«Мне по кайфу!»: социальный лифт на эшафот, или кризис французского неолиберализма

По трассе А64, соединяющей буржуазные курорты с пролетарскими городишками юго-запада Франции, среди бела дня, быстрым шагом, нервно жестикулируя, идет мужчина, одетый лишь в банный халат и тапочки. Это Жак (Жан Дюжарден), хлыщ и бездельник сорока с чем-то лет, всю жизнь сидевший на шее у родителей-пенсионеров, а теперь, после их кончины, оставшийся без средств к существованию. Он только что сбежал, не расплатившись, из спа-отеля в Пиренеях (вот откуда экстравагантный наряд) и направляется к сестре Жанне (Иоланда Моро) в Лескар-По. Там — самый большой в стране благотворительный центр, флагманский филиал организации «Эммаус», где Жанна работает бухгалтером, но на самом деле она — душа предприятия. С братом они не виделись уже лет десять, но, когда он материализуется из утреннего тумана в воротах свалки (основная деятельность «Эммаус» — сортировка и переработка отходов), Жанна ничуть не удивится. Жак — «блудный сын», а значит рано или поздно он должен был постучать в ее незакрытую дверь. В «Эммаусе» вообще никого ничем не удивишь. Собравшиеся здесь люди — как мусор, который океанической волной прибило к берегу: они многое повидали в водовороте жизни. У каждого своя история, всякий раз — с несчастливым концом. Как они оказались на обочине? Кого-то сократили ввиду будущей релокализацииТак называется процесс, когда заводы, ранее перенесенные откуда-то во Францию, возвращают обратно и предприятие закрывают, кто-то разорился сам под налоговым гнетом, а кто-то даже не пытался наладить жизнь. Потому что, как формулирует один из мизераблейОт французского misérable — жалкий, отверженный: «Социальный лифт сегодня ведет только на эшафот: богатые богатеют, бедные беднеют, amen».

Восьмая картина творческого тандема Бенуа Делепина и Гюстава Керверна называется в оригинале I feel good, но, вопреки названию, это совсем не feel good movie. Остросоциальная сатира на Францию Макрона с первых минут берет едкий, как дижонская горчица, тон, недвусмысленно намекая: на сей раз хеппи-энда зритель не дождется, смех тут сквозь слезы, никакой патетики, только хладнокровная констатация того, что нет в этом мире справедливости.

В предыдущих фильмах тандема герои шли войной на систему и одерживали в итоге победу. В «Луизе-Мишель» (2008) Иоланда Моро принуждала директора завода вернуть сотрудников на работу, в «Мамонте» (2010) Жерару Депардье удавалось собрать для получения пенсионных выплат справки о каждом триместре, наконец, в «Почти смертельном опыте» Мишель Уэльбек умудрялся выжить. В I feel good борьба окончена, это фильм-послесловие, фильм-постскриптум. А ситуация, в которой оказались его персонажи, настолько абсурдна и непредставима, что кажется, будто действие разворачивается на том свете, post mortem. Ведь обитатели Лескар-По буквально не числятся в списке живых, государство их сбросило со счетов. Они больше не платят налогов, не имеют страховки, ничего не должны обществу, но и общество им тоже ничего не должно. Спасайся кто может божьими молитвами.

Впрочем, Жанна и ее подопечные веруют не только в Иисуса Христа, но еще и в корпулентных бородачей — Карла Маркса с Фридрихом Энгельсом. Во Франции коммунистов осталось немного, судя по результатам последних выборов, меньше 1%. Однако истинную веру шовинистической пропагандой не поколебать. Жанна преданно следует завещанным родителями вместе с автомобилем SIMCA идеалам: от каждого по способностям, каждому по потребностям. До тех пор пока адепт враждебной идеологии, родной брат Жак, не вторгнется на эту территорию «небес обетованных» и не начнет искушать жителей «Эммауса» типичными приманками капитализма: личный рост, радости потребления и прочий B2C-маркетингОт английского business to consumer, этим термином описываются отношения между бизнесом и потребителями.

