«Случай из следственной практики» Леонида Аграновича — советский детектив о цене правосудия

— Год-то хоть проживем?

— Сто проживем!

Диалог из х/ф «Человек родился» (1956)

Автор этого нехитрого диалога и основатель известной кинотеатральной династии, Леонид Данилович Агранович (1915–2011) действительно прожил немногим менее века, проявив себя во многих профессиях, связанных со сценическим искусством. Он служил актером в театрах (Передвижном, Московском Современном, Мейерхольда, Сатиры); преподавал, в том числе актерское мастерство (ВГИК, Высшие курсы сценаристов и режиссеров); делал фильмы как режиссер-постановщик; писал прозу — в особенности историческую; но в первую очередь известен как сценарист. Написано им, впрочем, было гораздо больше, чем опубликовано (о чем можно прочесть в замечательной мемуарной прозе Аграновича «Покаяние свидетеля»Искусство кино, 2008, №10), а поставлено по его сценариям и того меньше — десять полнометражных игровых картин.

Это крепкое, вполне пьянящее зрительское кино, которое делали по всей стране, — и на региональных студиях (Одесская, Молдова-фильм, другие), и в обеих столицах (Киностудия имени Горького, Мосфильм, Ленфильм). Причем близость/удаленность от центра не влияли на качество совершенно. Фильмы по-разному принимались публикой, а зрительский успех вовсе не гарантировал теплого приема критиков, любивших Аграновича, как Лермонтов отчизну — «странною любовью». Как бы то ни было, этот десяток фильмов — тот самый добротный, некогда презираемый снобами «второй ряд», чье обаяние в наши дни выглядит иногда почти недосягаемым.

Заявив о себе (как о сценаристе) в эпоху оттепели, Агранович всю свою долгую писательскую жизнь оставался верен хитроумному гуманистическому балансу: между чутким вниманием к человеку — и высоким уровнем ожидания. Иными словами, требовательностью, не переходящей, впрочем, ни в ненависть/благородную ярость/жажду расправы (как того требовал сталинский канон), ни в охотное, почти циничное признание человеческой слабости (с 1970-х получающее все большее признание и окончательно ставшее каноном в 1980-е). Следуя этому непростому курсу — то есть сопротивляясь и сталинской однозначности (что было несложно в силу мировосприятия), и мелкобуржуазному «покрывательству» (что в условиях позднего социализма было гораздо сложнее), — Агранович писал про упорных людей в трудных обстоятельствах; писал, противостоя не только плоскостности «хомо советикуса», но и цинизму нарождающихся мелких буржуа. В его сценариях — и представители героических профессий («В твоих руках жизнь» (1959) Николая Розанцева о саперах, «Им покоряется небо» (1963) Татьяны Лиозновой о летчиках-испытателях), и те, кто ведет неравную тяжбу с судьбой и стихиями («Щит города» (1979) или «Срок давности» (1983), в которых режиссером выступил он сам). Но, похоже, любимейший и как бы «фирменный» жанр Аграновича — так сказать, правоохранительная драма, «детектив без штампованной детективной экзотики» (как охарактеризовал Виктор Демин в январской рецензии 1964 года режиссерский дебют Аграновича). Главный герой — работник угрозыска или даже судья — изучает, может быть, не очень громкое, иногда почти бытовое, но чрезвычайно запутанное дело. Оно вовлекает в свою орбиту, прямо или косвенно, многих, притом вполне благополучных, уважаемых и ни к чему дурному, на первый взгляд, не причастных граждан. Все наследие Аграновича заслуживает внимания, но таких остросоциальных детективов у него, кажется, лишь четыреСама же по себе «правоохранительная» линия, понимаемая широко, встречается и в других картинах Аграновича, отражаясь иногда даже в их названиях. Вспомним «Срок давности» (1983). Три снял он один или с соавторами, чье влияние иногда бывало велико, еще один поставил Борис Волчек («Обвиняются в убийстве», 1969).

Все это фильмы с чрезвычайно тщательной драматургией: реализм профессиональных и жизненных ситуаций; живые диалоги и целый рой персонажей второго плана, чьи линии, несмотря на их второстепенность, всегда тщательно индивидуализированы; фильмы с яркими актерскими работами и прекрасными камео дебютантов.

Кроме фильма 1963 года, главный герой везде — женщина (в этом смысле Агранович вообще последовательный феминист). Умная, энергичная, объективная, она уверенно сочетает бесспорный профессионализм с женской привлекательностью.

