Секс, свинья и еда на скорую руку: вьетнамский дебютный фильм с Берлинале возвращает «Вкус» к жизни

Глубины Хошимина. Чернокожие мужчины бегают по кругу в грязной бетонной комнате, двигают железные фигурки по нарисованному на полу футбольному полю. Один из них катается на велосипеде. Вьетнамские женщины работают на непрестижных местах, например ткачихами. Нигериец, главный герой, ест арбуз и смотрит в кинескопный монитор компьютера, в котором ребенок тоже ест арбуз. Затем по его оголенному члену ползет улитка. Протагонист и вьетнамки средних лет надувают гигантский воздушный шар внутри помещения. Четверо сидят на железной двухэтажной кровати. Нигерийцу прокалывают ухо, он бегает на месте с маской на лице. Женщина моет в реке свинью, свинья довольна. Нигериец взвешивает свинью на весах, она сопротивляется, но он находит способ. Кому-то делают массаж стоп. Главный герой и его женщины фланируют голые, постоянно готовят еду, занимаются сексом, поют в караоке, носят по комнате телевизоры, вентиляторы и гигантскую рыбину, нигериец разговаривает со своим пенисом, свинья наблюдает и иногда одобрительно хрюкает.

Очевидно, что медицинское брутто-описание сцен никак не объясняет «Вкус» и больше походит на затянутый анекдот о фестивальном кино, рассказывая который, шутник забыл самую соль. Такие наполненные нетрактуемой символикой фильмы показывают на Берлинале, казалось бы, регулярно в какой-нибудь программе Panorama. Здесь же — Encounters, любимое детище Карло Шатриана, нового директора самого радикального из смотров большой тройки, секция, которая уже второй год явно затмевает излишне звездный основной конкурс. Каждая картина там неслучайно. Потому смотреть «Вкус» поневоле приходится с тем же ощущением, которое описывали в каком-то русском стендап-монологе про пьяного человека, что слушает любую поп-песню, даже самую помойную, и думает:

«Хм, исполнитель мне хочет что-то сказать...»

Можно подойти ко «Вкусу» формально, напридумывать поверхностных ассоциаций, благо Ле Бао нас к этому и подстегивает, нарочито отказываясь не только от самоэкспликации, но даже и вовсе от текста: в фильме, по сути, три оформленных монолога. Тренера, увольняющего нигерийца из футбольной команды; нигерийца, рассказывающего молчащей всю дорогу вьетнамке что-то невнятное; ну и тот самый невероятный разговор с собственным членом (там главный герой, которого, кстати, зовут Бассли, вспоминает о том, как в детстве его за случайные эрекции били палкой). Ну так вот, это как раз самое неинтересное: да, какой-то кадр может напомнить «Ткачих» Веласкеса, декорации — фильм «Виталина Варела», концепция, в которой демиург с позиции силы строит в замкнутом пространстве свою вневременную утопию — «Дау» (как известно, что угодно можно сравнить с «Дау», if you are brave enough). А что — без упоминания всех приличествующих случаю Цай Минлянов и Педру Кошт — остается снаружи? Что не получится запихать в привычные системы координат, ценностей, громких имен и придуманных критиками волн и движений?

Тем более что эти сравнения как будто не совсем подходят. Для начала — это вообще не похоже на медленное кино. Там, где Цай Минлян несколько минут присматривается к симпатичной пешеходной дорожке в парке, Ле Бао успевает показать сразу много собственных околофрейдистских фантазмов. Он вообще не гонится за медитативностью: «Вкус» — это вовсе не гипнотический транс, скорее смысловое (или, наоборот, тотально и нарочно обессмысленное) кардио. Кажется, что именно концентрация подсознательных концепций и помогает «Вкусу» превратиться из просто ищущего форму и назначение перформативного дебюта в некий нарочно недооформленный, оставленный на откуп зрителю стейтмент.

Итак, здесь, как ни странно, есть четко обозначенный сюжет, хотя и поданный так, чтобы было пространство для любых возможных вариаций. Вот одна из них. У Бассли внутренний кризис, прощание с иллюзиями: выписанный из третьего мира в третий мир футболист теряет работу, предельно странную — как и большинство профессиональных игроков, он ни разу за фильм не выходит на настоящее стадионное поле. Невостребованная жизнь его оказывается непригодной даже для тренировок. Его состояние усугубляет окружение, балансирующее между небытием и крайней нищетой. Потому-то его понимают без слов четыре пожилые женщины (может, это ирония над медийным образом бонвиванствующего футболиста, а, может быть, и нет), оставившие давно надежду. Поэтому они все так легко и без лишних контркультурных манифестов (у них, собственно, даже языка общего бы не нашлось, чтобы его написать) переходят к строительству своей маленькой утопии. 

Синопсис с сайта Берлинале и из пресс-релиза предлагает магистральную трактовку устройства данного микросоциума. Герои, отринув все то немногое общественное и человеческое, что их скрепляло с гнусной действительностью, отчасти превращаются в социальных, но уже животных, в стаю из петушка и курочек, где всем хватает и заботы, и корма — потому они так много, обильно и дружно готовят в кадре. А возможно, таким образом они возвращают себе вкус жизни при помощи максимально примитивных физиологических удовольствий, которых у нас, по сути, три: еда, секс, сон; бонус-трек — смерть. Но этот освобождающий элементаризм закономерно не приводит героев к познанию, которое, оказывается, есть недостающий элемент во всякой, даже самой никчемной судьбе — Бассли начинает вновь и вновь возвращаться в воспоминаниях к дням в футбольной команде, поэтому заставляет своих женщин кататься на велосипеде, таскает их на убитый недействующий стадион. Утопия, как ей и положено, рухнула, открытый финал не оставляет в этом сомнений.

Прежде чем сделать далекоидущие и не совсем подходящие фильму выводы стоит задуматься: а не смотрим ли мы на документацию эксплуатации человека человеком, вернее, мужчиной-режиссером разнополых актеров? Но это, на самом деле, будет немного колониальный взгляд на данную картину — мол, чем бы аборигены не тешились, лишь бы не нарушали неизвестных им законов новой киноэтики. Если же предположить, что и для режиссера, и для актеров «Вкус» был художественным заявлением, которое они разделяют в равной мере (а для этого, собственно, и снимаются подобные картины-хэппенинги), тогда наш долг — предложить трактовку для проведенного ими псевдосоциального эксперимента. Оказывается, что даже в экстремальном раскрепощении человек не может достичь эмоционального и физиологического пика — он неизбежно падает в пике. Что и говорить о социально приемлемом личностном развитии, неуспех в котором также заранее предопределен. На задворках постиндустриального общества мутными водами рек размыты все пределы и грани, все чужеродные понятия и надсмыслы. И даже там ничто — ни суматошный секс, ни экономный гедонизм — не способно вывести человека за пределы тире между состояниями homo really sapiens и животного. «Вкус» это над-кино, невозможное в первом и втором мирах, но дающее им важный урок фатализма. Ни к чему не стремись, ничего не желай, только тогда жизнь взамен никчемного секса, невкусной еды и беспокойного сна подарит тебе последнее избавление.

Фильмы с Берлинского фестиваля — 2021:

• Вся наша жизнь — «Неудачный трах, или Полоумное порно»
• Примечание: «Предисловие» Хон Сан-су на Берлинале