и начало решать проблему вне кино, вне фестиваля.

Алиса Таежная. Да, классно, когда это работает как катализатор, но нельзя целиком складывать с себя ответственность за будущие политические решения — мол, появился фильм об этом, дело сделано, ведь режиссер уже снял, а мы уже поговорили.

Елена Бассе. Сразу же вспомнилось, что Джон Купер часто говорил: «Есть фильмы очень важные, а есть фильмы, которые меняют твою жизнь». И на «Санденсе» всегда есть и те и другие. Для меня фильмом, изменившим жизнь, стала «Кристин» Антонио Кампоса о реальной истории телеведущей Кристин Чаббак, совершившей самоубийство в прямом эфире. Ребекка Холл исполнила эту роль с такой портретной достоверностью, что я узнала в ней одного очень близкого человека, и этот фильм открыл мне глаза, полностью перевернул мое отношение к нему. Я уже понимала, что для меня фестиваль закончился, потому что всё я уже получила. Мне кажется, что ни один психотерапевт не смог бы мне это донести настолько явственно.

А фильм, говорящий о чем-то важном, который меня тоже поразил, — это «Волшебная страна» («Покидая Неверленд», Finding Neverland), которую Джон Купер поставил в программу в последний момент, понимая прекрасно, что она взорвет общество. Когда я спросила у него, как он на это решился, он показал свой телефон: «Посмотри, мне каждую секунду приходят имейлы, где фанаты Майкла Джексона угрожают моей жизни». Это тоже поступок. И Купер рассказывал, как они долго думали, показывать этот фильм или нет, потому что понимали, какую реакцию он вызовет. Но когда они поговорили с создателями, включая двух главных актеров, то поняли, что это не просто какая-то бомба, которая должна взорваться, это реальность, настоящий фильм и настоящая история. Но режиссера картины и самих парней, чьи истории были рассказаны в фильме, после премьеры все же выводили из зала кинотеатра через заднюю дверь.

Егор Москвитин. Пожалуй, самый поразивший меня фильм — «Красивый, плохой, злой» (2019) Джо Берлингера. Это такая глянцевая приключенческая драма о самом страшном из серийных убийц — Теде Банди, которого играет холеный Зак Эфрон. Сюжет построен так, что ты до конца можешь сомневаться в виновности героя. Я не знал историю Банди и был очарован. А вот американцы этот фильм разнесли еще до окончания показа: люди вставали, матерились и уходили. Потому что в 2019 году больше неприемлемо симпатизировать насильнику и на первый план наконец-то выходит история жертв. И мне показалось, что это был момент завершения 60-летнего периода, когда мы восхищались антигероями. Периода, начатого в 1960 году фильмами «На последнем дыхании», и «Психоз». И это доказательство того, что «Санденс» — фестиваль про решение этических дилемм. Другие тому доказательства — премьеры «Рождения нации», «Девушки, подающий надежды», «Покидая Неверленд» и документального фильма о Харви Вайнштейне, который когда-то был королем и покровителем «Санденса», и о его приключениях здесь даже снят отдельный эпизод сериала «Красавцы». «Санденсу» нужно было порвать с этим человеком и признать свою вину за многолетнее партнерство с ним — и фестивалю хватило духу это сделать.

Юлия Гулян. Я человек простой, меня перевернул, что называется, «типичный «санденс-фильм» — «Прощание» Лулу Ван с Аквафиной в роли внучки, которая вместе со всей родней не в силах сообщить своей китайской бабушке смертельный диагноз. Мелодраматизм здесь успешно подменяется самоиронией, и помимо того, что формально в фильме и правда достаточно типичных родовых черт «Санденса» от мамблкора бездействующих, улыбающихся «улыбкой над собой» героев (такой у них интериоризированный путь — сколько ж можно фронтир осваивать) до ретроцветокоррекции, в нем также осмысляется вопрос диаспорального сознания, который, по-моему, отражает и парадокс современного человека в целом: необходимость постоянно себя как-то самоидентифицировать, мириться с раздробленностью сознания, бороться со взглядом другого. Так и получается, что сугубо личная, автобиографическая история Лулу Ван завоевала сердца и приз зрительских симпатий «Санденса» в 2019 году.

