«Звоните ДиКаприо!»: Моего брата зовут Каин, и он идиот

Как всякое большое животное (а «Звоните ДиКаприо!» возвышается над остальными русскими сериалами, словно слон), кино Жоры Крыжовникова можно рассматривать с разных позиций. С одной стороны — в нем виднеется сатира на современное российское телевидение, с другой — отсылки к русской классике XIX века, с третьей — душераздирающая семейная и любовная драма. Эта подлинная полифоничность, о которой рассказывают на школьных уроках литературы, и которую не встретишь в наших многосерийниках. Даже в мире больших сериалов во всей полноте она до этого была представлена разве что в проектах Дэвида Саймона, создателя легендарной «Прослушки».

Впрочем, несмотря на всю многоплановость «ДиКаприо» и его идейно-тематическую сложность, у него есть базис, который цементирует всю историю. Этот базис — интересный формалистский трюк, который роднит кино Крыжовникова, например, с романом Макса Фриша «Homo Фабер» и сериалом «Подпольная империя» (особенно со вторым сезоном).

Напомним, что в романе Фриша какая-то неведомая сила влечет главного героя Вальтера Фабера в неожиданные для него места. Сначала он отказывается от деловой поездки в Венесуэлу и вместо этого отправляется в Гватемалу, где находит старого друга повесившимся. Затем знакомится с очаровательной девушкой по имени Сабет, которая напоминает ему Ганну, его возлюбленную. Разумеется, неслучайно: Сабет в итоге оказывается дочерью Фабера от Ганны, а поскольку часть действия происходит в Афинах, несложно догадаться, что неведомая сила, которая бесцеремонно вторглась в жизнь главного героя, — это злой рок родом из древнегреческих трагедий. В инцестуальных отношениях Фабера и Сабет отчетливо ощущается отголосок мифа об Электре.

А в финале второго сезона «Подпольной империи» шоураннер Терренс Уинтер перетасовывает миф об Эдипе. Это становится понятно, как только мы узнаем, что Джимми Дармоди (Майкл Питт) записался в армию после того, как переспал с собственной матерью (Гретхен Мол). Еще он убил отца (Дэбни Коулмен) и ослеп от горя после гибели жены. И рациональный, верящий только в логику, технику и теорию вероятностей инженер Фабер, и амбициозный гангстер Дармоди помимо своей воли (и вопреки здравому смыслу) становятся заложниками античной трагедии, хотя сами об этом не подозревают.

Такой же жертвой злого всевышнего замысла оказывается и один из главных героев «ДиКаприо», популярный актер Егор Румянцев (Александр Петров), у которого диагностирован ВИЧ. Егор заражает почти всех близких ему людей вирусом иммунодефицита, который в системе координат сериала стоит расценивать не иначе, как метафору того самого неопределимого, ломающего судьбы героев древнегреческого рока. Точнее даже проклятия, в данном случае — передающегося половым путем. Только, в отличие от, например, инди-хоррора «Оно» (It Follows), где данное проклятие символизировало страх перед взрослением, в «ДиКаприо» ВИЧ — это триггер, спусковой механизм, приводящий к тому, что на наших глазах будут рушиться карьеры, семьи, судьбы и даже жизни. Лишь немногие смогут этому сопротивляться.

Егор совершает беспорядочное броуновское движение, плывет по течению и вплоть до финальной серии не пытается бороться с судьбой. Актер привык прятаться за маски, но болезнь беспощадно срывает с него одну личину за другой. Падение Егора в экзистенциальную пропасть — будоражащий сеанс душевного эксгибиционизма. Он так бы и остался просто перформансом Александра Петрова, если бы одним из центральных мотивов сериала не были взаимоотношения Егора с братом Львом (Андрей Бурковский). Это те самые драматические качели, которые раскачивают повествование, задают амплитуду его движения. Чем лучше становится дела у одного брата, тем хуже у другого, vice versa. Но режиссер народной свадебно-похоронной дилогии «Горько!», караоке-мюзикла «Самый лучший день» и хармсовской по интонации короткометражки «Нечаянно» резко повышает ставки в своей трагикомической киновселенной. В «ДиКаприо» он решает снять новую античную трагедию.

С самого начала в сериале чувствуется тяжелая поступь Рока, которая только нарастает с каждой новой серией. Герои обречены: особенно остро это, кстати, ощущает супруга Льва — Марина (Юлия Александрова), антирациональная женщина, которая однако обладает чрезвычайно развитой интуицией. Мы даже и не надеемся на то, что у них все будет хорошо, — но и этого режиссеру в итоге оказывается мало. Под занавес (хотя это читалось с самого начала) он решает превратить жестокосердную забаву древних греков еще и в библейскую драму, ветхозаветную притчу про Каина и Авеля. Крыжовников рассказывает нам о том, что нельзя просто так взять и стать сторожем брату своему, что один брат умрет блаженным, а род другого из-за сексуальной невоздержанности навеки будет проклят, что библейская драма, перенесенная в наши дни, говорит только об одном: мы ничему, увы, не научились за эти две тысячи лет. О, где же ты, брат?