«Я часто думаю о Вас...» Из переписки Тарковского с Козинцевым

Сразу после того, как стало известно, что фильм А. Тарковского «Андрей Рублев» положен на полку, Г. Козинцев начал активно бороться за его выпуск на экран. Начиная с 1967 года он много раз обращался в различные инстанции и лично, и письменно (в частности, в архиве Г. Козинцева сохранилась копия его письма в Отдел культуры ЦК КПСС). Это был не единственный эпизод в жизни Козинцева: он считал своим долгом всегда поддерживать — и поддерживал! — коллег, особенно молодых, в трудные моменты их биографии, причем это касалось любых талантливых работ, даже если они не были ему близки в художественном плане. В судьбе «Андрея Рублева» Козинцев принимал особо горячее участие, так как был уверен, что этот фильм — одно из крупнейших достижений советской кинематографии.

В январе 1969 года было принято решение о выпуске фильма (он вышел на экраны в 1971 году), и Тарковский прислал Козинцеву письмо, с которого началась их регулярная переписка.

Г. Козинцев сохранил все письма А. Тарковского (в конверте с ними лежит и записка, написанная А. Тарковским на каком-то заседании: «Григорий Михайлович — я здесь»). После смерти Г. Козинцева А. Тарковский переслал часть писем (копии) Григория Михайловича в его архив, обещая дослать и те, которые он обнаружит в дальнейшем...

Подборка включает все письма А. Тарковского к Г. Козинцеву (кроме поздравительных открыток) и те копии писем Григория Михайловича, которые Андрей Арсениевич успел прислать. Письма публикуются с незначительными сокращениями, отмеченными знаком (...).

А. Тарковский — Г. Козинцеву 

29/ 1 69

Дорогой Григорий Михайлович!

Наконец Вашими молитвами «Рублева» выпускают. Вчера на КомитетеРечь идет о Государственном комитете по кинематографии Совета Министров СССР. это окончательно зафиксировано и утверждено. Вы знаете, Григорий Михайлович, мне ужасно приятно думать, что среди нашей кинематографической своры оказался настоящий интеллигентный человек, который выразил вполне недвусмысленно свою позицию по поводу несчастного «Андрея» в трудное и неудобное время. Причем этот человек был вполне одиноким в своих действиях.

Я никогда не забуду всего того, что Вы сделали для меня и моей картины.

Восемнадцатого февраля в Доме кино (в Москве) — премьера. У меня к Вам маленькая просьба. В свое время Ленинградское отделение союза и Дом кино приглашали меня с картиной к себе в Ленинград. Потом все рухнуло.

Я думаю — нельзя ли устроить премьеру после Москвы — в Вашем Доме кино. Только обязательно в первое воскресенье после 18-го? (Я потом расскажу, почему именно в этот день.)

Если это возможно — это доставило бы мне много радости и тем, что я смог бы показать картину своим ленинградским друзьям и увидеть Вас, и тем, что мог, может быть, даже рассчитывать на то, что Вы представите фильм в Доме кино в Ленинграде.

Еще раз спасибо за все, дорогой Григорий Михайлович.

Снимайте спокойно, не нервничайте и не позволяйте никому лезть себе в душу с дурацкими советами. И все будет хорошо.

Ни пуха ни пера.

Ходил в церковь — поставил за Вас свечку.

Искренне преданный и готовый к любым услугам.

Ваш Андрей Тарковский

А. Тарковский — Г. Козинцеву

5 февр[аля] 69

Дорогой Григорий Михайлович!

Как Ваши съемки? Надеюсь, благополучно. А раз у Вас такой Лир (Вы говорили об актере)Заглавную роль в фильме «Король Лир» исполнил Юри Ярвет., то просто замечательно. Хотя, строго говоря, ужасно трудно снимать серьезные фильмы. И потому — что невозможно сразу преодолеть противоречия между искренностью художника и требованиями зрителя. Так называемого массового зрителя. И потому — что трудно внутри себя победить конфликт собственной трактовки (концепции) с эмоциональной, непосредственной формой изложения. В общем, сплошные разочарования. И никакого удовлетворения, тем более что, сделав картину, невозможно даже порадоваться хорошим кускам — восприятие притупляется, пока сотни раз смотришь материал на экране.

У меня пока все в порядке. Сейчас пишу сценарий по роману Лема «Солярис». Хотелось бы поговорить с Вами на эту тему — мне кажется, может получиться неплохая картина.

Если приеду в Ленинград (как писал Вам в прошлом письме), непременно встретимся и поговорим и обсудим все проблемы.

Я очень люблю Ленинград и всегда скучаю по нему. Я чувствую там себя свободным и энергичным. Оттого, наверное, что, когда бываю в нем, не чувствую никаких социальных и конъюнктурных контактов.

Надеюсь, здоровье Ваше хорошо и настроение тоже.

Желаю всяческих успехов и радости в работе.

Ваш А. Тарковский

Извините за почерк — пишу лежа. Небольшой грипп.

А. Тарковский — Г. Козинцеву

26 июня 1969

Москва

Дорогой Григорий Михайлович!

Я тут уезжал в Грузию с «Рублевым», был там долго и вот недавно приехал. Как Ваши съемки — надеюсь, удачно? Как здоровье? Я давно уже не был в Ленинграде и не знаю — когда буду снова. Очень хотелось Вас повидать.

У меня (после премии ФИПРЕССИ в Канне)«Андрей Рублев» был отмечен премией Международной федерации кинопрессы (ФИПРЕССИ) на XXI Каннском фестивале в 1969 году. жизнь осложнилась до крайности. Кто-то наверху даже предложил выйти из Междунар[одной] ассоциации критиков, чтобы отказаться от премии (...). Несмотря на то, что французы, купив фильм, сами показали его в Канне, на меня сейчас сыпятся все шишки. Чем лучше пресса (левая и правая — единодушны) за границей, тем хуже мне здесь.

Сейчас я кончил сценарий по научно-фантастическому роману Лема (он — поляк) «Солярис». В главке ждут бомбы, и уговорить их, что никакой бомбы не будет, очень трудно.

Самым лучшим выходом для всех из этого скандала — было бы выставить «Рублева» на Московском фестивале. Этим бы объяснялось, по крайней мере, почему мы не послали «Рублева» в Канн (как обещали). Но никто не хочет вмешиваться. Один КарагановА. В. Караганов — в то время секретарь Союза кинематографистов СССР. что-то пытается сделать. Но боюсь, у него одного ничего не выйдет.

Я пишу Вам, а не знаю, где Вы сейчас. А может быть, Вы на натуре? Если будете в Москве — киньте заранее открыточку — я Вас найду, и мы увидимся.

Я знаю — у Вас сейчас много забот — картина, все-таки, на плечах.

Не мучайте себя — все будет в порядке. Ведь снимать (в любой ситуации) лучше, чем не снимать ничего. Я уверен, что все будет хорошо.

Желаю Вам успехов во время съемок и здоровья.

Ваш А. Тарковский

А. Тарковский — Г. Козинцеву

20.VII.69

Москва

Уважаемый Григорий Михайлович!

Надеюсь, что Ваши труды накопились настолько, чтобы можно было бы предугадать результат. И это должно вдохновлять Вас, я уверен. Как Ваше здоровье? Это единственное, о чем следует беспокоиться, делая такую картину.

У меня все по-прежнему. На фестивалеРечь идет о VI Московском международном кинофестивале. полный беспорядок под девизом «Красная пустыня». Я там не показываюсь.

Кончил сценарий, чтобы скоро начать снимать. Но слышал, что начальство готовится его зарезать, несмотря на то, что само разрешило заключить со мной договор.

Все очень осложнила премия ФИПРЕССИ в Канне: сейчас снова мучают проблему — выпускать или не выпускать «Рублева» в наш прокат.

В общем, все по-старому. Только бы дали работать. Вы знаете — я недавно подсчитал и ужаснулся: за девять лет (после диплома) я сделал две (!) картины«Иваново детство» и «Андрей Рублев».. Стало страшненько.

Ну да ладно. Не стану портить Вам настроение. Желаю Вам всего самого лучшего. Пишу по Вашему ленинградскому адресу, боюсь, что Вы можете уехать из Нарвы.

Ваш А. Тарковский

Г. Козинцев — А. Тарковскому

Дорогой Андрей, сегодня в «Humanite» обнаружил материалы о «Рублеве» и немедленно посылаю, — а вдруг они до Вас еще не дошли.

От всего сердца желаю Вам, чтобы 1970 год был у Вас переломным, чтобы все у Вас образовалось самым добрым образом.

Мне, ей-богу, очень этого хочется. Крепко жму руку.

С любовью, вовсе замученный

Г. Козинцев, 25.XII.[1969]. Ленинград

А. Тарковский — Г. Козинцеву

Москва

9 янв[аря] 70

Дорогой Григорий Михайлович!

Очень тронут и вместе с тем огорчен Вашим письмом. Тронут — вниманием, вырезкой из «Humanite», добрыми пожеланиями. А огорчен тем, что Вы замучены.

Мужайтесь! Чем труднее дается картина, тем больше шансов на прекрасный результат.

По Москве бродит призрак, рассказывающий с восторгом о Вашем материале. Не сомневаюсь, что слухи верные — рассказывают детали, которые придумать сплетникам самим было бы трудно.

Слышал, что Вы хворали. Берегите себя! Грипп сейчас очень противный. У нас на «Мосфильме» вследствие переутомления от работы во время болезни гриппом умер 34-летний молодой режиссер.

Я. Вас не пугаю — а просто убеждаю в том, что надо беречься. Здоровье — не шутка.

Очень хочется повидать Вас, побеседовать с Вами, мой единственный и верный покровитель. Обнимаю Вас и верю в «Лира».

Ваш целиком А. Тарковский

Г. Козинцев — А. Тарковскому

Милый Андрей!

Сегодня я виделся с Д. Д. Шостаковичем и много рассказал ему о «Рублеве». Мне кажется, что имело бы смысл показать ему фильм.

Если Вам такая мысль понравится, то позвоните ему, — он охотно посмотрит; я сказал Дмитрию Дмитриевичу, что напишу Вам и дам его телефон. Вот он (...).

Сердечный привет и самые добрые пожелания.

Г. Козинцев, 15.1.70

А. Тарковский — Г. Козинцеву

Москва

18 янв[аря] 70

Дорогой Григорий Михайлович!

Пользуюсь оказией, передаю с Ларисой и НеейЛ. П. Тарковская — жена А. Тарковского. Н. М. Зоркая — киновед. Вам огромный привет и надеюсь, что Вы, несмотря ни на что, чувствуете себя лучше и что работа медленно, может быть, но верно идет к концу.

Я очень часто думаю о Вас, и если бы от этого Вам становилось легче жить на свете, то уверяю Вас, что к сегодняшнему дню Вы бы витали в состоянии недосягаемой иным путем легкости и радости.

Остаюсь преданный и всегда готовый к услугам

Ваш А. Тарковский

А. Тарковский — Г. Козинцеву

Москва

24 янв[аря] 70

Дорогой Григорий Михайлович!

Получил Ваше письмо и был чрезвычайно тронут Вашими беспокойством и участием. Огромное спасибо. Мне даже как-то неловко оттого, что я приношу Вам так много хлопот. Я думаю, что показать картину Дм[итрию] Дмитриевичу нужно. Еще раз спасибо. Я сделаю это при первой же возможности.

Вы знаете, Григорий Михайлович, я часто вспоминаю премьеру «Рублева» в Ленинграде и до сих пор жалею, что не имел возможности тогда в Доме кино рассказать всем о Вас в своем вступительном к картине слове. Но мне не хотелось акцентировать Вашу роль в «выходе» картины. Мало ли что. А вдруг ее бы объявили опасной и просто вредной?

Я с Вами об этом не говорил. Но мне казалось все время, что Вы поняли все это еще тогдаНа премьере «Зеркала» в Ленинградском Доме кино во вступительном слове А. Тарковский много и горячо говорил о роли Г. Козинцева в выходе «Андрея Рублева» на экраны, о влиянии Григория Михайловича на его судьбу и о непреходящей горечи от утраты Г. Козинцева..

Желаю Вам, дорогой Григорий Михайлович, успехов и радости в связи с работой.

Я, например, очень верю в Вашего «Лира». Обнимаю Вас — искренне преданный Андрей Тарковский

Г. Козинцев — А. Тарковскому 

Конец января 1970 года

Дорогой Андрей!

Ваша жена пришлась мне очень по душе. И пусть она — ничуть не стесняясь — обращается ко мне по любому поводу: мне будет только приятно быть ей полезным. И в группе у меня уже все знают, что она у нас — желанный гостьЛ. П. Тарковская по совету Г. Козинцева встретилась с Ю. Ярветом для переговоров о его съемках в фильме «Солярис» (Ю. Ярвет сыграл Снаута)..

И без всяких дел — буду рад ее видеть у себя.

Милая Лариса Павловна! Мы с женой обязательно хотим, чтобы Вы к нам пришли еще.

Пишите мне о том, как двигается Ваш сценарий. Очень хочу, чтобы все сложилось у Вас удачно.

Меня пужает злая тоска. Я пробую ее гнать в шею, а она лезет обратноПохожую фразу говорит Санчо Панса умирающему Дон Кихоту в фильме Г. Козинцева «Дон Кихот».. На днях опять начинаются съемки — из-за безалаберности на студии нас задержали на две недели. Горе в том, что за последние годы я немыслимо вырос как критик и с поразительной убедительностью доказываю себе, что все не получается так, как следовало бы.

Худо то, что этой работой я занят по ночам, когда лучше бы спать. Что делать, такое уж наше дело.

Всего Вам самого доброго.

Г. Козинцев

А. Тарковский — Г. Козинцеву

8 февр[аля] 70

Москва

Дорогой Григорий Михайлович!

Вот и наступили для меня тяжелые дни. Сижу и жду, когда господа Баскаковы и КокоревыВ. Е. Баскаков — в то время заместитель председателя Комитета по кинематографии Совета Министров СССР, И. А. Кокорева — тогда главный редактор Главной сценарно-редакционной коллегии Комитета по кинематографии. прочтут сценарий«Солярис»., который послал уже две недели тому назад, и изволят что-нибудь сообщить, что они по этому поводу думают. День проходит за днем, растут мои дурные предчувствия.

Просмотр, который я готовил с Неей З[оркой] для Д. Д. Шостаковича, сорвался. С «Рублевым» сейчас строго.

В общем, сижу у моря и жду погоды. И, зная, что от меня ровным счетом сейчас не зависит ничего — ни запуск «Соляриса», ни выпуск «Рублева», чувствую себя омерзительно.

Надеюсь, Ваше настроение несколько лучше моего. Скоро Вы кончите фильм, и начнет он свой нормальный и естественный путь.

Желаю Вам, дорогой Григорий Михайлович, всего лучшего.

Ваш А. Тарковский

Простите за дурацкое письмо. Что-то тревожно и мысли скачут. А пожаловаться, кроме Вас, некому.

А. Тарковский — Г. Козинцеву

18 февр[аля] 70

Москва

Дорогой Григорий Михайлович!

Давно не получал от Вас весточки и забеспокоился. Здоровы ли вы? Все ли в порядке?

А у нас дома просто лазарет. То я, а теперь Лариса Павловна в гриппу. Противный какой-то грипп — температура высокая и слабость. Но сейчас будто пошло на поправку.

Я, кажется, нашел способ показать (тайно!) картину Шостаковичу. Если удастся, то в пятницу. Затем я решил написать письмо Брежневу. Попытаюсь изложить ему все, что я думаю по некоторым вопросам. Посмотрим.

Мне удалось переговорить кое с кем из (...) референтов. Они считают, что письмо написать стоит. Они даже помогут его отредактировать и передать корреспонденту.

С запуском пока ничего неизвестно. Жду с нетерпением, которого следует, как мне кажется, набраться побольше. Нам не привыкать.

Не знаю, есть ли у Вас наш номер телефона. Вот он, на всякий случай (...) Желаю Вам, дорогой Григорий Михайлович, всего самого хорошего. Лариса Павловна кланяется Вашей супруге и Вам. Пишите, если найдете возможным.

Ваш Андрей Тарковский

Г. Козинцев — А. Тарковскому 

20 марта 70 г.

Дорогой Андрей,

Дмитрию Дмитриевичу очень понравился Ваш фильм. Но, видимо, случилось так, что он его смотрел как раз в то время, когда в состоянии его здоровья наступило сильное ухудшение. Почти сразу же он уехал в Курган, где лежит у доктора Илизарова (того врача, что вылечил Брумеля). Ему уже легче. Я с ним в переписке, вот почему знаю его отношение к «Рублеву» и с радостью передаю его Вам. Меня, как на зло, догнал грипп, и я уже неделю валяюсь в постели, а работа пока стоит. Сами знаете, как это приятно в конце съемок.

Напишите, что у Вас слышно. Самый сердечный привет Вашей милой жене от нашего семейства.

Крепко жму руку.

Г. Козинцев

А. Тарковский — Г. Козинцеву 

29.VIII.70

Дорогой Григорий Михайлович!

Я тут вполне замотался и прошу прощения за молчание. У нас с Ларисой Павловной родился сын, которого мы назвали Андреем. Надеюсь, что жизнь у него будет полегче.

С картиной сплошное горе. «Мосфильм» разваливается, и работать нельзя. Как Ваши дела? Как «Лир»? Что здоровье?

Надеюсь, что все хорошо. Очень хочется посмотреть Вашу картину.

С Ярветом я встречался, и, по-моему, актер он попросту гениальный.

Жизнь у меня сейчас вполне сумасшедшая и непонятная. Я надеюсь, что мне удастся в начале сентября съездить в Японию снять несколько кадров для фильма. Кажется, к этому все и идет. Поскольку все может вдруг рухнуть, как это у нас принято, то пока жду.

Не уверен, что письмо мое застанет Вас в Ленинграде. Во всяком случае, спешу пожелать Вам доброго здоровья, бодрости и радости.

Ваш Андрей Тарковский

Г. Козинцев — А. Тарковскому 

6.IX.70 г.

Дорогой Андрей, самые сердечные поздравления всей семье. Имейте в виду, что это уж безусловно к счастью. Пусть все у вас будет обстоять отныне самым прекрасным образом.

Очень завидую, что Вы снимаете на «Мосфильме», где, по Вашим словам, студия разваливается. У нас на «Ленфильме» все уже давно развалилось. В обломках копошится жулье и торгует казенными остатками. Так и трудился эти два года.

Мне приятно, что Ярвет пришелся Вам по душе. Я его полюбил, и с таким отличным артистом никогда еще не имел дела; он и человек благородный.

Только настаивайте, чтобы он сам говорил. Наймите ему фонетика (к сожалению, я догадался сделать это уже только в конце), он вполне может научиться говорить почти без акцента. Мне кажется, что он вообще все может.

«Лир» у меня уехал куда-то в отдаленные времена. Работы еще осталось на месяц, но для себя я с фильмом уже расстался. Обычно так случается: наступает минута, и вдруг труд закончен. Дальше тобой движет лишь привычка к тому, что мелочи следует доделать, а крупные недочеты хоть как-то прикрыть. Но мысли уже совсем об ином; какой-то период жизни завершился.

А что из этого вышло?.. Понятия не имею. Там будет видно.

Еще раз: всего самого доброго и обнимите жену. С дружбой

К.

А. Тарковский — Г. Козинцеву 

14 сент[ября] 70

Дорогой Григорий Михайлович!

Получил Ваше письмо и благодарю. У нас все благополучно.

Лариса (так же, как и я, разумеется) благодарит за поздравления.

Н. Зоркая мне говорила, что Дм[итрий] Дмитриевич] Шостакович написал кому-то письмо в защиту «Рублева». Если это так, то мне кажется, что его самое время послать.

ЧерноуцанИ. С. Черноуцан — в те годы ответственный работник ЦК КПСС. написал (...) какую-то бумагу с просьбой выпустить фильм на экраны, правда в ограниченном тиражом виде (?). Не знаю. Устал я от всего этого подпольного существования. Может быть, пусть выпускают ограниченным тиражом?