Егор Москвитин. Кстати, как раз прививка от вероятной оценки фильмов не совсем по их эстетическим, драматургическим свойствам — то, что на «Санденсе» абсолютно равнозначны две премии, одну из которых выдает жюри, а другую — зрители. Например, когда победило «Неправильное воспитание Кэмерон Пост», зрители отдали свой приз картине «Бремя» про белого парня, реднека из Америки, который выходит из ку-клукс-клана. В общем-то, это кино, реализующее запрос на историю людей, которые на самом деле очень редко интересны Голливуду, потому что Голливуд достаточно высокомерно к ним относится. И, наверное, интерес к таким зрителям возник после 2016 года, когда победил Трамп, а они о своем голосе хоть как-то заявили и с ними начали считаться. Выходят такие фильмы, как «Любой ценой» (Hell or High Water) Дэвида Маккензи. И, в принципе, довольно часто не совпадают приз зрителей и приз жюри.

Дмитрий Барченков. А в этом году совпал — мелодраму CODA выбрали и зрители, и жюри. Но важно другое. Этот год на «Санденсе» подтверждает, что помимо «важного» кино отборщики дают нам и жанровые эксперименты. Был фильм Бена Уитли «В земле», который похож на мрачный треш-сон Гаспара Ноэ. Там натурально есть сцены, где всё в стробоскопе с электронным саундом и тебя уносит в какой-то психоделический трип. И при этом были фильмы, которые, да, меняют тебя. Меня, честно вот, изменил Passing Ребекки Холл. И здорово, что его купил Netflix. Это фильм про темнокожих девушек, которые пытались сойти за белых в 20-е годы в Америке. Финальными кадрами кино приближается к настоящей живописной картине — дело в точной режиссуре Холл и мастерстве оператора Эдуарда Грау. А какие там Рут Негга и Тесса Томпсон! Это все действительно производит ошеломляющее впечатление: полчаса молчишь, потом плачешь, а потом снова молчишь и чувствуешь помимо важности для общества (она тут бесспорна) важность этого кино для тебя лично.

Алиса Таежная. Думаю, все в курсе, что социально-критическое, антирасистское кино существовало в Штатах многие годы задолго до BLM и Трампа и прекрасно справлялось с миссией разговоров о справедливости, причем в куда более людоедские времена. Как раз Passing по синопсису очень напоминает «Имитацию жизни» Дугласа Сёрка — кино о том, как чернокожий человек при прочих равных попробует прибиться к белому окружению, чтобы его жизнь сложилась удачнее.

А по поводу «Покидая Неверленд»… Я как раз застала на «Санденсе» прекрасный воспевающий Джексона документальный фильм Спайка Ли «Путешествие Майкла Джексона от Motown к стене». В 2016-м все, хлопая в ладоши, смотрели фильм про то, как Джексон записал после группы Jacksons 5 свой дебютный альбом. Абсолютный манифест творческой свободы, лишенный социального контекста и неудобных вопросов (мы же все знаем, что эти истории про парки развлечений и одержимости Майкла детьми ни от кого не были секретом).

Это очень интересная мутация и пример стремительной реакции на повестку — резкий актуальный сдвиг журналистского, публицистического и киносообщества. Вещи, о которых мы раньше предпочитали не думать, мы больше не можем позволить себе выводить за скобки. Вряд ли это навсегда, но сегодня мы не хотим закрывать глаза на плохое. Более того, если плохое есть — про него мы, скорее всего, и скажем в первую очередь.

Еще недавно комплиментарный документальный фильм о творчестве, никак не апеллирующий к биографии, был достаточно распространенной практикой. А за последние несколько лет нет ни одного дока о «прекрасном», где не давались бы какие-то биографические детали, критические справки о времени и контексте и игнорировалась бы неоднозначность главного героя. С трудом могу представить документальный байопик по состоянию на 2024 год, вымывающий сомнительные аспекты биографии. Не заметать под ковер — сейчас тоже часть конъюнктуры.

