Александра ЛихачеваЛюди должны прикасаться друг к другу, сталкиваться друг с другом

— Мы уже общались мельком на фестивале «Короче», и я видела, что после показа к тебе подходили много людей. Что говорили? 

— Для меня это вообще было самое ценное — что подходили и говорили, что наш фильм понравился. Никакой приз после такого не нужен. Я же не осталась в зале смотреть фильм — со ВГИКа не могу смотреть свои работы в зале с аудиторией, так нервничаю. И потом хотела спрятаться, но да, люди стали подходить и делиться мнением. Даже в какой-то момент подумала, что всем этим людям заплатили, не шучу.  

— Зрителям, которые пришли?

— Ага. Тем, кто подходил и выражал комплиментарное мнение. Не ожидала, что разные люди и из индустрии — режиссеры, продюсеры и просто зрители будут так отзываться. И мне, и всем нам было безумно приятно, что каждый нашел что-то для себя в нашем фильме. 

— Что говорили про фильм?

— Люди выходили с каким-то послевкусием — ощущением героев и их истории. Конечно, были и те, кто не поняли, не приняли — и это тоже ценно. Где-то я прочитала незаконченную мысль про «черные лакуны» в нашем фильме и «уже неактуальную» камеру великого европейского оператора Мариуса Пандуру («Безумное кино для взрослых», «12:08 к востоку от Бухареста»). Много нюансов, которые могут как приблизить зрителя к истории, так и остаться непонятыми. 

— Один из таких нюансов — юмор, он у героев подростковый, грубый, иногда на грани фола. Насколько я знаю, он и в жизни такой у прототипов главных героев — Олега Крецула и Виталия Глигора. Как вы его улавливали?

— В этом большая заслуга артистов. Я лишь заставляла их репетировать до съемок фильма: мы встречались, разбирали каждую сцену, разговаривали, искали мелодику языка и говор, я их мучила, приставала. А потом все случилось. У них всегда была большая домашняя работа, которую они выполняли.

— Насколько плотно вы работали с Олегом и Виталием?

 — Мы много работали с Виталием на всех этапах создания сценария. Виталий Палыч помог придумать соревновательные схватки, после приезда в Кишинев он занимался в зале с Никитой Волковым, исполнителем роли Олега. Он помог найти спортсменов-дзюдоистов, которые стали спарринг-партнерами. По его просьбе титулованные молдавские дзюдоисты снялись у нас. Олег находил время тренироваться в зале с Никитой, чтобы тот за ним наблюдал, как и Сережа за Виталием.

 — При этом спортивные взаимоотношения демонстрируются не классическим образом, как мы привыкли видеть в кино такой направленности.

 — Меня вдохновил фильм «Охотник на лис» Беннета Миллера — это другой подход к спортивной истории, который меня и заинтересовал. Невероятная актерская работа Ченнинга Татума и Марка Руффало. Это человеческая драма. Я подумала: почему так не подойти к спортивному кино? История Олега меня поразила не столько его достижениями, — но и они, конечно, тоже, — сколько нахождением рядом такого героя, как Виталий. И я подумала, что могу рассказать ее с этого ракурса, который заинтересовал не только меня, но и зрителей, наверняка, привлечет. 

 — В названии хоть и значится «Крецул», но при этом Виталий все же на первом месте — по крайней мере, в фильме. Был ли какой-то другой вариант названия? 

 — Да, Виталий — главный герой и был таковым на всех этапах. Если честно, я не хотела, чтобы фильм назывался «Крецул», долго пинала редакторов и продюсеров по этому поводу. Мне сказали: будет прокатчик — будет название. Этот вариант меня не устроил, так что я согласилась на «Крецула». По крайней мере, это то название, которое мне знакомо. 

 — Мне, наоборот, показалось, что «Крецул» как название очень органично. В фильме многое завязано на прозвищах: фамилия — одно значение, имя — другое, иногда Олега вообще называют Лениным. 

