Шведская семья: «Солнцестояние» Ари Астера — языческий хоррор с рунами и медведем

Дени (Флоренс Пью) учится на психотерапевта и уже четыре года встречается с Кристианом (Джек Рейнор), который исследует антропологию, но никак не может выбрать тему для кандидатской. Отношения тем временем уверенно расклеиваются: он больше года не может с ней расстаться, она — постоянно гоняет себя по кругу вины перед ним, так как не чувствует в этих отношениях поддержки при непростой семейной ситуации (сестра страдает биполярным расстройством и постоянно требует внимания). Все решается однажды ночью: сестра Дени кончает с собой, утащив на тот свет еще и родителей. Учитывая ситуацию, Кристиан нехотя приглашает ее поехать на две недели в шведскую деревню, куда он с приятелями собирается на праздник солнцестояния по приглашению друга-художника (Вильхельм Бломгрен). Местное население именует себя хорга, носит эффектные рукодельные сарафаны с руническим письмом, а гостям постоянно предлагает прихлебнуть какой-то наркотически мотивирующей настойки. Вскоре выяснится, что празднество вполне себе языческое, и некоторым американским гостям суждено на нем сыграть ключевые роли.

«Солнцестояние» — второй фильм Ари Астера, который в прошлом году заявил о себе на фестивале Sundance (и далее — везде) фильмом ужасов «Реинкарнация». Смесь античной трагедии, подробной семейной драмы и золотого фонда сатанинских хоррор-тропов произвела на публику сильное впечатление: одни называли это подлинной психологической драмой, а не пресловутым хоррором, другие — пытались сформулировать рождение каких-то новых фильмов ужасов — «умных».

В действительности Астер наглядно продемонстрировал, как работает жанр хоррора, облекающий в эффектные образы подсознательные страхи и реальные психологические шрамы. «Реинкарнация» живописала семейные отношения как медленно закипающий адский котел взаимного равнодушия и давления, помноженный на ужас наследственности, которая — подобно сюжетам о кознях дьявола (в связи с дебютом Астера часто поминали «Ребенка Розмари») или примерам античной неизбежности — способна настигнуть даже тех, кто спрятался за семью замками.

В «Солнцестоянии» Астер продолжает конструировать подробные диорамы ада, формирующегося между двумя людьми; только на смену дисфункциональной семье пришла переживающая последние времена пара. Уже в первых сценах беззвездной американской ночи Астер точечно описывает, что творится в головах его героев и что их ждет впереди. Над диваном в квартире Дени висят две картины: собственно изображающая солнцестояние, а также та, на которой запечатлена исполинская обнаженная женщина, бегущая по полю в окружении собак с мужскими головами. Для сравнения: в баре, где Кристиан с друзьями обсуждает, как бы ему найти нормальную девушку, с которой можно было бы заниматься сексом и только, на стене висят фото Софи Лорен и Джейн Мэнсфилд — двух символов открыточной женской сексуальности. В спальне Дени, к слову, стену занимает картинка с девочкой в короне, которая целует в нос исполинского медведя. И корона, и бурый зверь появятся в шведской деревне.

Дорогу из США в скандинавскую глубинку Астер и его постоянный оператор Павел Погоржельский снимают как переход из одного мира в другой: из комнаты бойфренда Дени проваливается в туалет самолета; в иллюминатор предупредительно проникает болезненно белый солнечный свет; на подъезде к деревне камера, парящая над автомобилем, устремляется вперед, переворачивается на 180 градусов, а потом и вовсе лишается ориентации в пространстве, выбивая из-под зрителей хоть какую-либо почву.

Быт же шведских фанатов солнцестояния поначалу выглядит не слишком угрожающим. Белые костюмы, старший футарк (рунное письмо) на одежде и камнях, мирно пасущиеся коровы, желтая пирамида на краю поляны («Это святилище, вам туда нельзя»). Ничего такого, о чем не слышали бы Кристиан и его приятель Джош (Уильям Джексон Харпер), изучающие разного рода культы и архаичные верования. Разве что немного удивляет хищник в клетке. «А медведя мы игнорируем?» — спрашивает один из американских гостей. Пока — да.

Так и в «Солнцестоянии», пожалуй, нет ничего такого, чего опытный зритель не встречал бы в «Плетеном человеке» (1973) или даже недавнем «Апостоле» (2018). В первом полицейский с Большой земли плыл на британский остров, чтобы разобраться там с неоязыческим культом викка (а на самом деле — сломить дубинкой рациональности природную человеческую энергию, в том числе и сексуальную). Во втором неудачливый миссионер пытается спасти сестру из другого крохотного и деспотичного культа, укрывшегося от большой цивилизации, а на самом деле — мечтает обрести веру, какую ему может даровать если не божье слово, то хоть какая-нибудь магия.

Дени тоже оказывается в каком-то смысле в поисках семьи. В шведскую деревню ее заносит аккурат на свой день рождения, про который Кристиан традиционно забывает («Он не виноват, это я не напомнила»). Для нее эта поездка — и попытка опомниться от смерти сразу всех близких, и немного кошмар (дома она глушит снотворное), и наркотический трип (Кристиан с друзьями постоянно курят траву, в Швеции в ход идут вещества позамысловатее). Ей постоянно мерещатся лица покойных родственников в тенях и кронах деревьев, а то и вовсе трава прорастает сквозь ее руки и ноги, будто напоминая, как сильно современный человек удалился от почвы, а потому чувствует себя неприкаянным.

Это обманчивое возвращение в лоно природы, ощущение подлинной силы, которую долгое время подавляли таблетки и невнимательное окружение, превращает «Солнцестояние» не только в драму про эмансипацию, но и позволяет причислить его к экохоррорам. Не последнюю роль в фильме играет тема ограниченности человеческого знания о законах природы. В небольшой деревеньке, где почти без остановки светит солнце и архаичными правилами презрен диктат цивилизации, Дени находит себя — в каком-то смысле перерождается, вновь обретает связь с почвой.

Однако во втором фильме Астера впечатляет не то, как он увязал в один сноп сложный психологический сюжет, критику университетского разума и верования одной удивительной деревни, но — как монтажно соткал и задекорировал это пространство на стыке антропологической поездки и персонального бэд-трипа. Как и «Реинкарнация», «Cолнцестояние» показывает максимально пессимистичный сценарий (заканчивающийся, к слову, также коронованием), ловко жонглируя страхами всех персонажей одновременно. Аналогичным методом пользуется Михаэль Ханеке, демонстрирующий зрителю не критику какого-либо явления, а галерею страхов современного общества на этот счет. Кристиан боится Дени, Дени боится неверности Кристиана и собственных демонов, вся их группа боится неизвестности и смерти, а в итоге они оказываются марионетками в чьем-то замысле. (К слову, эффект кукольного дома, характерный для «Реинкарнации», присутствует и тут.)

И с этим ничего не поделаешь: пугающе пульсирующие блюда и клумбы, напоминающие о фруктово-антропоморфных портретах Арчимбольдо, головокружительные танцы, наивные рисунки, изображающие кровавые ритуалы, и стоны коллективного тела не подготовят к тому, чтобы заглянуть в вечность. Лишь вера (порой — лукавая) в то, что ты не одинок, позволит отнестись к этому более философски.