Елена Бассе. Если вспоминать музыкальные доки, я просто не могу не сказать о прекрасном фильме «В поисках Сахарного Человека» (Searching for Sugar Man; 2012) Малика Бенджеллуля, на котором я и рыдала, и смеялась, и радовалась вместе со всем залом. Там ничего не заметали под ковер просто потому, что история была не о звезде, а как раз о музыканте, чей недолгий успех оказался в далеком прошлом. Это был тот случай, когда жизнь оказалась невероятнее любого сценария. Не могу ни с чем сравнить те эмоции, которые я испытала в момент нахождения не то что истины, а каких-то и высоких, и простых чувств вместе с другими зрителями в зале.

Поэтому меня волнует возможность полного перехода в виртуальную область. Несмотря на грандиозный успех гибридной модели и увеличения числа зрителей при снижении количества фильмов, я все же с нетерпением жду открытия кинотеатров. Еще во время подведения итогов 30-летней деятельности фестиваля Роберт Редфорд говорил: «Изменения неминуемы. Ты или сопротивляешься им, и мы все знаем таких людей, или движешься с ними вперед». Надеюсь, в будущем фестиваль будет развивать обе реальности — и виртуальную, и физическую. Ведь живое общение нельзя сравнить ни с чем, даже вот сейчас с вами разговариваю и ощущаю близость и радость единомышленников. То есть бесспорно, что Zoom лучше, чем мессенджер. Но не только же Zoom единым!

А говоря об антитрамповском движении, не могу не вспомнить женский марш 2017-го, состоявшийся, несмотря на сильный снегопад. Я шла рука об руку со своей подругой — финансовым директором независимой кинокомпании; она со своей дочкой, я со своей — студенткой киношколы. Для всех нас, проигравших выборы, это была такая отдушина: мы чувствовали себя не одинокими, мы были с единомышленниками не просто в плане политическом, но и социальном. Вокруг нас были абсолютно разные женщины — всех возрастов, национальностей и рас. Но мы все любили кино, мы все к нему каким-то образом относились. Конечно, и актрисы знаменитые были, включая Лору Дерн и Шарлиз Терон. Но в этот момент они были одними из нас — тех, кто месил снег на улицах Парк-Сити и поддерживал речевки. Это великолепный пример «Санденс»-движения, выходящего за рамки кинотеатров.

Алиса Таежная. Надеюсь, «Санденсу» удастся преодолеть огромную пропасть между показом фестивальных фильмов и их дальнейшей дистрибуцией хотя бы для киносообщества. Не говорю уж о том, чтобы зрители рано или поздно увидели эти сотни картин, которые показывают в разных программах. Кинофестивальное движение должно бороться с элитарностью показов: фильмы должны добираться до синефилов по всему миру. Мне кажется, что цифровой переход «Санденса» в 2021 году, в отличие от, например, Каннского МКФ, который снова решил «отложиться», — это шаг в сторону демократизации зрительского доступа к фильмам. Потому что ситуация, когда во время ковида кто-то решает на свой страх и риск поехать в Венецию, — это нездоровая для индустрии ситуация. Нельзя ставить профессионалов кино, да и всех остальных людей перед таким выбором. Ковид только подчеркнул проблему оторванности фестивалей от зрителей, которым фильмы потенциально важны и интересны.

Юлия Гулян. Если говорить про дигитализацию, ведь Роберт Редфорд запустил кабельный канал Sundance TV задолго до стримингов и необходимости уйти в онлайн еще в 1996 году, и показывали на нем и фильмы с фестиваля, и другие доки, и независимое кино, что фестивальному движению не мешало — скорее поддерживало его. Правда, в 2008-м Редфорд продал канал нынешним AMS Network, но миссии своей канал не изменил.

Егор Москвитин. На Sundance TV показывали потрясающе тонкие драмы. Одна из них — «Ошибки прошлого» (Rectify) — история про мужчину, обвиненного в педофилии, прожившего в тюрьме полжизни и вернувшегося в свой родной город. Про этот сериал говорили, что это как если бы у «Над пропастью во ржи» было продолжение. Также там показывали «Так близко» (This Close) — первый сериал, сделанный и исполненный глухими шоураннерами и рассказывавший о жизни глухонемых. Тоже абсолютно новый киноязык. А еще на «Санденсе» рождаются коллаборации, которые из кино переходят на телевидение. Например, два года назад на фестивале показали фильмы Сэма Левинсона «Нация убийц» и Пиппы Бьянко «Репост». И в итоге они (с Августин Фриззелл и Дженнифер Моррисон) сделали потрясающий сериал «Эйфория». Или, например, Кэри Фукунага сначала отучился в лаборатории «Санденса», потом участвовал в постановке «Настоящего детектива», а вскоре стал первым режиссером из обоймы Netflix, чей фильм «Безродные звери» показали в Венеции в 2015 году.