— Герои действительно называют друг друга разными именами. Это реальная характеристика их взаимоотношений, как и специфический юмор. Мне было важно включить это в фильм и сохранить. Я сама часто называю людей разными именами, у нас это семейное. Но, к сожалению, после показа на фестивале «Короче» продюсеры попросили это убрать. 

— Для меня сложился пазл: сначала ты обманываешься, потому что фильм будто про одного человека, но на постере они уже заявлены вдвоем. И в самой картине существуют как единый организм. 

 — Очень хотелось добиться именно этого ощущения. Я рада, что оно есть. Для меня это немного болезненная история: я правда не хотела, чтобы фильм назывался «Крецул». Но если в итоге это работает для зрителя, если в этом есть дополнительный смысл — замечательно.

— Много болезненных историй связано с фильмом?

— Да. Это одна большая, сложная история, которую я тяжело переживала и переживаю до сих пор. Думаю, в какой-то момент я ее расскажу. Предметно. Пока скажу, что сегодня отношение к режиссеру в авторском кино — бич нашего времени. Нельзя так относиться к авторам и режиссерам. 

— Коллеги по цеху с этой проблемой часто сталкиваются?

— За последние несколько лет, к сожалению, да. Просто всем кажется, что режиссер — это такая творческая истеричка. Пока он создает кино и тащит все на себе, всех все устраивает, а потом к нему начинают относиться снисходительно — мол, что с него взять, слишком сложно с ним, хочет длинно, хочет медленно, хочет внятно, сложно, что-то там чувствует, ощущает, ну его, сами сделаем. Так быть не должно: режиссеры — люди, создающие кино. Без них авторского кино не существует.

 — Что в «Крецуле» для тебя определяет именно авторское кино?

 — Я не хочу обидеть более массовое кино ни в коем случае, потому что я сама его люблю. И не считаю, что там нет смысла, сценария, артисты не играют, режиссер не занимается своей профессией, оператор не снимает. Безусловно, там есть все эти составляющие. В чем отличие авторского кино? Помимо, понятно, ритма, наличия темы и языка. Скажу за себя — я не хочу никого завлекать или развлекать в кино. Хочу просто поговорить со зрителем. Не только в рамках заданной истории — поговорить через героев. И потому работа артиста так важна в авторском кино — он в центре, он рассказчик. «Тащит» не внешний драйв, не монтаж, не музыка, а артист в первую очередь. Если совсем просто, то массовое кино — это когда ты на серфе по волне едешь, а авторское — если на пляж с книжкой пришел.

— Раз уж речь об этом зашла: какая ключевая тема в «Крецуле» для разговора со зрителем?

 — Тема неотступничества. Мне было важно показать, как один человек не отступается от другого в сложной ситуации. 

 — Именно от человека, а не от цели?

 — Да, от человека. Виталий не оставляет Олега, а Олег борется за двоих. Виталий для меня главный герой и тема для исследования. Именно поэтому возник Сергей Волков — я искала неоднозначного героя. У Сергея именно такая органика. Мне кажется, совпало на все сто процентов — Виталик неочевидный герой, от которого никто не ждет, что он возьмет, да не отступится.

— Как вы нашли Сергея?

 — У нас была потрясающий кастинг-директор Маша Бомбина — талантливый человек в разных областях, особенно в том, как она чувствует артистов, — сказывается ее многолетний опыт работы. Маша показала мне визитку Сергея, где он говорит: «Ненавижу записывать визитки, вообще не понимаю, зачем все это нужно, какого черта я должен себя продавать?» В первый раз я отмела его кандидатуру, но Маша прислала еще раз и сказала, что мы должны с ним поговорить. Сергей пришел, и, можно сказать, до него кастинга и не было. Он оказался настолько точен, и своей уже существующей органикой попал в эту роль.

Глобально это даже история не на двоих, а на троих. Мне был важен третий герой, которого играет Володя Гарцунов, — Слон. Всем кажется, что история эта про двоих, но именно история Слона — тот незаметный камертон, который и проявляет то, о чем я делала кино. Его мало на экране, но он скрепляет их дважды — когда дает денег на соревнования и когда погибает в тот момент, когда Олег и Виталик готовы разойтись. Вова сдержан, суров внешне, но в сцене с водителем он раним. Зритель чувствует это.

