Юрий Иванович Деточкин, человек и автомобиль

Нея Зоркая назвала это «секретом», «озарением», «шедевром режиссуры»: «Одушевить машину и придать ей человеческий характер, да еще характер Смоктуновского, заставить железный ящик передавать все смены настроения, ту вибрацию души, которой славен актер». Она говорит об эпизоде погони в «Берегись автомобиля», о машине, как бы замещающей героя.

«В какой-то момент мы перестаем видеть лицо Смоктуновского за баранкой, все действие мчится на дальних планах. Но ведь это Деточкин перевоплотился в автомобиль! Это его нервная походка, это его отчаянные глаза, его гениальная изворотливость в рывках «Волги» под какие-то железные балки, в неожиданных виражах, прыжках, переходах на плавный ход, а особенно в непередаваемо смешном мгновении, когда автомобиль, притаившись под откосом шоссе, словно бы выжидает секунду, пока промчится мотоцикл погони, чтобы, поднатужившись, снова вынырнуть на гладкую полосу асфальта».

Деточкин — первый киборг советского кино? Или «Волга» — это наш собственный бэтмобиль (впервые появившийся на экране в том же 1966 году)? Но Юрий Иванович — не Бэтмен и не Робокоп, а скорее Терминатор Т-800, герой, к которому мы никак не можем отнестись совершенно однозначно. Хороший, но плохой. Отрицательный, но положительный. И именно такому герою полагается в русской традиции персональное средство передвижения. Берегись не автомобиля, но беспощадного катка русской печи, на которой ездит Иван-дурак.

Советский Союз — это поезд, мчащийся в коммунизм. От станции «Наш паровоз вперед летит» до полустанка «Постой, паровоз» через семафор «Остановился поезд» к тупику «Этот поезд в огне». Кстати, именно песню про паровоз, летящий в коммуну, запевает, вспоминая молодость, мама Деточкина. До рефрена «Папа купил автомобиль» Пугачевой еще далеко, песни и фильмы про частный транспорт, на котором честный советский человек может добраться до этой конечной точки, еще не написаны и не сняты.

Личные автомобили положительных героев советского кино 1930–50-х годов не запоминаются — разве что тот волшебный летающий, что несет героиню Любови Орловой, знатную текстильщицу, над строящейся Всесоюзной сельскохозяйственной выставкой в «Светлом пути» (1940). Зато от чичиковской тройки рукой подать до «Антилопы-Гну» Остапа Бендера и Ко. Любимые трикстеры и возмутители общественного спокойствия, яростные индивидуалисты — вот кто сидит за рулем, а Дядя Степа — в лучшем случае их постовой. Это вечная битва между «Машина не роскошь, а средство передвижения» и «Наши люди в булочную на такси не ездят». Как быть с советскими гражданами, которые попытаются добраться до коммунизма на собственной машине, система так и не разобралась.

Среди видов городского общественного транспорта, которые перечисляют авторы повести «Берегись автомобиля!», собственно, нет ее главного героя — того самого, которого следует опасаться. «Автобусы, велосипеды, верблюды, грузовики, дороги канатные, коляски детские, коляски инвалидные, лифты, лошади, метро, мопеды, мотоциклы, мотоциклы с коляской, мотороллеры, олени северные, ослы, поливочные машины, речные трамваи, собаки ездовые, такси, троллейбусы, фуникулеры, хождение пешком»: мир городского транспорта, согласно Брагинскому и Рязанову, «бесконечно разнообразен», но места личному автомобилю в нем нет. Как нет и какой-либо инфраструктуры для его обслуживания. Авторы повести «Берегись автомобиля!» подчеркивают: автомобилист «всегда виноват, даже тогда, когда он прав».

В советских городах нет автомоек, но есть штраф за грязный автомобиль. Есть бесконечные технические проблемы, но нет магазинов автозапчастей и нормальных автомастерских. Даже страховки от угона — и той нет! Но есть воры, которые грозят умыкнуть не столько саму машину, сколько все, что плохо прикручено: «Создатели «Победы», например, почему-то не удосужились поставить на нее боковые зеркала, — вспоминал Эльдар Рязанов о собственном опыте советского автомобилиста. — Приобрести их можно было только за границей. И их немедленно отламывали! На любой самой короткой остановке, будь то у магазина, аптеки, почты, надо было отверткой отвинчивать зеркало. А потом привинчивать обратно. Это много позже они стали крепиться на салазках. Я поэтому второе зеркало на «Победу» не ставил. А еще крали дворники. Это было ужасно! Зимой или в дождь надо было ложиться на грязный капот, чтобы снять оба дворника. В продаже тогда ничего не было, и комплект щеток стеклоочистителя считался среди автомобилистов роскошным подарком».