Юлия Гулян. «Санденс» единственный смог преодолеть извечное национальное лобби, когда в Венеции слишком много итальянского, в Каннах слишком много французского, и ладно бы это были выдающиеся картины... А «Санденс» все легко решил, находчиво разделив конкурс в игровом, документальном и коротком метре на национальный и международный. Естественно, это возможно только для сильной национальной кинематографии — в Европе, может, таких и не осталось уже. Но вы почувствовали, как поменялось программирование с приходом нового программного директора Ким Ютани? За гендерное равновесие и прежде успешно боролись, но сейчас появилось ощущение, что международный конкурс стал намного сильнее — не случайно же потом те же самые фильмы показывают в параллельных программах и Берлина, и Канн.

Егор Москвитин. Это и национального конкурса касается. В последние пять-шесть лет выросла роль «Санденса» как места, откуда совершаются трансферы в Берлин и Канны. В Берлин в свое время перебрались «Не волнуйся, он далеко не уйдет» Гаса Ван Сента, «Сувенир» Джоанны Хогг, а в прошлом году «Никогда, редко, иногда, всегда» Элизы Хиттман, и очень странно, что этого фильма нет на «Золотом глобусе», надеюсь, что он хотя бы на «Оскар» попадет. А в Канны ездили «Гив ми либерти» Кирилла Михановского, «Мэнди» Паноса Косматоса, «Дикая жизнь» Пола Дано. То есть «Санденс» постепенно расширяет свое влияние, и думаю, что в следующие годы это только усилится.

Вот еще за счет чего растет значение «Санденса»: начиная с 1999–2000 годов, когда «Гарри Поттеры», «Властелины колец» и «Матрицы» превратили понятие «событийное кино» не во что-то, что случается раз в год, как «Парк Юрского периода» или «Титаник», а в нечто, что должно происходить еженедельно. Соответственно, резко вырос спрос на режиссеров, которые могли бы это снимать. И второй раз он вырос, когда появились стриминги. Поэтому к «Санденсу» приковано пристальнейшее внимание — именно здесь можно найти изобретательных молодых режиссеров, которые впоследствии сделают свой блокбастер.

Так, на «Санденсе» нашелся режиссер для «Черной Пантеры» Райан Куглер, Райан Флек и Анна Боден сняли «Капитана Марвела», Джастин Лин — «Форсаж» и «Стартрек: Бесконечность», Тайка Вайтити — «Тор: Рагнарёк» и все остальное, Декстер Флетчер — «Рокетмена», Кэтрин Хардвик — «Сумерки», Джеймс Мэнголд — «Логана»

И если уж заниматься неймдроппингом, то именно «Санденс» стал основой для сильной женской волны, потому что в свое время в его лаборатории сценарной или режиссерской свои первые проекты показали Андреа Арнольд, Дебра Граник, Элиза Хиттман. Так что фестиваль ассоциируется не только со «старыми» мужскими именами вроде Даррена Аронофски, Уэса Андерсона, Квентина Тарантино, Кэри Фукунаги, Пола Томаса Андерсона и даже Альфонса Куарона, но и с равным количеством женских имен.

Елена Бассе. А также Хлоя Чжао, которая начала с «Песен, которым меня научили братья» — премьера также была на «Санденсе». Интересно, что же она теперь сделает с этими марвеловскими «Вечными». Ну и как не вспомнить Джоанну Хогг, которая обещала привезти и вторую часть «Сувенира» на «Санденс».

Алиса Таежная. Из женщин, безусловно, Жозефин Декер, Китти Грин, Ники Каро, Грета Гервиг — что называется, до того, как это стало мейнстримом. И еще важная вещь, связанная как раз с политикой равноправия: в среде американских кинофестивалей доля фильмов и проектов режиссеров-женщин как в лаборатории, так и в конкурсе «Санденса» — самая высокая среди крупных фестивалей.