 — А с Никитой как сложилось?

 — С Никитой — это моя любимая история. После уже парных проб, проб с Сережей, я сказала Никите — вы не прошли, извините.  

А через какое-то время он мне написал: «Саша, это моя роль. Можно я приеду из Петербурга еще раз, за свой счет?» Он приехал и работал не то чтобы как-то по-другому, нет. Но я увидела, что он, даже будучи со мной несогласным, даже если не до конца меня понимает, пытается меня услышать, примерить роль именно так, как я прошу. И у него все получилось. Он подарил мне интереснейший опыт работы с артистом. Никита Волков — большой артист с отличной школой. 

— У Никиты с Сергеем в кадре удивительная химия. Но при этом есть много сцен, в которых их герои ссорятся. Я бы даже сказала, что Олег, как это сейчас называют, Виталия абьюзит. 

 — Я знаю из разговора с Виталием, что у них были сцены и пожестче. Два человека существуют в такой тесной связке — это порой невыносимо. Я не знаю, как они это прошли, но как-то они это сделали, совершили человеческий подвиг по отношению друг к другу. 

 Мне кажется, таких историй должно быть больше — не только на экране, а в жизни. Надо перестать обосабливаться друг от друга, отгораживаться. Но это мой взгляд на жизнь. Я считаю, что люди должны прикасаться друг к другу, сталкиваться друг с другом, делать друг другу больно (неосознанно) и приятно. Бывает по-разному, но надо сосуществовать вместе. Не бояться любить, дружить.

 — Понятно, что Олег и Виталий стали прямыми прототипами, но все-таки насколько их истории правдиво переданы? Например, есть сцена, где Крецул запирается на кухне и включает газ, — это правда?

 — Это уже художественный вымысел. Я хочу сказать ребятам огромное спасибо за то, что они доверились и мне, и артистам. Виталий Палыч и Олег, он же Володя, отсекли себя от фильма, насколько могли.

 — То есть они позволили взять себя за основу и пофантазировать? 

 — Они поверили, что это необходимо. Даже эта сцена с газом. Я не знаю, были ли у Олега такие мысли. Мог ли он вообще такое сделать, я не спрашивала его об этом. Но кажется, что в той ситуации, в которой оказался Олег, в том эмоциональном спектре — это вполне вероятно.

— Никита и Сергей постоянно взаимодействуют, чувствуют друг друга, но как они работали со слепотой? 

 — Просто наблюдали. Олег и Виталик брали с собой ребят в зал, в гаражи, в баню, в караоке, проводили с ними время, а Никита и Сережа записывали, запоминали, впитывали и затем воспроизводили. 

 Никита Волков — серьезный артист. Он делал все, что нужно, — никаких капризов. Надо было закрывать глаза — значит, закрывал. Спотыкался, ударялся, но закрывал. Сережа вначале не очень уверенно его контролировал, может, сам до конца не верил, что Никита по-настоящему закрывает глаза. Один раз мы репетировали сцену в гостинице Вильнюса: раз не получался дубль, два. Тогда я подошла к Никите и говорю: «А ты глаза закрываешь?» Оказалось, что он подглядывал — было много препятствий. А когда закрыл, все получилось.

 — Виталий видел фильм? 

 — Видел, хотя ему непросто смотреть на себя на экране. Он, конечно, понимает, что это — кино, художественный вымысел, но все же. Спасибо им с Олегом огромное за то, что провели черту между кино и своей жизнью. У них все хорошо сейчас: Олег снова стал чемпионом Европы, человек-локомотив. И хорошо, что они такие есть.

— Есть ли российские фильмы последних лет, которые тебя тоже зацепили человеческой историей?

— Мне понравилась «Герда». Мы спорили с коллегами об этом фильме. Мне неважно, что в нем получилось, а что нет, что длинно, что медленно — для меня там есть персонаж, человек с историей. И я ее запомнила. 

— Какое у тебя отношение к авторскому кино в России в целом?

— Я хочу, чтобы оно было.