Памяти Леонида Шварцмана: Отрывок из новой книги о создателе образа Чебурашки

Не может быть, чтобы сегодня не было завтра

— Леонид Аронович, вы как-то говорили, что называете себя человеком скорее XIX века, чем XX. А вот уже и ХХI на дворе. Выходит, вы человек трех веков...

— Ну, я так говорил в образном смысле, имея в виду изрядное число моих консервативных черт. В частности, все «последние новинки сезона», в том числе технологические, разнообразные писки моды меня никогда не манили. А привлекало в большей степени нечто устоявшееся, переходящее даже в область классики. В живописи, в литературе, в анимации. Поэтому я и говорил, что принадлежу скорее XIX веку. И от своих устоявшихся консервативных взглядов на искусство, культуру я не отказываюсь. Если хотите, меня можно называть традиционалистом.

— Могу угадать, Леонид Аронович, какой вопрос вам задают чаще всего в год вашего столетия: «В чем секрет долголетия?»

— Ответить на этот вопрос трудно. Тут уж как тебе провидением отмерено, прописано. Средства Макропулоса я вам не открою. Но в анимации живут и работают люди без возраста. Рисуем детские картинки, обращаемся к детям, лепим куклы, играем в них. Вот и забываем о внушительных цифрах. Ну и здоровье, разумеется, один из самых немаловажных факторов. Михаил Ильич Ромм, мой любимый режиссер, говорил на вступительных экзаменах абитуриентам: «Вы думаете, какие качества прежде всего требует профессия режиссера? Талант? Призвание? Большая любовь и преданность искусству кино? Ничего подобного. Прежде всего крепкое здоровье. Нашу работу можно приравнять к труду горняка или сталелитейщика». Впрочем, и здоровье, и количество лет, которые тебе посчастливится прожить, зависят, если говорить серьезно, во многом от твоего образа жизни. Отсутствие сжигающих тебя пагубных пристрастий, мне кажется, одно из условий долголетия. А помимо образа жизни, страстей и гибельных увлечений, немаловажную роль играют гены, экология.

— У вас, судя по всему, не было пагубных страстей?

— Если я и выпивал, то в меру. Вот до 75 лет курил. А потом бросил. Но главное, что я всю жизнь для детей работал, — вот вам и эликсир молодости.

— Важное условие долгих лет — внутренний покой, а он зависит от характера. Некоторые люди съедают и близких, и далеких, и себя на закуску. Как говорил Гёте: «Жизнь человека — вот его характер». А у вас, по-моему, характер типичного сангвиника, что в переводе с латинского означает «жизненная сила».

— От характера, бесспорно, зависит и каждый твой день, и вся твоя жизнь, включая ее длительность. Классики говорили, что характер создает судьбу. Если человек завистливый, сутяжный, озлобленный, вряд ли ему удастся «жить долго и счастливо». Я, скорее, спокойный человек. Люблю организованность в работе, мне это всегда помогает. А вот ссоры мне противопоказаны, я довольно мирный человек. Помнится, Качанов надо мной всякие штучки проделывал, то и дело довольно саркастически разыгрывал меня. Я к этому относился спокойно. Но все же и умеренность во всем — тоже залог долголетия.

— Вы говорили еще про чувство юмора, способность радоваться.

— О-о, это крайне редкое, я бы сказал, драгоценное качество. Оно далеко не всем дается. Можно сказать, это дар божий, так же, как и талант. Но еще и свойство ума, недаром слово «юмор» — синоним «остроумности». Мне очень дороги те люди — могу буквально по пальцам их перечесть, — кому это было дано. У нас в мультипликации среди режиссеров это прежде всего Хитрук, Назаров, Норштейн. Вот, пожалуй, три классика, перед которыми я преклоняюсь. К ним можно добавить Атаманова и, наверное, Ваню Уфимцева. У них это бесценное чувство было и в фильмах, и в повседневной жизни. И все же я бы выделил имя Эдуарда Назарова. Я готов вновь и вновь восхищаться этим выдающимся, чрезвычайно скромным художником и режиссером, обладающим особенным, эксклюзивным чувством юмора. Когда острота, каламбур помогает понять серьезнейшие вещи, при этом избежав пафоса. Когда смешное способствует ощущению внутренней свободы.

— В 2012-м, к 100-летию российской анимации, приурочили опрос. Сто профессионалов составили рейтинг лучших отечественных мультфильмов, снятых за это время. Первое место занял фильм Эдуарда Назарова «Жил-был пес». А вы бы какой фильм назвали?

— Полностью поддерживаю этот выбор, изумительный и самобытный фильм. Каждый кадр, каждый жест здесь придуман, выверен до микрона и связан при этом с подлинной жизнью. Смешно, точно и грустно. Но я бы еще назвал «Ежика в тумане».

— А почему эти фильмы лучшие?

— А вот мне кажется, что главное и объединяющее качество этих фильмов — человечность, редкий сплав тонкого юмора и грусти, артистизма и душевного трепета.