Егор Москвитин. Больше только на «Кинотавре»!

Елена Бассе. Я хочу еще обязательно заметить по поводу черного кино, потому что для американской публики это важная составляющая. Радует появление не только новых имен, но и разнообразных жанров. Не могу не вспомнить Ди Рис с ее фильмом о юной темнокожей лесбиянке «Отверженная». Опять же Ди Рис не придумывала повестку, она говорила о том, что пережила сама. Как и Рада Бланк, которая привезла в прошлом году замечательную комедию «40-летняя версия», в которой рассказала историю уже не юной рэперши. В этом году настоящим событием стал показ картины Шаки Кинга «Иуда и черный мессия» — драмы, основанной на реальной истории чернокожего парня, ставшего информатором ФБР в конце 60-х, в самый разгар деятельности «Черных пантер». В результате именно его предательства был убит один из руководителей этой партии, харизматичный революционер, сумевший к тому времени объединить несколько левых группировок. Был ему всего 21 год, но его влияние на политической арене было чрезвычайно велико. Редко случается такое четкое попадание и в отношении названия, и в отношении расставленных в этой драматической истории акцентов. Фильм значим еще и благодаря работам великолепных актеров Дэниела Калуи и Лакита Стенфилда. То есть то, что зарождалось чуть ли не в комедийном плане, вырастает сейчас в такое важное высказывание. Уверена, к следующему «Оскару» о фильме не забудут.

Алиса Таежная. У кино «Санденса» есть свойство — все в твоем понимании кино перевернуть. Мои любимые фильмы, снятые на рубеже 80-х — начала 90-х годов, показали, каким малобюджетным может быть крутое кино. И какое гигантское движение есть в ситуации, когда режиссер не ждет больших денег и внешней поддержки, а собирает маленькую команду. Это самые важные принципы «Санденса», которые и сейчас работают и масштабируемы.

Ведь «Мандарин» (Tangerine) Шона Бейкера — это тоже продолжение историй Содерберга или Спайка Ли: меньше денег, больше фокуса на сюжете, работа с реальной проблемой, с непримелькавшимися лицами, с непавильонной инфраструктурой. Проблема большинства молодых режиссеров в том, что у них нет денег, и задача кинофестивалей в первую очередь не просто продвигать идею «снимай сейчас, не жди финансирования», а показывать, как снимать без средств, чтобы не было стыдно. Шон Бейкер, Джо Сванберг, братья Сэфди, Алекс Росс Перри… — этот поток не заканчивается. Для меня это самое радостное, что происходит в современном американском кино вообще.

Юлия Гулян. В этом плане очень неподдельным кажется и подход ко всем программам — не поворачивается язык назвать какие-то из них параллельными. Зато в сумме они создают не то что баланс, но по-хорошему яркую, современную картину, в которой краеугольные темы вроде извечного фронтира или диаспорального сознания не менее важны, чем радикальные (по крайней мере, по меркам тех же платформ) эксперименты. Скажем, критикуют «Санденс» за конвенциональный язык и скудность формальных экспериментов, а тут программа Midnight, которая всегда очень смело экспериментировала с языком, переизобретала жанр, открывая фильмы вроде «Ведьм из Блэр», а за последние годы там прошли премьеры чуть ли не всех главных инди-хорроров от «Бабадука» Дженнифер Кент и «Реинкарнации» Ари Астера до фильмов «Оно» Дэвида Роберта Митчелла и «Девушка возвращается одна ночью домой» Аны Лили Амирпур.

Егор Москвитин. «Мэнди», «Прочь», «Пила», «Ведьма из Блэр…», «Лето-84» — приквел «Лета-85», «Пирсинг», «Бомж с дробовиком»…

Алиса Таежная. «Реальные упыри» еще. Я адски котирую и люблю программу Midnight, которая, мне кажется, очень важна для американской киноиндустрии — для перезапуска, возвращения уважения, ревайвала кино категории Б, традиции жанрового кино не как чего-то второсортного, а чего-то очень харизматичного, выразительного. Еще у «Санденса» есть его документальная секция. Фестиваль правильно делает упор на то, что документальное кино не должно соревноваться, но стоит наравне с игровым, ни в чем ему не уступая.

