Баловство: «Привычка нюхать пальцы» Вячеслава Иванова

— Чел, чел, чел. 

— Я сниму их, короче.

— Зачем?

— Я не хочу быть смешным.

Это Рамиз, онлайн-консультант по продаже унитазов, говорит другу о брекетах. Да и подспудно, что уж там, о собственной жизни, куда не вмещаются высокие достижения, но влезает много всего дурацкого. Украденные у коллеги хентай-наклейки; блокнотик, пухнущий от изображений детородных органов; взрывающаяся в руках бутылка «Фанты». И прорывающаяся в разговоры о музыке, дошираке, Черепашках-ниндзя, словом — обо всем и ни о чем — не вполне выносимая легкость бытия. Вот и весь сюжет: офисное и домашнее дуракаваляние, крошащееся на туповатое фланерство, кидание «Ментоса» в газировку и просмотр черепашьих боев.

Так и надо снимать фильмы о любви — ловя сверхкрупными планами шелуху будней, в данном случае — простого парня и его парочки друзей. Лиц в кадре меньше, чем предметов, а вещи, в диапазоне от пачки сухариков до фигурки из «Киндер-сюрприза», то ли служат продолжениями рук, то ли последовательно заменяют собой мимику, жесты и повадки. В прошлом году на «Короче» Иванов показывал «Бракованную партию», где отфильтровывал мир через беспорядочные войсы, «рыбий глаз» и инфракрасный спектр. Здесь мы тоже фрагментарно наблюдаем за героем через тепловизор, но глитчи уже дозированы, а эксперименты с искажением изображения приобретают изящество. Хотя и по-прежнему выталкивают публику из зала: фильм не щадит зрителей динамизмом, камера даже не пытается поспеть за эмоциями и чувствами Рамиза. Или всему виной специфический юмор, который уже успели связать сразу и со Славой КПСС, и с Олегом Мавроматти. В разговорах тут сквозит постирония, но и богатство ассоциаций, и неожиданные всполохи «новой искренности». Когда коллега признается Рамизу, что троллил его, звоня от лица погибающего от тараканов старика, тот и смеется, и плачет. Отказывается выбирать одно ощущение — и чувствует все сразу. 

Может, внезапно, во время обеда и смолл-тока, затихнуть и выдать: «Мне плохо, я не хочу говорить». Может разозлиться на старого друга, узнав, спустя, видимо, много лет, что у того по дому ходит кошка, а Рамиз — аллергик. Может угрюмо пресечь просьбу о встрече максимой «я гостей вообще не люблю». А может бренчать на гитаре и громко смеяться, выкрикивать в парке имя Виктора Цоя, варить в кастрюле с яйцами аниме-стикеры, смотреть рилсы с котами и нюхать клей-карандаш.

Это кино уважает Кассаветиса, но благоразумно не заступает на территорию натянутых нервов и семейных трагедий. Рамиз — реинкарнация Шультеса, внезапно оказавшегося среди вертикальных видео и нейросетей. В глазах застряла та же грусть, но к молчанию прибавилась старая добрая шутка — последний инструмент выживания во всей этой нелепице вроде торговли унитазами. Вроде отсутствия судьбы. 

Не зря кино закольцовано фрагментами, в которых Рамиз снует у турника под многоголосицу нейросетевых коучей. Те на все лады велят «изменить жизнь и перезагрузиться», пока все, что происходит между началом и финалом фильма, напоминает процесс мучительной загрузки. Где, чтобы развеять скуку, надо себя хоть чем-то занять — и все действия героев, от расклеивания «тянок» по гаражам до игры в «Мортал Комбат», походят на никуда не идущее вождение курсором мыши по застывшему десктопу, выделение кликами пустых областей. 

Фильм снимали по выходным, в компании друзей, где оператор был актером, а исполнитель роли Рамиза — сосценаристом. Иванов сказал, что материала набралось на три-четыре части, и, вполне возможно, нас ожидает франшиза. В ожидании условного продолжения какой-нибудь «Привычки грызть ногти» можно самим с чем-то поиграться, как делают герои фильма. Обмотать голову браслетом от комаров (выдают на «Новом движении»), поделать мемы из фресок Феофана Грека (соседствуют с «Новым движением»), посмотреть кино, которое никогда не выйдет в прокат (показывают на «Новом движении»). Поддержать журнал «Искусство кино». И признать, что в баловстве хватает любви, чтобы выдерживать эту бесконечно грузящуюся жизнь.