В российском прокате — лауреат Берлинского кинофестиваля «Одержимая», где «Серебряным медведем» за выдающиеся художественные достижения отметили работу оператора Мартина Гшлахта. Сам мрачный фильм, носящий в оригинале устрашающее имя «Дьявольская баня», сняли Северин Фиала и Вероника Франц — племянник и супруга Ульриха Зайдля, чье родство с австрийским мастером давно затмили их авторские хорроры «Сторожка» и «Спокойной ночи, мамочка». Чем на самом деле пугает их новая работа и как она отзывается в современности, размышляет Дарья Тарасова.
Готовясь к свадьбе с Вольфом (Давид Шейд) — малознакомым, но вроде бы добрым парнем из соседнего села, — Агнес (Аня Пляшг) предвкушала пусть и тяжелую (такова женская доля), но все же радостную жизнь. Мечты о рождении ребенка, готовность, как завещано богом, к роли верной жены плюс романтическая натура Агнес, чуткой и наивной собирательницы причудливых насекомых, быстро превратили ее в жертву нового быта. Дом, купленный женихом ей в подарок, никак не хочет становиться уютным, свекровь (Мария Хофштаттер) вечно указывает на промахи, работа с односельчанами не спорится, а Вольф попросту отказывается исполнять супружеский долг. Не помогает даже палец недавно казненной женщины, убийцы невинного дитя, — подарок Агнес от брата. Говорят, такой сувенир должен помочь новобрачной поскорее забеременеть. Бесчисленные молитвы, кажется, тоже никто не слышит…
Оригинальное название ленты — «Дьявольская баня» — прямиком из XVIII века: в Австрии той эпохи и разворачивается действие фильма. Подобным образом характеризовали состояние глубокой меланхолии (иными словами — депрессии), в которую человек погружался, как в воду, — и метафорически тонул. В основу сюжета легла история Евы Лицфельнер, изложенная исследовательницей Кэти Стюарт. Из ее же книги Suicide by Proxy in Early Modern Germany: Crime, Sin and Salvation«Самоубийства через посредника в Германии раннего Нового времени: преступление, грех и спасение» австрийские режиссеры Северин Фиала и Вероника Франц черпали трагический контекст, о котором, к их удивлению, мало вспоминали на родине.
Немецкоязычный мир позднего Средневековья, примерно с XVI до XIX века, знает около 400 задокументированных случаев, когда женщины в депрессивном состоянии, практически доведенные средой до самоубийства, совершали преступления, а после каялись и добровольно шли на казнь. Распознать похожие дела не так-то просто: их когда-то квалифицировали как «простое» детоубийство. Расстаться с жизнью — страшный грех, а другое дело — трепетно преклонить голову перед топором палача, зарезав, скажем, ребенка, пока не познавшего скверну этого мира. Win-win situation, все в плюсе. Такая судьба постигла женщину из пролога, чей палец оберегала Агнес, — такая ждет и ее. Неприкаянная и несчастная, неспособная исполнить божью волю (стать матерью), девушка все глубже погружается в отчаяние, отдаляется от близких, теряется в реальности и панически ищет выход.
Показывая мир глазами героини, чье зараженное меланхолией сознание воспринимает действительность порой в экзальтированных красках, Фиала и Франц совмещают дотошные картины быта и мрачные видения в духе фолк-хоррора. С подробными сценами стирки, коллективной рыбалки и свадебных гуляний соседствуют образы мертвых карпов с разинутыми пастями и плавящейся, как в инфернальном кошмаре, восковой фигуры младенца Христа из местной церкви, пугающий ландшафт леса, сочащаяся из почвы кровь и нарочито грязная телесность, а также скрипы и скрежеты в пустующем каменном доме (с аудиосопровождением, к слову, помогала Пляшг).
Отчаявшись в попытках смириться со средой и положением в ней, в финале Агнес совершает убийство: жертвой становится мальчик, согласившийся проводить ее к запрятанному в лесу алтарю с иконой. Она предупреждает его: ад ребенку не светит, ведь детская душа пока не познала греха — а потом покорно идет в монастырь. На исповеди у священника, предваряющей смертный приговор, Агнес почти цитирует Лицфельнер: «Я бы хотела исчезнуть из этого мира» — и истерически заливается слезами. То ли потому, что грех ее отпущен, так что и suicide by proxy не будет засчитан как самоубийство, то ли потому, что невозможной жизни наконец-то приходит конец. Безгрешная, Агнес отправится в рай вслед за жертвой, такой же несчастной, на чей отрезанный палец она молилась, и убитым в прологе ребенком. Напоследок с уст девушки на плахе льется трогательная весенняя песня, будто отзывающаяся в девочке из толпы, которая скоро подрастет и сама все поймет.
Так же и долго пустовавшие страницы австрийской истории не только оживают под руководством режиссерского дуэта в апатичных и пугающих красках, но и, как ни странно, откликаются в современности. Депрессия — все еще табуированная тема, а женщины в патриархальной среде — по-прежнему игнорируемая одна из главных групп риска. Назвать историю Агнес универсальной и растянуть ее до сегодняшнего дня, конечно же, нельзя. Однако ужасы XVIII века, несмотря на условности жанра и эпохи, пугающе легко проецируются на сегодня.
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari