Не так просто: почему Кристофер Нолан бесит

Кристофер Нолан бесил не всегда. Когда-то давно он был инди-режиссером, умевшим собрать остроумное кино без большого бюджета — за счет своего интереса к повествовательным структурам и оригинальным сюжетным ходам. «Мементо» — это фильм категории B, в котором обычные сюжетные функции были расставлены в необычном порядке, что и позволило картине приподняться над своим малопрестижным жанром. Вслед за ним более дорогие «Бессонница» и «Престиж» удачно попали в моду на фильмы с неожиданными концовками, существовавшую в конце девяностых — начале нулевых («Бойцовский клуб», «Шестое чувство», «Другие»). В «Престиже», фильме о фокусниках, Нолан сам был похож на иллюзиониста: много китча, много дыма и зеркал, все сверкает, кроликов достают из шляпы ловко и точно в нужный момент. Несколько насупленная интонация «Престижа» не очень резонировала с завиральным сюжетом, но все же могло показаться, будто Нолан и дальше будет выступать в легкомысленном амплуа цирковой звезды. Но тут случился «Темный рыцарь», и оказалось, что амбиции англичанина куда более серьезные.

 Комиксоиды — парадоксальный жанр: корпоративное искусство стоимостью в сотни миллионов долларов, придуманное комиссией из мужчин в дорогих костюмах, считается народным, неприязнь к нему трактуют, как элитаризм, а к правозащитному пафосу новых диснеевских блокбастеров относятся некритично. Голливуд заметил, что социальная справедливость теперь хорошо продается, и с успехом реализует ее на свободном рынке, в очередной раз подтверждая: крупный капитал умеет присвоить все, что способствует его приумножению. Прискорбным положением дел в современном Голливуде мы обязаны в том числе и Нолану, который в «Темном рыцаре» впервые всерьез заявил в супергеройском жанре общественную тематику. То, что сказочные силачи в маскарадных костюмах вдруг сделали серьезные лица и стали обсуждать политику, произвело сенсационный эффект просто потому, что такого от них не ждали. Учитывая врожденную глупость жанра, выглядеть в нем умным оказалось довольно просто: моральная амбивалентность в духе нуара, иссиня-серая цветокоррекция для «мрачной атмосферы», параллели с политической повесткой.

«Темному рыцарю» действительно удалось попасть в нерв окружавшей его современности. Трилогия выходила под занавес президентства Буша-младшего, во время «войны с террором» и экономического кризиса конца 2000-х, а третья часть «Возрождение легенды» совпала с недолгим расцветом движения Occupy Wall Street. Благодаря заявленному моральному релятивизму и харизме антигероев (в первую очередь, Джокера — Хита Леджера во втором фильме), увидеть себя в трилогии удалось и активистам «99%». Меж тем собственная идеология Бэтмена описывается противной формулой «все не так просто», своим пренебрежением к правосудию ради «безопасности» герой Кристиана Бейла в «Темном рыцаре» напоминает самого Буша, а из киногероев — Клинта Иствуда в «Грязном Гарри». Помощник Бэтмена в исполнении Моргана Фримена разворачивает в Готэме тотальную цифровую слежку, которая необходима, чтобы поймать Джокера. В фильме, конечно, герой благородно уничтожает эту систему после победы над врагом, но в реальной жизни все работает не так, как в этой идеальной версии «государства безопасности» (до разоблачений Сноудена в момент выхода «Темного рыцаря» остается пять лет).

 Вся эта сомнительная философия охранительного толка принесла «Темному рыцарю» миллиард в прокате, а Нолану — всемирную славу поп-интеллектуала. Говорить о том, что «все не так просто», любят циники и конформисты; но кроме того, эта формулировка позволяет почувствовать себя немного умнее за счет воображаемых других зрителей, якобы не различающих смысла дальше ведра с попкорном. «Если вам не нравится новый Нолан, значит, вы его просто не поняли». В связи с Ноланом эта агрессивная позиция родилась примерно в тот момент, когда «Темный рыцарь» вышел в первую десятку народного рейтинга IMDb, фанаты шельмовали в комментариях критиков, не согласных с такими оценками, и устроили скандал из-за отсутствия Бэтмена в оскаровской категории «лучший фильм». Чтобы впредь не допускать таких ошибок, Киноакадемия тут же реформировала свою главную номинацию — с тех самых пор желание угодить фанбоям, отметив новые блокбастеры, станет одним из главных факторов ее деятельности. Американские критики с тех же пор опасаются писать о комиксах в недостаточно восторженных выражениях, так что очередные «Мстители» гарантированно получают под 100% на Rotten Tomatoes.