И все же в первую очередь перед нами не следователь и не женщина, а интеллигентный человек (что, конечно же, особенно чарует в сочетании с невидимыми миру погонами и интерьерами силовых ведомств). Интеллигентность следователей и судей у Аграновича — не просто в их безусловной порядочности и нормативном поведении, но и в способности мыслить самостоятельно, проверяя так называемые факты и избегая готовых рецептов. Оттепельная культура высоко (насколько это было возможно) ценила критический скепсис, недоверие к лозунгам, неготовность принимать сказанное на веру; в эти годы на экране и на сцене начинает колебаться и практически превращается в интеллигента даже сам великий ЛенинПодробно об оттепельной лениниане 60-х на примере картин «На одной планете» и не только читайте в тексте Евгения Майзеля в номере «Искусства кино» 7–8 за 2018 год. Дебют Аграновича-режиссера (в котором одну из первых ролей в кино сыграл Олег Даль), уже содержащий все приметы его зрелой драматургии, называется почти программно — «Человек, который сомневается» (1963). Оттепель — самая картезианскаяОт латинского имени философа Рене Декарта — Картезий. Для картезианства характерны скептицизм и ревизионизм предшествующей схоластической философской традиции эпоха в советской истории.

«Впервые, быть может, за многие годы мы увидели следователя в его рабочей, живой, а не мифологической обстановке. Впервые мы услышали, что это трудная и ответственная работа, а не заманчивое времяпрепровождение гения прозорливости. Впервые за многие годы мы получили детектив без штампованной детективной экзотики»Текст Виктора Демина «Серьезность» опубликован в первом номере «Искусства кино» за 1964 год писал Виктор Демин в упоминавшейся рецензии.

Важно отметить и то, что во всех этих «детективах» логический финал состоит, как ни странно, не в вынесении приговора, а в том, чтобы зритель увидел исходную ситуацию заново. Гниль внутренне разложившегося общества была открыта Аграновичем за несколько лет до того, как это сделают в 70-е Миндадзе с Абдрашитовым. Фашизоидный и дегуманизирующий потенциал благонамеренных мещан с их равнодушием, мелкой корыстью, профессиональной и семейной коррумпированностью, Агранович измерил независимо от Ханны Арендт с ее «банальностью зла». В «Обвиняются в убийстве» (1969), например, обвиняемые «все убийцы, и все — главные», а в «Свой» (1969) феномен коррупции оказывается почти неуловим, поскольку разрыв между буквой и духом закона заполнен неописуемой и неформализуемой жизнью. Приговор же нередко вообще остается за кадром.

«Случай из следственной практики» (1968) — замечательный образец именно такого «детективного» кино. По сюжету заключенный Валентин Макарцев (Алексей Ковалев, чье «чахоточное лицо» впечатлило некоторых рецензентов того времени), почти уже отсидевший за кражу, побег и драку (осталось два года), неожиданно признается в убийстве, совершенном десять лет назад. Убит был один из подельников по кличке Баржа, но важнее то, что произошло это в присутствии еще нескольких членов гоп-компании. Избежавшие десять лет назад ответственности, все они давно уже «взялись за ум» и благополучно социализировались (среди них есть даже ученый в закрытом вузе и летчик, совершающий вылеты за границу). Однако повестки с требованием явиться на допрос заставляют их вновь столкнуться с, казалось бы, давно забытым и успешно вытесненным криминальным прошлым.

«Случай» — вероятно, самый визуально изобретательный фильм Аграновича. Оператор Геннадий Карюк только что закончил работать на «Коротких встречах», те произвели на Аграновича впечатление, и он решил пригласить оператора к себе. Судя по озорным играм со светом и тенью, по путешествиям камеры во время допросов, по беззастенчивым контрастам и белому свету, заливающему экран, выдающемуся оператору был в этой картине предоставлен полный карт-бланш.

Еще важнее, что в «Случае» налицо, кажется, все достоинства драматургии и режиссуры Аграновича: тщательно проработанная фактураСценарий написан вместе с Александром Шпеером, следователем московской прокуратуры, который в будущем так увлечется кинематографом, что и сам начнет снимать; колкие диалоги; герой-камертон (Любовь Земляникина в роли следователя); выпуклые, но без карикатурности, характеры персонажей, они же — актерские работы: Виктор Бурхарт в роли уголовника Галаха, Владимир Заманский в роли мужа, Нина Русланова в роли медсестры и так далее; отсутствие авторского дидактизма; незаметный переход от формальных уточнений к размышлению о моральных нормах.

В какой-то момент кажется, что тучи сгущаются не только над бывшими уголовниками, но и над самой следовательницей — что делает честь радикализму Аграновича. Он максимально заостряет вполне кантианский вопрос о цене правосудия и его «целесообразности» в отношении тех, кто, как подчеркивается в фильме, более не представляет угрозы обществу. Все «детективы» Аграновича ставят свои задачи, но в «Случае» она как будто особенно неразрешима: предстоит осуществить правосудие, закрыв глаза, как и положено Фемиде, на то, что чьи-то жизни могут быть разрушены.