Японский замок, который с гордостью демонстрирует Семицветов страховому агенту, — лишь один из бесчисленных вариантов, указанных в списке средств защиты: «Тут и тайные реле, и прерыватели, и замки с алгебраическим шифром, и фантастические запоры на руле, похожие на ракетные установки. И только некоторые любители-консерваторы ставят на дверцы машин дедовские амбарные замки». Все что угодно, кроме самого надежного: возможность добровольно застраховать свое транспортное средство от хищения или угона у автовладельцев СССР появится лишь в 1969 году.

Уже в первой половине 1960-х годов Рязанов пунктиром наметит темы и мотивы своих будущих фильмов на 30 лет вперед. Грубая официантка Клава из «Дайте жалобную книгу» (1964), за которую «замуж не идут», в 1982 году «получит» целый фильм — «Вокзал для двоих». Автомобильные трюки, выполненные на съемках «Берегись автомобиля», станут зрелищной основой «Невероятных приключений итальянцев в России» (1973). А проблемы членов гаражного кооператива «Фауна», отраженные в фильме «Гараж» (1979), были нащупаны уже в первых версиях сценария «Угнали машину». Один из ухажеров сестры Деточкина — несчастливый обладатель «Запорожца»: «Для того чтобы встретить Люсю, Сергей встал сегодня в пять часов утра. Тремя видами транспорта он добирался до своего гаража! Зато теперь он везет свою любимую на работу, хотя до их завода идти пешком десять минут…»

Стенограммы заседаний художественных советов «Мосфильма» подтверждают, что авторы сценария «Берегись автомобиля» хорошо знали, о чем писали. На момент съемок фильма Рязанов и Брагинский уже умели водить и владели автомобилями. Да и почти весь актерский состав их фильма — тоже без пяти минут автомобилисты. Смоктуновский получил первые уроки вождения прямо на съемочной площадке. Миронов попал в первое ДТП как раз во время съемок в 1965 году: врезался в торговые ряды на Зацепском рынке, где снимали эпизод с торговлей клубникой Сокол-Кружкиным. Ефремов заинтересовался ролью Деточкина не без задней мысли: «Меня еще соблазняло и то, что Деточкин в картине водит машину, он шофер. Значит, снимаясь в этом фильме, я заработаю деньги на машину, научусь ее водить и получу права (другого времени мне все равно не найти)», — вспоминал актер. У них не было оснований сомневаться, что рано или поздно они получат желанное: деятели культуры и науки, генералы и космонавты могли рассчитывать за свои заслуги перед обществом на персональный автомобиль или на право внеочередной его покупки на юбилей (как, например, Анатолий Папанов в 1982 году, когда ему исполнилось 60 лет).

К сожалению, этот фильм Рязанова так и не дал ответа на сакраментальный вопрос: как же обычному человеку заработать честным способом на автомобиль стоимостью 5500 рублей? Саркастический ответ прозвучит в следующей ленте режиссера «Зигзаг удачи»: надо купить облигацию трехпроцентного займа, которая каким-то чудом принесет выигрыш 10 000 рублей. Если бы этот текст писали Брагинский и Рязанов, то наверняка бы вставили ремарку «смех в зале».

Такой вариант восстановления социальной справедливости, конечно, вряд ли мог бы устроить Юрия Ивановича Деточкина. Открытый оптимистичный финал «Берегись автомобиля» на самом деле не сулил ничего хорошего никому: моральная двойственность фигуры Деточкина, с которой никак не могли справиться редакторы «Мосфильма» и Госкино, была лишь предвестием постсоветской «проверки на дорогах». В новой России таким же представителем новой парадоксальной морали станет Данила Багров — киллер с кодексом чести, уже не Робин Гуд, а Вильгельм Телль, не Гамлет, а Макбет.

Рязанов считал, что Леонид Куравлев в роли Деточкина превратит «Берегись автомобиля» в историю о «мстителе с Красной Пресни», и возражал членам художественных советов, которые навязывали ему этого актера. Оно и понятно: мститель — драматургически завершенная фигура, персонаж, который должен успешно выполнить свою миссию, рассчитаться с обидчиками-клавдиями и сойти со сцены: Гамлета, доживающего свои дни на пенсии на побережье Средиземного моря, не смог бы выдумать даже Том Стоппард. А Юрий Иванович Деточкин в исполнении Смоктуновского — абсолютно иррациональный персонаж, который не способен контролировать свои внутренние импульсы. Человек с «легким сдвигом мозгов», как описывал его Рязанов. Не делающий различий в чинах Великий инквизитор, который берет на карандаш даже радушного южанина, угощавшего его черешней. Этот персонаж не сойдет со сцены своего самодеятельного театра никогда.