«Начало» получило там 87%. Именно этот фильм с Ди Каприо в роли специалиста по сновидениям можно считать квинтэссенцией нолановского метода в самых возмутительных его проявлениях. Заработав репутацию на Бэтмене, режиссер приступил к тому, что ему на самом деле нравится, — хитроумным сценарным конструкциям, которые, однако, приходится еще заполнять каким-то содержанием. В качестве материала для сюжета «Начала» Нолан выбирает сны — самую загадочную и волнующую часть человеческой жизни, но делает это только потому, что эту тему удобно натянуть на придуманный им драматургический каркас. Сновидение — это сцена психических драм, где максимально обнажены чувства человека, но только если речь идет не о персонажах Кристофера Нолана. Потому такой скепсис вызывает то, что режиссер вроде бы пытается сообщить о человеческой природе. Сны, которые можно видеть в «Начале», — похожие на рудиментарные сюжеты миссий в видеоиграх — снятся, должно быть, андроидам, а эмоции героев придуманы как будто кем-то, кто только читал о них в книжках. Сугубо технический сюжет фильма в очередной раз сводится к одинокому супергерою — взрослому мужчине, который скорбит по потерянной женщине: этот сюжет возникает у Нолана не впервые, а еще по совпадению это первое, что приходит в голову голливудскому сценаристу, которому надо придумать персонажа с мотивацией.

 Нельзя спорить с тем, что драматургия «Начала» местами остроумна: истории вложены одна в другую и развиваются через параллельный монтаж, а особенно хочется отметить редкое в истории Голливуда осмысленное использование slow-motion. Как фокус «Начало» сделано еще ловчее, чем «Престиж». Но теперь иллюзионист, доставая из шляпы кролика, вдруг делает серьезное лицо и объявляет, что это не просто кролик, а метафора. А чего, кстати? Открытый финал подсказывает — это кино о солипсизме, как «Матрица», реальность иллюзорна. Из этого ничего не следует, кроме того, что сюжет мог не происходить в действительности (не то чтобы кто-то запомнил этот сюжет). Не только в политике, но и вообще в жизни «все не так просто». А мы-то думали.

«Интерстеллар», где параллельный монтаж соединяет события, разделенные световыми годами и даже измерениями, — возможно, самый удачный фильм Нолана именно из-за этого масштаба. Космическая романтика и пафос спасения человечества от самого себя заставляет вспомнить об уютном гуманизме классической американской (а отчасти и советской) фантастики. Героев, впрочем, все равно невозможно отличить друг от друга: чем более сложны сценарные схемы Нолана, тем больше его персонажи приближаются к нумерованным функциям из книжки Проппа о морфологии волшебной сказки. Поэтому в «Дюнкерке» действуют уже не совсем люди, а массы. Жанр военного фильма позволяет подменить все личные мотивации героев национальным чувством (и немного — чувством самосохранения), и для Нолана это оказывается кстати. Несколько сюжетных линий с разной хронологией, но совершенно одинаковыми сценами (ведь нужно чем-то заполнять хронометраж), сливаются в один патриотический аккорд: «Мы будем сражаться», — говорит Черчилль в знаменитой речи, и не так уже важно, кто такие эти «мы». Остается понять, с кем идентифицируется сам автор, — и есть неприятное ощущение, что это именно Черчилль, всевидящий полководец-драматург, передвигающий по карте полки и флотилии. Странно, что это самодовольное кино объявили шедевром те же люди, которые рассуждают о смерти авторства и подсчитывают в голливудских фильмах реплики женщин и этнических меньшинств (в «Дюнкерке» те и другие отсутствуют, и это единственный фильм на недавней памяти, которому такое сошло с рук).

 Поздние фильмы Нолана эффектнее всего выглядят в пересказах. По сути, режиссер изобрел свой собственный спорт — придумать очень запутанную сюжетную структуру и разыграть ее так, чтобы было понятно дураку. Чем дальше, тем менее внятно у него это получается, но в целом — почему нет: конечно, фильм «Начало» глуп, и на него потрачено несуразное количество денег, но то же можно сказать, например, о Криштиану Роналду, и ничего, смотреть на него может быть по-своему интересно. Но футбол — это чистая форма, а от большого режиссера ждешь несколько иного. Роналду и Нолана объединяет еще неумение расслабить лицевые мышцы, и если атлету это простительно, то в случае Нолана раздражает именно серьезность и апломб, желание одновременно с катанием мяча объяснять устройство мира по материалам «Википедии». Странно представлять, будто этот занудный mansplaining станет ценнее, если записать его задом наперед, зеркально или в виде венка сонетов. По сути это все равно просто шарада: расшифровав слоги, получаем слово «вечность» или «бесконечность» или что-то еще из того вокабуляра, в котором Нолан черпает глубокомысленные заглавия своих фильмов. Мой первый слог живет на дне морском, а мой последний слог тот же, что первый. Вряд ли это стоит 200 миллионов.