Дело в том, что Жак очень хочет разбогатеть, придумать, как мессии ХХI века Билл Гейтс и Стив Джобс, гениальную идею в гараже, а потом почивать на лаврах и стричь купоны. Десятилетиями стоять у станка и выплачивать кредиты — это для дураков, ему нужно все и сразу. На помойке он найдет нетленку Гейтса, книжку «Дорога в будущее», прочитает ее от корки до корки, и его осенит: маленькому человеку, чтобы преуспеть, прежде всего, нужно выглядеть успешным. Требуется «релукинг для бедных»: липосакция, вставные зубы, пересадка волосяных фолликулов, пара броских шмоток — и новая долгая счастливая жизнь в кармане.

Моментально родится и бизнес-план. В странах Восточной Европы, Румынии и Болгарии пластическая хирургия стоит копейки. Именно туда, в бывший соцлагерь, а ныне — трофейные окраины западного «цивилизованного» мира, он и повезет купившихся на его обещания клиентов с Жанной во главе. По дороге они посетят туристические достопримечательности: дворец Чаушеску, а также знаменитое бюро коммунистической партии Болгарии на горе Бузлуджа, представляющее собой бетонный бункер с осыпающейся кумачовой мозаикой внутри, снаружи похожий на космический корабль, потерпевший бедствие. На фоне этих живописных руин, наглядно демонстрирующих, кто выиграл холодную войну, Жак затеет с сестрой спор — у кого на руках больше крови, у победителей или проигравших. И, как всегда, этот спор закончится ничем, точнее, пониманием, что все — ложь. Как сказал Альбер Камю в Нобелевской речи: «Триада «свобода, равенство и братство» украшает фронтоны не только судов и парламента, но и банков, и тюрем».

Вереница комических эпизодов, в которых авторы часто не гнушаются бульварного юмора, — это, конечно же, сложносочиненный ребус, где каждый гэг — с двойным дном. Разгадать эти метафоры, обыгрывающие малоизвестные нюансы современной политической жизни Франции или события недавних лет — спорные экономические реформы Франсуа Олланда и Николя Саркози — под силу, наверное, только соотечественникам режиссеров. Но главная мишень их критики все же — нынешний президент Эмманюэль Макрон. Собственно, Жак — это он и есть, вечный подросток, заносчивый вундеркинд, погрязший в неолиберальном визионерстве, строящий наполеоновские планы о вселенском благополучии по принципу «лес рубят, щепки летят». А его сестра Жанна (д’Арк) — Франция, которой он цинично манипулирует.

Так, он мечтает возвести прямо посреди бедняцкого кладбища башню из стекла и бетона — и назвать ее именем собственным, наподобие Trump tower. Заболев, он ходит на прием к выжившему из ума педиатру, лечившему их с сестрой еще в детстве. Врач тут, конечно, символизирует партию социалистов, приказавшую долго жить. А его специализация — намек на типичный французский политический патернализм: еще со времен де Голля президент Пятой республики полагает граждан детьми малыми. Если бастуют (как, например, сейчас, против повышения цен на бензин), значит просто «перевозбудились и капризничают», и так далее и тому подобное.

В кинематографическом пейзаже Франции или, допустим, соседней франкофонной Бельгии, Делепин с Керверном находятся гораздо левее тех же братьев Дарденн и Стефана Бризе. Это уже не социализм, а радикализм. I feel good — кино даже не морального беспокойства, а своего рода акционизм, призывающий, пускай и шутками с прибаутками, пересмотреть Конституцию (за это, кстати, ратует и самый радикальный из левых кандидатов на президентский пост, Жан-Люк Меланшон, лидер партии «Непокоренная Франция»). Так жить нельзя, считают Делепин с Керверном, и им веришь. Потому что, если присмотреться, в глазах их героев уже поблескивают отсветы пожара Великой французской революции. Народ Франции может повторить.