Потому-то и не рада возвращению Деточкина в финале фильма Люба. Она-то хорошо знает, что его не сможет остановить или изменить никакая тюрьма: Деточкин сомневается лишь насчет своих методов и права подменять собой государство в условиях абсолютного бессилия правоохранительных органов (заглохший мотоцикл автодорожного инспектора — самое яркое, но далеко не единственное тому свидетельство). Но насчет «проходимцев и жуликов» никаких сомнений быть не может: у него все ходы записаны. На фабрике по производству несправедливости, в которую превратился окружающий мир, у Юрия Деточкина никогда не будет простоя. В одной из версий сценария главный герой сетует на то, что «дачу не уведешь, у нее колес нету, <…> вот я и занимаюсь машинами…»

Можно подумать, будто к финалу фильма Акела промахнулся и случайно украл машину у честного академика: «Эта машина Стелькина — а он взяточник!» Но поначалу Стелькину (на его роль рассматривался актер Илья Рутберг), который в режиссерском сценарии «Берегись автомобиля» приходит с жалобой в милицию, не верит даже Подберезовиков.

— Ваша профессия? — спросил следователь, явно находясь под влиянием идей Деточкина.

— Какое это имеет значение?

— Первостепенное! <…>

— Я доктор физико-математических наук. Руковожу лабораторией.

— А на самом деле? — машинально переспросил Максим <…>

— Вообще я шпион Уругвая. А что, это так заметно?

Но так ли уж ошибался Деточкин и обманывался Подберезовиков? То, что в 1965 году казалось нонсенсом, спустя 15 лет стало рядовым сюжетом уровня «Фитиля». В 1979 году в фильме «Пена» — экранизации широко известной в свое время одноименной комедии Сергея Михалкова — выводились на чистую воду липовые ученые, обладатели подложных диссертаций. По сюжету фильма органы прокуратуры разоблачали группу предприимчивых людей, которые, как рассказывал герой Евгения Стеблова, «фабриковали диссертации для лиц, желающих получить ученую степень без каких-либо на то оснований». Примечательно, что главную роль — заказчика подобной услуги, директора некоего крупного советского учреждения Павла Павловича Махонина — играл Анатолий Папанов, для которого эта роль стала чуть ли не последней в галерее ярких портретов советских жуликов, проходимцев и негодяев.

Сатирические кинофельетоны 1960–70-х годов сегодня проговариваются задним числом, а современные параллели с ними напрашиваются сами собой. На чем бы Деточкин специализировался в наши дни? На поиске владельцев счетов в офшорах? Мог бы он при столкновении с очередной несправедливостью воскликнуть: «Вот скажи мне, Дима Семицветов, в чем сила? Разве в деньгах? У тебя много денег, и чего? Я вот думаю, что сила в правде: у кого правда, тот и сильней! Вот ты обманул кого-то, денег нажил, и чего — ты сильней стал? Нет, не стал, потому что правды за тобой нету! А тот, кого обманул, за ним правда! Значит, он сильней!» Впрочем, Деточкин вопросов не задавал, он, как и Данила Багров, действовал.

Почему «Берегись автомобиля» сегодня можно выпустить в повторный прокат, но нельзя переснять, как это уже произошло с другим фильмом Рязанова — «Ирония судьбы»? Не только потому, что при смене исполнителей главных ролей образы героев потеряют убедительность, а смысл фильма, заложенный авторами сценария, будет выхолощен до фарса об очередном городском сумасшедшем. В современном Голливуде набирает популярность амбивалентность героев, и вот уже не про Бэтмена снимают фильмы, а про Джокера, не про далматинцев, а про даму, которая рано или поздно пустит их на пальто. Скорей уж мы увидим фильм про Диму Семицветова, но в прокате он, вне всяких сомнений, провалится: стремительно левеющему миру нужен Деточкин, а не еще одна история про селф-мейд-мена. «I’ll be back» (Я вернусь), — говорит Терминатор в фильме Джеймса Кэмерона. «Я вернулся», — повторяет Деточкин при возвращении из очередной командировки. Если вы его не видите, это не значит, что он исчез. Скорее всего, Деточкин уже где-то рядом.

Рязанов никогда не скрывал, что создал вместе с Брагинским современную сказку: «Драматург В. Григорьев (автор сценария «Три дня Виктора Чернышова») предложил нам, — вспоминал режиссер, — при публикации повести «Берегись автомобиля» написать наверху «Русская народная сказка». В народе всегда живет идея добра и справедливости». Пессимизм, который с годами все сильнее прогрессировал в фильмах Рязанова, достигнув высшей точки в его последней картине «Андерсен. Жизнь без любви» (2006), берет свое начало именно там, в Деточкино, где авторы впервые утирают слезы обиженным. «Нам приходится слышать, что наши картины порой напоминают святочный рассказ, грешат утешительством, — оправдывался Рязанов. — Мы от этого не отказываемся. Что ж, и утешать человека хочется. А лучше сказать — помогать. Вообще думаем, что искусство должно помогать человеку слабому, сильный ведь и сам себе помогает, не правда ли?»