Когда мы сможем посмотреть «Лира»?

Возникают ли в туманной дали видения следующего фильма?

Желаю Вам доброго здоровья и всяких радостей.

Ваш А. Тарковский

Г. Козинцев — А. Тарковскому 

16 сентября 1970 г.

Дорогой Андрей,

пишу Вам сразу после просмотра. Второй разОписка: Г. Козинцев посмотрел «Андрея Рублева» в третий раз. понравилось еще больше. Всего Вам самого доброго.

С любовью

Г. Козинцев

Г. Козинцев — А. Тарковскому 

20.IX.70 г.

Дорогой Андрей!

Не я, к сожалению, напутала: письма Шостаковича о «Рублеве» нет, а он сам опять в больнице в Кургане.

Думаю, что Вы можете сказать, что фильм ему очень понравился. Вряд ли он стал бы против этого возражать.

Я попросил посмотреть картину и Бориса Ивановича Бурсова (наш самый авторитетный литературовед, специалист по русской литературе). Он отозвался о ней самым добрым образом. На мой вопрос: могу ли я Вам об этом написать, — сказал: «Конечно».

Если зайдет какой-либо разговор, сошлитесь и на эту оценку.

Я вовсе задуренный от работы. Сердечный привет всей семье. Г. К.

А. Тарковский — Г. Козинцеву

Москва

29.IX.70

Дорогой Григорий Михайлович!

Спасибо за письмо. Что касается письма Дм[итрия] Дмитриевича] — то это, конечно, путаница. Ради бога, не беспокойтесь.

Не помню, писал ли Вам, что Суслов подписал бумагу о выходе на экраны «Рублева».

Но меня опять в Комитете начинают терзать насчет сокращений, каковых я, конечно, делать не буду.

Желаю Вам окончания трудов над картиной и доброго здоровья.

Григорий Михайлович! Я знаю — у Вас много друзей в Л[енингра]де. Дело в том, что меня очень заботит судьба Анатолия Солоницына. Это актер новосибирского «Красного факела», который снимался у меня в роли Андрея.

Он в ужасном состоянии — несмотря на то, что сыграл за это время много серьезного, вплоть до Бориса Годунова, — и уходит из театра для того, чтобы перейти в Таллин в Русский т[еат]р.

Но его мечта — Ленинград и театр, где режиссером Владимиров. Не могли бы Вы посодействовать ему в этом смысле. Об Товстоногове он и не мечтает: боится интриг и проч[его]. Не знаю, прав ли он.

Солоницын очень хороший актер, и важно, чтобы он осел в хорошем театре. Я, к сожалению, настолько в опале, что никому и никак не могу быть полезным, скорее наоборот.

Извините, ради бога, за просьбу, очередную просьбу, которыми Вам и так надоел. Только, поверьте, я рассчитываю лишь на словечко, которое Вы можете замолвить за Толю Солоницына, и ни в коем случае ни на какие хлопоты, на которые я не вправе рассчитывать.

Желаю удачи и здоровья.

Ваш Андрей Т.

Г. Козинцев — А. Тарковскому

Дорогой Андрей!

Сердечно поздравляю с разрешением «Рублева». Пусть теперь все у Вас пойдет самым добрым образом.

О Вашем артисте постараюсь рассказать нашим худрукам.

Привет семье.

Г. К. 5.Х.70

А. Тарковский — Г. Козинцеву 

15 декабря 70.

Дорогой Григорий Михайлович!

Ну вот я, наконец, могу поздравить Вас и с премьерой «Короля Лира», и с окончанием трудной постановочной картины.

Я несколько недель был нездоров и, наверное, поэтому плохо себя почувствовал во время просмотра «Лира» и вынужден был тут же, после сеанса, отправиться домой.

Потом я не мог найти Вас ни в Москве, ни в Ленинграде — оказалось, что Вы уехали в Кисловодск.

Вчера раздобыл Ваш адрес и спешу с письмом.

К сожалению, я режиссер и вряд ли сумею встать на объективную позицию по отношению к Вашему «Лиру», как мог бы сделать критик, пишущий объективные оценки.