Мои режиссеры

— Я работал со многими режиссерами. Но для себя всегда выделяю трех основных, союз с которыми был продолжительным, работа с которыми превращалась в постоянную школу. С Атамановым, Качановым и Уфимцевым мы работали сообща, в творческом диалоге взаимодействуя, дополняя друг друга. Атаманов, к примеру, сам не очень рисовал, но непременно делал наброски-почеркушки, в которых выражал свое видение того или иного монтажного плана, раскадровки. Потом на основе этих почеркушек я рисовал конкретный кадр. И уже в раскадровке намечался характер персонажей. Уфимцев, будучи профессиональным актером, умел точно и выразительно показать, каким должен быть и как вести себя персонаж. Мастера высочайшей пробы, яркие дарования. К тому же Атаманов и Уфимцев были прекрасными, доброжелательными, отзывчивыми людьми. С Качановым бывало сложно. В нем сочетались несовместимые качества и черты. Он мог и поступить неверно, и сказать жестко то, чего говорить не следовало бы. Но при этом поразительный режиссерский талант, прекрасный вкус, тончайшее чувство каждого микродвижения истории, характера. Вулканическое сочетание внешней грубости и нежного дарования в искусстве. Что и говорить, он был великим художником, конечно. Счастье — работать с режиссерами мирового класса, даже если у них непростой характер.

Не надо. Я вас боюсь!

— В моей жизни случались разные казусы. Довольно часто на «Союзмультфильме» мы засиживались допоздна. И вот как-то летом выхожу с работы в 11 вечера, иду домой пешком. А жили мы на площади Восстания, угловой дом Большой Никитской (в то время улица Герцена) и Садового кольца. Примерно там же, на Малой Никитской, No 28, расположился дом, построенный для московского головы Тарасова. В конце 1930-х в этом особняке в стиле неоклассицизма поселился глава НКВД Лаврентий Берия — самая зловещая и таинственная фигура из сталинского окружения. И вот как-то возвращаюсь домой. Время примерно половина двенадцатого. Иду не по Садовому, а по параллельному Вспольному переулку. Не спеша поворачиваю на Малую Никитскую, чтобы выйти на Садовое. Прохожу мимо парадной стороны особняка. Вдруг распахивается дверь, и, едва меня не касаясь, вываливается огромный грузин в форме КГБ. А следом за ним является сам Лаврентий Павлович, как всегда в шляпе, очках, зеленый шарф закрывает часть его лица. Я не стал останавливаться, прошел тихо, почти не дыша. Потом думал: «Хорошо, что я не полез за новым платком. Меня, верно, уже не было бы». Вот такая мимолетная встреча на расстоянии вытянутой руки. Я рассмотрел его очень хорошо. Да и потом еще не раз его видел. Жили-то буквально по соседству. А он любил прогуливаться — разумеется, не один, с охраной.

Мы выпьем чернила из этих бокальчиков за чистую совесть у взрослых и мальчиков!

— Леонид Аронович, расскажите, пожалуйста, как вы пришли к идее пить джин и не изменяете этой привычке на протяжении уже скольких лет?

— Ну, это смешной вопрос. Я вам одно могу сказать, что джину я действительно стараюсь не изменять. Я познакомился с джином, после того как наш родственник Боря Меерович вернулся из долгосрочной командировки в Монголии, где он обучал молодых монголов английскому языку. Английским он владел в совершенстве, поскольку с малых лет жил в Лондоне. Учил он их для того, чтобы они могли на монгольском радио вещать на англоязычные страны и рассказывать о преимуществах социалистического образа жизни. Они всей семьей жили довольно долго в Улан-Баторе. Когда же они вернулись, у них были так называемые чеки для магазина «Березка», в котором продавались исключительно дефицитные заграничные продукты. Вот они однажды и купили мне джин. Так мы познакомились с этим прекрасным напитком. И с той поры старались, чтобы джин не исчезал со стола, когда к нам приходили гости.

— А почему именно джин? Столько напитков на свете, а вы до сих пор приверженец джина.

— Я вам скажу, действительно, джин — замечательный напиток. У него яркий можжевеловый аромат. А британские солдаты, участвовавшие в Голландии в Тридцатилетней войне, прозвали так называемый женевер «голландской храбростью» и принимали его для повышения боевого духа. Я пью джин исключительно для удовольствия. Обычно с тоником. По-моему, это самый вкусный из крепких напитков. Вкуснее водки. И, если кто-то приходит в гости, я предпочитаю джин. А вот Юра Норштейн любит больше водку. Ну, это дело вкуса, как поднимать свой боевой дух. Но джин я до сих пор очень люблю.

«Оскар» в студию!

Вслед за Андерсеном он мог бы сказать: «Я иногда сочиняю, но никогда не лгу». За свою карьеру Леонид Шварцман нарисовал эскизы и персонажей более чем к 70 фильмам. Множество выставок, в том числе персональных. Книжки.

— А если бы мы с вами устроили условную оскаровскую премию Шварцмана, кому бы из ваших персонажей вы дали актерский приз?

— Кому? Ну, бесспорно, Чебурашка — один из соискателей. Но он бы разделил приз с Геной и Шапокляк в силу щедрого характера. Снежную королеву давайте не будем обижать — восхитительная дама, с блеском. Еще я бы назвал персонажей из «38 попугаев». Возьмем и обезьянок вместе с их мамой. Чуть не забыл девочку из «Варежки», разумеется, вместе со всеми собаками, ведь «Варежка» — мой самый любимый фильм. Нет, хватит, а то уже не «Оскар» получается, а какой-то парад-алле!

Завершая разговор о знаменитых персонажах, придуманных Шварцманом, трудно удержаться от вопроса, многих беспокоящего: «Удав в самом деле измеряется 38 попугаями?» И Шварцман мгновенно раскрывает нестрашный секрет: «Удав много короче. Иначе бы он не влез в кадр». И вроде бы никакого волшебства, зато теперь мы знаем точно, как посчитать самого художника Шварцмана. Это в нем 38 попугаев. И еще одно крылышко.