Приговор мифу

Говорить о Владимире Наумове как о единоличном художнике в рамках отечественного и большей частью еще советского киноведения пусть и не ново, но все еще непривычно. Имя режиссера на протяжении многих десятков лет, почти невиданных для мирового киноискусства, стоит в неделимой паре с другим — именем Александра Алова. Принято считать, что союз — или, напротив, столкновение — двух ярких творческих начал рождался на почве эффектной диаметральности личностных портретов. Впрочем, столь тиражируемую в советских изданиях мысль об их радикальном несоответствии часто подвергали критике сами режиссеры. Полуправда, очерчивающая силуэты двух фигур, в конечном счете превратилась в трафарет для робких и весьма редких упоминаний. Тем не менее фильмы, ставшие плодами многолетнего соавторства, с момента появления на экранах пользуются куда большей известностью, чем их создатели. 

Алов и Наумов — имена, звучавшие слитно больше 30 лет. Их сотворчество началось в стенах ВГИКа во время обучения в мастерской Игоря Савченко и обещало быть непреложным до самого конца. Конец положила смерть Александра Алова в 1983 году, на съемках их последней совместной картины. Владимир Наумов продолжит снимать в течение еще долгих десятилетий, однако память о близком друге и соратнике будет преследовать его безустанно: от трогательных ностальгических мемуаров до принципа отбора художественного материала. 

Многое из реализованного Наумовым оставалось наследием их совместных творческий раздумий. Яркий тому пример — фильм «Закон» (1989), поставленный Наумовым по их одноименному сценарию в соавторстве с драматургом Леонидом Зориным. Сценарий, написанный еще на закате оттепели, в угаре опьяняющих речей о разоблачении культов, должен был претвориться в первый фильм в истории советского кино, обнажающий язвы сталинской репрессивной машины. Тем не менее запуск был сорван, а воплотить на экране многие годы лелеемый замысел станет возможно только в эпоху гласности, ценой отсутствия одного из авторов.

Художественный авантюризм и подавляющая склонность к экспериментальным решениям обуславливает и ту эффектность, и ту характерную вычурность, зачастую оборачивающуюся камнем, брошенным в сторону двух верных наследников эксцентрической традиции. Обращение не только к эстетике авангарда, но и к его тематической доминанте — событиям революционных или постреволюционных лет — вписало фильмы режиссеров в ряд других лиц оттепельного подъема. Увлечение художественными завоеваниями кинематографа прошлого — и отнюдь не ближайшего, а, скорее, ему предшествовавшего — изящно окаймило рамки стилистической гаммы режиссеров. 

Оттепель, как любое молодое явление, в корне своем предполагало оппозицию старому и изжившему себя. Молодые кинематографисты жаждали вдохнуть жизнь в герметичные душные павильоны малокартинья, наполнив свое кино свежестью и сочностью фактуры. Юные выпускники ВГИКа Александр Алов и Владимир Наумов одновременно сумели стать и апологетами новой мысли в искусстве, и строптивыми фрондерами, своевольно игнорирующими ключевые принципы торжествующей эстетики. Саботируя всеобщую страсть к наводнившему экраны документализму, режиссеры создавали пространство, построенное по иным лекалам, — не менее насыщенное, детальное, но напрочь лишенное элемента бесконтрольности или экспромта. Почти единогласное тематическое условие, диктующее в качестве сюжета изображение частной жизни человека, соблюдается режиссерами лишь частично и в заметно деформированном ключе. В фильмах Алова и Наумова портрет героя романтизирован и лишен бытового окраса. Павел Корчагин, Федор, Шура Ивлев и даже более поздние персонажи из фильмов «Бег» (1970), «Легенда о Тиле» (1976) — фигуры ярких исключительных характеров, обреченных на существование в контексте соответствующей им исторической и социальной реальности. 

Будь то индустриальные пейзажи революционной трилогии или спрессованные стены «Скверного анекдота» (1966) — тонкая работа с фактурой обеспечивала картинам яркий окрас художественного замысла, преемственность которого продолжалась от одной работы к следующей. Разрабатывая один и тот же мотив, Алов и Наумов все долгие годы сотворчества стремились найти ключ к пониманию иерархии между человеком и законом, консерватизмом и реформаторством, природой зла и добра. Эфемерная удача чередовалась с рисками и творческими спадами. 

На той же ноте прервалась судьба одного из соискателей. Владимиру Наумову было суждено долгие годы продолжать поиски в куда большем одиночестве, чем можно предполагать. Мода на историческую ревизию продлится недолго, оставив на этом непочатом поле лишь единицы. Тех, что вопреки обманчивым обещаниям современности жаждали приговора мумифицированному мифу — однако потерпели поражение на суде исторической правды.