Нет слов — это серьезная работа классического толка и театрально организованная. И в свете этого она достойна самых высоких похвал.

У меня есть некоторые мелкие замечания, касающиеся технических недоделок. Мне, например, не слишком нравится, как озвучена картина и, самое главное, как звучит голос Гердта. Так же Ярвет во второй половине мне кажется значительнее и глубже, нежели до разговора с дочерьми.

Мне вообще очень трудно судить о многом по поводу «Лира», т. к. у каждого из нас есть свой Лир, который кажется нам наиболее верно прочитанным. Для меня «Лир» на экране весь должен был бы строиться на буре — на ее приближении, духоте, зное — изматывающем и жестоком, на том, как она, наконец, обрушивается на землю и уносится, освободив персонажи и зрителя от тяжести и совпав с катарсисом. Потому что, как мне кажется, в «Лире» важен процесс, и буря его приблизила бы до зрителя буквально физиологически.

Я понимаю, что Вы представили Лира иначе, и мои соображения здесь не в счет. Просто я пытаюсь объяснить, что мне трудно стать на позицию объективную, стороннюю.

Я искренне и радостно поздравляю Вас с победой — Вы скоро убедитесь в ее существовании по прессе и критике — и надеюсь, что, отдохнув, с новыми силами начнете следующую картину. Интересно, что это будет.

Очень бы хотелось повидаться с Вами и поговорить обо всем. Будете ли Вы в Москве на обратном пути?

Меня врачи выпихивают в санаторий, но я не хочу. Во всяком случае, я к Новому году буду в Москве уже.

Еще раз поздравляю Вас, дорогой Григорий Михайлович! Выздоравливайте, зализывайте раны и снова за работу, ибо, как сказал поэт, — «покой нам только снится».

Обнимаю Вас крепко.

Ваш Андрей Тарковский

Простите за конверт. Это дети развлекались и «украшали» мои конверты таким способом, а других в доме нет.

Г. Козинцев — А. Тарковскому 

21.ХII.1970

Дорогой Андрей!

Спасибо за откровенное письмо. Я, к счастью, никогда не считал, что людям, к которым я хорошо отношусь, обязательно должны нравиться мои фильмы. Я их всегда снимаю очень мучительно, с трудом выходя из длительных приступов отчаяния. Удовлетворение, хоть небольшое, бывает редко.

Здесь санаторная скука; тупость чередования еды и бесполезного лечения. Но воздух хороший, и нет всего того, что раздражает. И то хорошо. 5/I я отсюда, вероятно, уеду.

Всего Вам и всей семье самого доброго в 1971 г[оду]. Пишите и снимите прекрасный фильм.

Сердечный привет.

Г. Козинцев

А. Тарковский — Г. Козинцеву 

Москва, 20 янв[аря] 72.

Дорогой Григорий Михайлович!

Примите (хоть и с большим опозданием, не взыщите) в Новом году наши с Ларисой Павловной поздравления и пожелания доброго здоровья и творческих успехов.

Я кончил «Солярис». Если будете в Москве и у Вас будет желание посмотреть картину, я буду (3 раза «быть»!) очень рад.

С «Солярисом» скандал вроде «Рублева». Только серьезней.

Ваш несчастный

Лариса Павловна Вам кланяется. А. Тарковский

Г. Козинцев — А. Тарковскому 

27.1.72

Милый Андрей!

Спасибо за добрые пожелания. Сердечно желаю и Вам, Ларисе Павловне и всему семейству всех радостей.

В Москве я, к сожалению, в ближайшее время не буду. «Солярис» мне, естественно, очень хочется посмотреть. Неужели тоже какие-то затруднения? Я по Вашему письму не понял, что происходит. Радовался, что вышел «Рублев». Всем моим знакомым (увы, у меня их осталось совсем немного) фильм очень нравится.

А я живу в лесу, в Ленинграде совсем не бываю. У нас в Комарове — выстроено фанерное безобразие, где я теперь тружусь, пишу книгу. Так называемая дача, наверное, скоро рухнет.

Напишите подробно: что у Вас происходит? Хотя я твердо уверен, что с этим фильмом все должно быть в полном порядке. Вот увидите.

