«Межсезонье»: сказка по законам киновремени

«Кто все эти люди? Что они делают? Почему никто не танцует?» — спрашивает с экрана молодой парень, в камеру телефона резонно предъявляя унылой реальности за серость и пустоту во взгляде. Это начальные кадры фильма Александра Ханта, они же — собранные воедино короткие ролики-опросы пробовавшихся в кино на этапе кастинга. До игровой части из этого мобильного пролога не добрался никто из опрошенных, главных героев играют совсем другие актеры. Но и без этого в «Межсезонье» если и не танцуют, то кричат, громко слушают музыку, пинают уродливую розовую ростовую куклу на фоне надписи «Россия» — разбавляют серость, убирают пустоту. Начинают с громкой и шумной вписки: на подростковой вечеринке случайно цепляются взглядами мальчик Даня и девочка Саша. После — неловкие попытки первого секса, некстати нагрянувшие на вечеринку мама девочки и суровый отчим-силовик. Наказание, домашний режим, побег из дома бойкой Саши и маминого сынка Дани — и снова улицы, по которым смиренно ходят какие-то люди.

У романтического зачина проглядывается трагический привкус, флер Ромео и Джульетты наших дней, а может, и чего-то из раннего Гаса Ван Сента. Но отправная точка «Межсезонья» — реальная история 15-летних Кати и Дениса из Пскова, которые в 2016 году сбежали из дома, чтобы уехать в Петербург, а в итоге оказались в поселке Струги Красные в эпицентре перестрелки с полицией, в ходе которой и погибли. За минуты до трагедии они вели трансляции в Periscope, за месяцы до точки невозврата — переписывались во «ВКонтакте». В пространство веба и развлекательного медиума эту историю и вынесло: появились статьи и каким-то образом сделанные практически на месте происшествия фото, визиты на «Пусть говорят», сообщения и статусы.

Александра Ханта эта тотальная цифровая документация истории двух никем не понятых подростков интересует мало. Пресловутый «ВКонтакте» он использовал в прикладном смысле: для создания посвященной фильму группы, поиска актеров на роли и прямого общения с непосредственной ЦА. Мобильный телефон уже в самом «Межсезонье» вовсе выкидывают (правда, затем возвращаются и откапывают его из мусорки), а если и используют, то скорее для звонка-смс-текста, а не видео в одной из запрещенных соцсетей. На финальных титрах же можно увидеть объяснение — «Все персонажи в фильме являются вымышленными, любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно».

Отталкиваясь от реального действа и предупреждения о его нереальной интерпретации, режиссер и развязывает сюжет. От розовой ростовой куклы — к свердловским хрущевкам нежно-бирюзового цвета (место действия «Межсезонья» Хант переносит в Екатеринбург). От обоев, покрывал, салфеток и посуды в цветочек в квартире матери Дани — к кислотному окрасу местных кафе. Всему головой — гротескная, лубочная кино-действительность в объективе оператора Натальи Макаровой, раскрашенная яркими красками страна на излете 10-х годов XXI века. Перед этой ожившей раскраской меркнут портреты героев, главных и второстепенных: сливаются в единый ком гиперзаботливая мама Дани и индифферентная — Саши. Не столь важен и оставленный в угнанной машине в качестве вещдока ствол: мы все равно знаем, что в финале он выстрелит, — куда важнее, как произойдет этот выстрел.

За такое преобладание внешнего над внутренним, главенство «как» над «что» Александра Ханта критиковали еще после выхода его первого фильма «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов». Тогда же, наверное, впервые прозвучало словосочетание «звенящая пошлость». Но пошлость ли — смотреть на Россию сегодняшнюю через увеличительный окуляр? Не скрывать горчичные стены больниц и подъездов, пергидроль и хну в волосах, хрусталь по стеллажам, грязно-салатовую форму работников столовых? Не закрывать уши от словно розданных всем по достижению 18-летия фраз «Это правда, я по телевизору видела» и «Будешь делать так, как я скажу». И это — Россия как она есть. Другой не выдали. И отсюда бегут туда не знаю куда экранные подростки Саша и Даня, попеременная вопрошая у взрослых: почему вы не танцуете, зачем молчите? И ставя им в укор практически готовые лозунги для 80% населения периода 2022 года: «Делай как все», «Ты ничего не изменишь».

«Межсезонье» и начиналось как кино из и для России — в виде краудфандинговой кампании, эдакой низовой инициативы, изначально отказавшейся от взрослого языка заученных фраз. Вместо этого режиссер сделал ставку на ровесников своих героев, с ними советуясь по поводу саундтрека (Shortparis и «Дайте Танк», «Хадн Дадн» и «Пошлая Молли»), их же культурные коды выводя на передовую экрана. Тогда же появилось и название «Межсезонье» — еще одна дань метафорической условности, неопределенность с временами года и пограничными состояниями. В противовес конкретному в тайтле и сюжете «Витьке Чесноку», второй фильм Ханта словно утекает сквозь пальцы. Акты здесь отсчитываются не фабульными зарубками, а сменой окраса деревьев, за летом стремительно следует осень, за оживленной магистралью — зимний сказочный лес. А там, на неведомых дорожках, — необычные персонажи вроде местного художника Спартака, который попал в это кино почти что с улицы, словно бы случайно, то есть, по сути, сказочным образом.

В этом буйстве красок, где даже украденные с рынка вещи выглядят словно взятые с полок в бутике WOS, а заброшенный дом похож на деревянный дворец, не обходится без огрехов по контурам. Есть соблазн поставить в вину режиссеру излишне карикатурных взрослых и попусту бунтующих детей, упрекнуть в романтизации трагедии и мифологизации свердловских широт. Сценарные и логические лакуны многие заполняют собственными смыслами, углядывая в березках на экране то Тарковского, то Триера, но упорно отказываясь рассмотреть за деревьями лес из молодых людей, которые в финале в буквальном смысле выходят на передний план. Это — их кино: с атмосферой из «Эйфории» и «Деток», с клиповыми сценами из супермаркетов, с любовью и прочей нежностью, а не детально проработанной социальной проблематикой. Их запрятанный в кадрах фильма девиз, поставленный в противовес сегодняшней России конформизма и молчания большинства: «Жизнь слишком прекрасна, чтобы бояться». Настолько прекрасна, что расстаться с ней подчас легче, чем смириться с тем, что сказки кончились. Или, как поется в финале:

«Дополнение к очкам нашим розовым

В этом возрасте легко быть философом

В этом мире даже на приключения

Поднимается цена, но она

Не имеет значения».