Архитектор параллельных миров: авторы «Искусства кино» о Резо Габриадзе

Резо Габриадзе — фигура уникальная, мало с кем сопоставимая: можно, конечно, сказать «наш Феллини», но только и это ни о чем не сообщит. Юмор, мудрость, бесконечная способность к эмпатии и иронии, проницательной и точной, но никогда не злой — эти качества соединялись в одном человеке поразительного таланта, существовавшем всю жизнь на перепутье между литературой, живописью, театром и кино.

Никогда не забуду первой встречи с его театром, который будто отменил все мои предыдущие опыты с куклами на сцене — эти казались неправдоподобно живыми, отменявшими «реальный» мир за стенами театра. Но главный Габриадзе в моей жизни — наверное, все-таки «Кин-Дза-Дза», лучшая отечественная кинофантастика наряду с «Солярисом» и «Тайной третьей планеты». В ней и метафора советского бытия с неправдоподобной надеждой на иные берега, и самое емкое описание «классовой» социальной системы, и отчаянная вера в высший спасительный смысл искусства — пусть это всего лишь глупая песня, исполненная на старой расстроенной скрипке.

Человек из категории «мультиталантов», Габриадзе был фактически духовным лидером грузинской «новой волны». Именно он придумал ту мифологическую страну, которая очаровала зрителей фильмов «Необыкновенная выставка», «Не горюй!», «Кувшин», «Чудаки», «Мимино», снятых Эльдаром Шенгелаей, Ираклием Квирикадзе, Георгием Данелией. Действие могло происходить в Российской империи начала ХХ века или в современном СССР, но Грузия присутствовала в них как некая культурная константа, практически не зависимая от реальной Истории. Этот мир жил по законам мифа, притчи, меланхоличной комедии. В 1960–1970-е кино в Грузии стало делом национального престижа, а в мире приобрело репутацию «островка античности и Ренессанса»: так характеризовали в ту пору мироощущение и стиль авторов грузинской киношколы, и ярче всего этот ренессансный дух воплощал Резо Габриадзе. В 1980-е мир вступает в более жесткий период, усиливается социальный и технологический прессинг: на этом фоне появляется и становится культовой «Кин-дза-дза».

В картине «Знаешь, мама, где я был?», снятой сыном Резо Леваном Габриадзе по сценарию отца, оживают смешные и грустные реалии послевоенного Кутаиси и имеретинской деревни, где юный герой жил у дедушки с бабушкой. Война тяжело прошлась по многим семьям; дядя-летчик Резо погиб на фронте, а незабываемое слово «Сталинград» спустя десятилетия дало сюжет и название одному из знаменитых спектаклей Габриадзе. Война кончилась, но настоящий мир еще не наступил. При всей скудости и озлобленности этого голодного времени все-таки живы человеческие чувства и потребности: тяга к искусству, милосердие, любовь. И, разумеется, юмор. За местного авторитета, у которого «не было фаса, был только один профиль», сочиняет любовное послание юный грамотей. Пленный немец обустраивает в деревенском доме евросортир. Это не просто ностальгическое, немного сентиментальное «ретро», это отзвук гуманистической утопии, которой, по сути, было советское искусство оттепели, причем в грузинском варианте оно отличалось особенным артистизмом и философичностью.

При встречах казался страшно грустным. Шутил серьезно, всматриваясь в тебя пристально. Ловишь ли ты этот невидимый баланс: смеяться или плакать? Это «между» хрупкой радостью и горем? Такое кино. Про жизнь в одной охапке со смертью.

Было на свете несколько Резо Габриадзе. Один писал истории для экрана, которые пели и танцевали другие режиссеры. Другой — архитектор параллельных миров вроде планеты Плюк или сказочного города Кутаиси. Плюк и Кутаиси — побратимы не по разуму — по сердцу. Его Макондо. Он рассматривает этот волшебный шар — с падающими снежинками в теплый песок детства. И снежинки не тают. В этом шаре библиотечная крыса Ипполит грызет гранит науки, пиросманиевская Маргарита читает любовные письма, написанные десятилетним Сирано, «чудесный народ-муравьи» переживают нечеловеческие муки в Сталинграде, паровоз дышит облаками и любовью, а неуемный Ленин снова и снова вылезает из железного ордена.  

У него с собой всегда маленькая, словно кукольная, фляжечка с коньяком. Говорит, от сердца помогает. Хотя знает, что «от сердца» ничего не помогает. Оно, если есть, — болит. А дышать ему становится труднее с каждым годом.

Он приходит в «Петрович» и спрашивает Бильжо: «Знаешь, почему в Венеции нет собак?» Это у них игра такая, Бильжо знает ответ, да и собаки в Венеции есть, но не показывает виду. «Потому что туда не добрался Павлов», — привычно замечает Резо и сам первый начинает смеяться.

Закономерно, что он тихо ушел именно в этот карантинный год. Не только из-за того, что болел долго и слабел. Но его главное сочинение жизни — Театр марионеток — был закрыт. И он тосковал, переживал: как они там без него — шуршат в темных уголках пустого старинного дома? Кому пожалуются на свои беды?

У Юрия Норштейна в мастерской под потолком развешаны ангелы. Резо любит здесь бывать дотрагивается до них, словно передает привет своим марионетках, и ангелы на своих нитях летают над его седой головой. Православные, где тут Кутаис?