Еще раз: счастья и удачи в 1972 году!

Г. Козинцев

А. Тарковский — Г. Козинцеву 

1 февр[аля] 72 г.

Дорогой Григорий Михайлович!

Получил Ваше письмо — большое спасибо.

Наверное, я не совсем точно обрисовал Вам ситуацию с «Солярисом», да это и не важно. Просто «начальнички» снова цепляются с замечаниями. Ну, да мне не привыкать стать.

У меня уже готов следующий сценарий, и мне бы к концу лета хотелось с ним запуститься. Хотя планы всегда рушатся, они всегда невыполнимы.

Потом много и других, домашних, забот, которые отвлекают и запутывают тебя, словно смирительная рубашка.

Очень хочется повидать Вас. Надеюсь, что здоровье Ваше неплохо, хоть и в Комарове, где холодно, зато сосны очень красивы...

Обнимаю Вас — А. Тарковский

А. Тарковский — Г. Козинцеву

18 февр[аля] 72

Москва

Дорогой Григорий Михайлович!

У меня возникло странное желание экранизировать «Макбета» Шекспира.

Знаю Вашу увлеченность и влюбленность,' тороплюсь спросить — не перейду ли я Вам дороги. Т. е. считаю своим долгом.

Черкните мне две строчки, пожалуйста, если найдется минутка.

Надеюсь, у Вас все хорошо, книга двигается и все здоровы.

Ваш Андрей Т.

Г. Козинцев — А. Тарковскому 

29.II.72.

Милый Андрей!

Желаю Вашему «Макбету» всех возможных удач и успехов. Ничего, кроме удовольствия, мне Ваша постановка доставить не может.

Привет всей семье.

Г. Козинцев

А. Тарковский — Г. Козинцеву

2 апреля 72.

Москва

Дорогой Григорий Михайлович!

Простите, что до сих пор не ответил на Ваше, как всегда, доброжелательное и милое письмо. Был замотан сдачей «Соляриса». И, должен сказать, небезуспешно. (Как это ни дико!). 30 марта РомановА. В. Романов — в то время председатель Госкино СССР. подписал акт о том, что он принимает картину без поправок. Я до сих пор ничего не понимаю. Здесь, видимо, какая-то игра в высших сферах, мне недоступная.

В апреле будем показывать «Солярис» в Доме кино. Если Вас не будет в это время в Москве — мы привезем, немного спустя, ее в Л[енингра]д.

Простите за пестроту, кончился карандаш.

Несколько раз внимательно перечел «Макбета» и пришел к выводу, что это не для меня — в смысле экранизации, — хотя в театре это можно было бы сделать замечательно, мне кажется.

Как Ваше здоровье? Так ли Вы заняты, как месяц тому назад (я имею в виду книгу)?

Желаю Вам всего самого лучшего — т. е. сил, здоровья и удачи.

Поклонитесь Вашей супруге. Лариса и ей, и Вам очень кланяется.

Ваш Андрей Т.

А. Тарковский — Г. Козинцеву 

4 июня 72.

Дорогой Григорий Михайлович!

Очень жаль, что мы не смогли увидеться из-за Вашей болезни. Надеюсь, что Вам уже лучше и что Вы снова бодры и энергичны, как всегда.

Примите наши с Ларисой Павловной пожелания Вам и Валентине Георгиевне доброго здоровья и успехов.

Ваш А. Тарковский

Г. Козинцев — А. Тарковскому

Милый Андрей!

Спасибо за письмо. Я был очень огорчен, что из-за ангины не посмотрел Вашего фильма.

Теперь буду ждать первой возможности его увидеть.

Есть ли у Вас уже планы новой работы? У меня какой-то смутный период: все валится из рук, и никак не могу найти внутреннего покоя, а без него отлично действует только критическая часть, и не успевает появиться хоть захудалая мысль, я ее сразу же уничтожаю с необыкновенной логической убедительностью.

Пока это все в разговоре с самим собой. Не лучшая форма человеческого общения.

Всего Вам и всему семейству самого доброго.

Г. К. 8.VI.72