Юлия Гулян. Еще мы забыли сказать, что есть отдельная программа с сериалами, что до сих пор редкость. А «Санденс» еще в 2014 году запустил лаборатории и по сериалам, и по документальным фильмам в том числе. А также, что очень заботливо, они открыли отдельно лабораторию не только для режиссеров-дебютантов, но и для режиссеров, которые готовят свой второй полнометражный фильм, преодолевая известный «кризис второго альбома».

Алиса Таежная. Дело не только в проблеме «второго альбома», а в том, что на дебют относительно легко найти финансирование, а на второй фильм дают деньги гораздо тяжелее. И поддержка режиссеров между первым и четвертым фильмом не менее важна, чем поддержка выпускника киношколы. Это долгий путь лет до 40, и круто, что «Санденс» это понимает и поддерживает не только «молодых-молодых». В общем, молодое кино — то кино, которое эмоционально молодое, и молодой режиссер — это необязательно веселый чувак в чиносах до 35 лет.

Егор Москвитин. Юлия говорила про сквозные сюжеты в программировании фестиваля, и вот здесь, мне кажется, классно вернуться к истории «Санденса», потому что в середине 70-х, когда он еще проходил под другим названием, у него, точно так же, как и у открывшегося через дорогу Торонтского МКФ, была проблема, что никто не хотел устраивать в Америке премьеры независимого кино. И тогда Торонто стал фестивалем фестивалей, то есть повторов, таким он и остается до сих пор. А «Санденс» взял и показал четыре классические американские картины, и они, по-моему, задали вектор для сюжетов, которые фестиваль до сих пор воспроизводит. Это, во-первых, «Трамвай «Желание» Элии Казана, через который, есть такая гипотеза, назначаются преемники великого американского кино и передается миссия сохранения театра и литературы внутри кино как самого живучего из видов искусства, и это мы регулярно по всяким рэп-фильмам, театральным картинам и экранизациям на «Санденсе» наблюдаем. Да и в целом сценарии «Санденса» литературоцентричны. Во-вторых, это «Полуночный ковбой» Джона Шлезингера — пример блестящего исследования социальных перемен через архетипы. Плюс «Злые улицы» — как раз история поиска дебютантов, пусть это не первый фильм Скорсезе, но первый успешный. И, наконец, «Избавление» Джона Бурмена, в котором реднеки насилуют заносчивых мужчин-горожан, заставляя их изображать свиней. И это было сигналом, что «Санденс» никогда не будет бояться никаких табу, не будет бояться шокировать и эпатировать, и весь Midnight, наверное, вырос из этой картины. А если говорить о сквозных историях, то, наверное, роман воспитания и фронтир, тема пути — вечные американские темы.

Елена Бассе. Раз уж заговорили о фронтире, нельзя не вспомнить программу New Frontier, «Новый рубеж», где показывают все новое, что происходит вокруг кино, включая VR. И в этом году программа пользовалась большим успехом. Популярными были такие проекты, как «Пропустить концовку» (To Miss the Ending), где виртуальный мир окончательно приходит на смену умирающему физическому путем скачивания людских душ. Проблема в том, что при этом никто не в состоянии с достоверностью вспомнить физическую реальность, воплощенную при помощи цифровых блоков: то ли это дорога, то ли река. Вспоминая о том, как Юли Жербази, режиссер бразильского «Розового облака», показанного в этом году, случайно предвидела локдаун, начинаешь с опаской смотреть на такие антиутопии. И хотя, в отличие от кинопоказов, количество участников в сеансах VR еще более ограничено, в 2021 году их набралось около 40 тысяч.

Алиса Таежная. Мне кажется, или скринлайф — это тоже прикол? Вся скринлайфовская тенденция в том объеме, в котором она сейчас есть, разве не с «Санденса» к нам прилетела?

Юлия Гулян. Скринлайф — это точно американский прикол. Справедливости ради, «Убрать из друзей» показали на Fantasia еще в 2014-м, а вот потом на «Санденсе» показывали «Поиск»; в прошлом году слот скринлайфа заняла «Зола», основанная на реальных твитах; в этом — R#J («Ромео и Джульетта» на мобильных), а на SXSW попадал и «Профайл» Бекмамбетова, и наш сериал «Алиса», и сейчас еще покажут «Праведный свайп» (это как если бы у всех героев Библии был айфон). Но мне вообще кажется, что «Санденс» в принципе, будучи заинтересованным в кино как медиаархеологии со всеми ее основными составляющими от камеры до проекции, оказывается заворожен и поверхностью экрана. Взять того же Шона Бейкера с его «Танжерином» — это же фильм, снятый на айфон 5s с его кричащей рябью и невыносимо широким углом, но в этом ведь и его прелесть до сих пор.

Егор Москвитин. У меня есть теория, почему так происходит, но нет фактов — надо посчитать. Мне кажется, средний возраст режиссера — участника Канн-2019 — 94 года, а средний возраст участника «Санденса» любого года — около 30 лет. И это просто люди, которые растут с другим экраном, с другой цифровой средой, и они снимают о том, чем они живут.

Юлия Гулян. Это действительно фестиваль, лишенный ностальгии. Но под конец разговора можно и поностальгировать, и задать игривый вопрос: на каком показе «Санденса» из прошлого вы хотели бы оказаться? Я, пожалуй, выбрала бы сеанс «Иглы» Рашида Нугманова, после которого еще Цой с Каспаряном выступали в кинотеатре Egyptian и переживали очень, что публика слов песен не поймет. К тому же это и еще одна (увы, печально несостоявшаяся) история коллаборации: и Нугманову, и Цою там же на месте стали предлагать совместные проекты и японцы из Amuse, и директор фестиваля Тони Саффорд, которого к тому времени позвали в New Line Cinema.

Елена Бассе. Больше всего я хотела бы оказаться возле «Египетского театра» в январе 1985 года, когда Роберт Редфорд лично предлагал прохожим посетить фестиваль. Никто ведь не мог тогда понять, что происходит: такой знаменитый актер и приглашает куда-то. Это как если бы сейчас Брэд Питт лично зазывал прохожих в кинозал. Кстати, в том году конкурс полнометражных фильмов выиграл дебютный фильм братьев Коэн «Просто кровь», в котором впервые на экране появилась Фрэнсис Макдорманд.

А еще до сих пор нахожусь под впечатлением от просмотра фильма Родриго Кортеса «Погребенный заживо» в программе ночных показов, после которого было совершенно не до сна. Была бы не против попасть на самый первый сеанс «Ведьмы из Блэр» в 1999 году! О нем до сих пор ходят легенды.

Егор Москвитин. Вместе пойдем, я тоже ее хотел назвать.

Дмитрий Барченков. Боже, а ведь «Париж горит», документальный фильм Дженни Ливингстон про квир-комьюнити Нью-Йорка, откуда пошли, по большому счету, те самые балы, которые Райан Мёрфи показал в своем сериале «Поза», показывали на «Санденсе». Мечта!

Алиса Таежная. Я хочу назвать совершенно точно «Донни Дарко». Безусловно, была бы счастлива увидеть Хэла Хартли с его дебютом на «Санденсе» в конце 80-х. И еще: или «Золотую молодежь» (Metropolitan) Уита Стиллмана, или «Бездельника» (Slacker) Ричарда Линклейтера, потому что оба они воплощают собой то, за что я люблю американское инди. И было бы очень приятно посмотреть, как публика принимала каждый фильм.

Сейчас мы говорим о дебютах ретроспективно, как о чем-то само собой разумеющемся, но, мне кажется, фильмы Хартли, Стиллмана и Келли не были легкими для восприятия в свое время. Вполне могу представить, как я консервативно отплевывалась бы от этих безупречных фильмов как от чего-то претенциозного, непонятного, посредственного — и ошиблась бы, как ошибаются многие кинокритики, когда им показывают действительно новаторское крутое кино. Вот я хотела бы тогда ошибиться.

Егор Москвитин. Хочу поменять фильм! Хочу пережить «Отрочество» и «Назови меня своим именем» среди первых зрителей. А еще, представляете, можно было поехать на «Санденс» в 2008 году, выложить безумные деньги за билеты, прийти в кино, а там тебе заново показали бы «Русалку» Анны Меликян, которой тогда дали приз за режиссуру в программе «Мировое кино».