«Братство» Лунгина: современное кино об Афганской войне, будто снятое в перестройку

Афганская война на излете, война, умирающая, как любое чудовище, в жутких муках. Юная солдатня, не понимавшая ни секунды, что она забыла в этих сморщившихся от времени горах, и ждущая только вертушку домой.

«Братство» хоть и имеет магистральный сюжет, но это все же в большей степени не о чьем-то конкретно Афгане, а такая панорама позднесоветской войны, снятая с вертолета. Режиссер Лунгин собирал фильм из многих разных историй, баек, воспоминаний и апокрифов. Общую картину он создает деталями разной мелкости: от больших историй о генералах-параноиках и бравых советских солдатах, ворующих вооружение и продающих гранатомет фактическому противнику за местные тугрики, до простых зарисовок из жизни и проездов на грузовиках по бесприютным горам (Дагестан прекрасно изобразил Афганистан).

Фильм выходит в прокат, предусмотрительно задержавшись на день: должен был быть 9 мая (не чтоб примазаться к дню не той победы не в той войне, а чтобы зацепить еще один выходной), а выходит 10-го. Эффект вынужденного путешествия во времени заметен и в самой картине: это кино отчаянно олдскульное, если не сказать старперское; сознательно стилизованное под перестроечное; снято на узнаваемую с болезненной любовью пленку Kodak; отчетливо устарело, совсем не в духе времени. Это подчеркнуто мужской фильм (у единственной героини в фильме секунд дай бог 15 экранного времени в одной трагикомической зарисовке), попробуйте-ка сегодня такое допустить в большом коммерческом проекте. Это солдатские анекдоты, рассказанные вовсе без бравирования, даже больше — недоговоренные: сюжет в разумный момент прерывается долгожданной эвакуацией на родину.

Главной задачей Лунгина, режиссера консервативного, но мыслящего, становится не антивоенная лирика, а псевдодокументальное изображение настоящего братства — без панибратства, без убийственного пафоса, дружба поневоле случайных заложников прекрасно-дурацкой эпохи. Их взаимовыручка прагматична, но зато безгранична. Так, генеральный сюжет начинается с того, что летчика подбивают и забирают в плен. Выясняется, что это сын генерала (вновь те времена, когда сыновья генералов воевали, а не только сходили с ума от того, что им нечего больше хотеть). И его выручают, более того, даже сам факт того, что нужно ехать под пули и спасать генеральского сына, фактически ничего не меняет: это все еще наш человек. И затем, чтобы вытащить такого же пленника, только не привилегированного по факту рождения, герои (в частности, хозяйственный офицер в пшеничных усах, сыгранный Кириллом Пироговым) пойдут в кишлак договариваться. И договорятся.

В этом авторском отстранении видится и некое пусть малюсенькое, но малодушие. В фильме Лунгина отсутствует концептуальный пацифизм, он словно наслаждается отдельными приметами околовоенного быта, с любовью их воспроизводя. В отсутствие программного заявления об отношении русского мира к войне (которое вот уже последнее тысячелетие описывается все тем же гребенщиковским «нас рожали под звуки маршей») посыл «Братства» медленно сползает с «больше никогда» к «можем повторить».

Но фильм-то, не поняв, уличили совсем в обратном. Фильм обвиняют народные избранники, сенаторы, в том, что его нельзя показать новобранцам, рекрутам, которые поедут на чужбину воевать черт знает за чье благо (и не факт, что это благо — мирное небо, а не благо материальное), и под это дело тут же нашлись афганские ветераны, у которых все было не так. Очевидно уязвленный Лунгин представлял фильм на кинорынке, сказав, что он «просто хотел сделать мужской фильм, в котором ничего такого нет», — так в нем и правда ничего «такого» нет, а может, в нем могло бы что-то «такое» быть, чтобы сенаторам стало еще невыносимее от мысли о том, что этот фильм могут посмотреть перспективные солдаты и в итоге солдатами не стать.

В то же время в наше дуалистичное и даже двуличное время Лунгин оказывается удивительно современен и даже прогрессивен. Прежде всего, это вообще смело — снимать об Афгане, и не так же, как в ближайшие пару лет будут снимать о Сирии. Спасительные солдатские байки позволяют на секунду забыть о том, что все так же через афганскую границу в страну везут опиаты, а война снова стала холодной, а значит, незатухающей, просто тлеющей помалу. И что тогда искать виновных в том, например, что главной целью одного из солдатиков становится на войне подзаработать и прикупить прямо на месте импортный магнитофон (его играет главная звезда фильма Александр Кузнецов, он, как ни удивительно, оттеснен на второй план, где ему, оказывается, куда комфортней, чем на главных ролях). Боюсь, в России никто не поддержит ни одного сенатора, который учует здесь кощунство: магнитофон — так не самая плохая цель в жизни. Пусть герой того самого перестроечного шахназаровского «Курьера» и просил усатого друга мечтать о чем-то великом, новое время так и не предложило других достойных мечт, кроме как о поездке на очередной недальний восток.