Берлинале-2019. «Власть» с Кристианом Бэйлом в роли аппаратчика Дика Чейни

Во вступительных титрах «Власти» сказано, что герой фильма Дик Чейни — один из самых скрытных политиков в истории, и, пытаясь рассказать о нем, авторы «сделали, блин, все что могли». При том что речь идет о жизни известного на протяжении полувека политика, у них действительно было не очень много реального материала из его частной жизни. Ореол тайны вокруг него собрался из вполне обыденных вещей: во-первых, он никудышный оратор, который не хотел прилюдно позориться, а во-вторых, вступая в должность вице-президента при Буше-младшем, он ухитрился не представить справку о состоянии здоровья (потому что оно оставляло желать лучшего), декларацию о доходах (можно догадаться почему) и хитро закамуфлировал скелеты в шкафу. На самом деле, маячить на публичной сцене, имитируя искренность, — всего лишь отвлекающий маневр. Политика делается за закрытыми дверями и чаще всего не краснобаями, а «серыми кардиналами», теми, кто не мельтешит на экранах и первых страницах газет, тихушниками-призраками, каким и считался Дик Чейни.

Между прочим, в титрах вместо нашего эвфемизма «блин» стоит самое крепкое из американской обсценной лексики слово, которое задает тон картине, где персонажи — люди из высшего эшелона власти, которые не стесняются соленых шуток и самой этой лексики, во всей красе артикулирующей их пошлое своекорыстие и беззастенчивую посредственность. Кстати, движение вверх у Чейни началось с того, что он, будучи новичком-интерном в Белом доме, очаровался речью шутника-матерщинника Дональда Рамсфельда (Стив Карелл) и поступил в республиканцы.

В отличие от корпуса элегантных и стерильных даже в самых циничных деяниях персонажей, скажем, «Карточного домика», олимп «Власти» — это паноптикум комических фигур, включенных в водоворот апокалиптических событий, головокружительно смонтированных Хэнком Корвином, который был номинирован на «Оскар» за «Игру на понижение» и, очень вероятно, получит его за «Власть». Оба фильма снял Адам МакКей, который после реконструкции анамнеза финансового кризиса 2008 года взялся не за традиционный байопик Дика Чейни, а на примере отдельно взятой и никак не харизматичной личности вновь обратился к сюжету, раскрывающему подоплеку большой игры, «изменившей ход истории» с помощью маневрирования теорией унитарного правления в пользу единоличной власти.

Восхождение Дика Чейни в обработке МакКея предстает в жанре эксцентричного поп-арта. Подобно Рою ЛихтейштейнуАмериканский поп-арт-художник, режиссер берет картинку, только не комикса, а мелкомасштабного моментального снимка из жизни, и увеличивает ее до большого формата. МакКей связывает политический старт Чейни с отставкой Ричарда Никсона после Уотергейта, положившей начало эпохе грандиозных вашингтонских скандалов. Набрасывая штрихи к портрету Чейни, начиная с молодых лет выпивохи и раздолбая, исключенного из Йельского университета, МакКей подробно останавливается на его союзе с Бушем-младшим, когда принимались самые важные для страны и мира решения: и о разрешении подслушивать частные телефонные разговоры после атаки на башни-близнецы, и о вторжении в Ирак. Джордж в исполнении Сэма Рокуэлла выглядит откровенно комичным и еще более недалеким, чем в мокьюментари Майкла Мура «Фаренгейт 9/11». А Кристиан Бэйл, по жизни совсем не похожий на Дика Чейни, покрытый пластическим гримом, превращается в кривящего лицо суперзлодея с «дикими, но выдаваемыми за взвешенные» идеями, как комментирует брехтианский персонаж-рассказчик, которому сценарист и режиссер МакКей отдает свой голос автора.

Выбрав на главную роль Кристиана Бэйла, МакКей разыгрывает и главный свой трюк — игровое превращение Брюса Уэйна в Джокера. Что-то мешает всерьез воспринимать Дика Чейни как настоящего, а не комиксового суперзлодея. МакКею не хватает аргументов, чтобы представить его мозговым центром Белого дома; Чейни, скорее, тот, кого у нас называют аппаратчиком, то есть мастер внутридворцовой интриги, приспосабливающий материю высокой политики к собственным интересам.

В одном из интервью МакКей сказал, что его интриговала фигура Дика Чейни, которого стендап-комики сравнивали с Дартом Вейдером или кукловодом. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что он «был в американской истории чем-то вроде Зелига». Речь идет о вымышленном герое одноименного фильма Вуди Аллена, который обладал фантастической способностью к мимикрии и умел перевоплощаться в людей, с которыми имел дело. Дик Чейни открыл для себя закон успеха в структурах власти: самое выгодное капиталовложение — лояльность. В специфическом смысле слова: преданность не закону, а вышестоящей персоне. Она сулит солидные дивиденды, но при этом самое важное — уловить момент, когда ее можно выгодно сбыть, передав на баланс другому начальнику. Что он и сделал, вовремя предав своего первого учителя Рамсфельда.

Хитроумной лабильностью, прикрывающей твердолобую прицельную дальность продвижения по карьерной лестнице, он обязан жене Линн (Эми Адамс). Это яркая репрезентантка когорты американских дам, которые, стоя за спиной мужа-политика и лучше всех зная его слабые стороны, с безудержной амбициозностью делали и делают собственную карьеру. Линн с удачно выбранным имиджем простой девушки из Вайоминга дирижировала карьерой мужа, выбирая выигрышные для собственного карьерного соло моменты и никогда не прогадывая. Пожалуй, это Линн — самый эффективный кукловод, и благодаря ей пустая должность вице-президента превратилась в реальную и в этом случае деструктивную силу.