Слезай с моего облака: «Крестон» — фильм о мечтах, изоляции и хип-хопе

Первые кадры «Крестона» проступают из какого-то розового тумана. Мы видим молодых людей, уткнувшихся в экраны айфонов, с татуировками на лице; закадровый голос режиссерки Марни Эллен Херцлер сообщает, что это ее школьные друзья, и они «пишут музыку для интернета». Компания молодых мужчин называет себя DEADGOD, «умершим богом». Это что-то вроде коммуны в колорадской пустыне — двадцатилетние рэперы живут вместе на ранчо, выращивают марихуану (в Колорадо это легально), снимают видео для инстаграма и выкладывают свои треки на Soundcloud. Образ жизни молодых бездельников напоминает о ранних песнях Цоя (с поправкой на пустыню), атмосфера — о «Забриски-Пойнт» (с поправкой на айфоны): зрителю ясно, что герои ни во что особенно не верят и ничего особенно не хотят.

Режиссерка, конечно, интересничает, да и герои рисуются. Они сами постоянно ведут летопись своей жизни в Instagram и хорошо знают, как вести себя перед камерой и с каких ракурсов их татуировки смотрятся более выгодно. Первородная проблема документалистики — во время съемок невозможно игнорировать присутствие техники и добиться от действующих лиц совершенно естественного поведения — в современном мире только усугубляется. В присутствии техники теперь проходит вся жизнь, и не совсем понятно, что в таком случае считать «естественным поведением». Для друзей Херцлер их онлайн-персоны — вторая натура, а то и первая, и в титрах они записаны под изощренными никнеймами: sadboytrapps, phong, rybundy aka highmynameisryan. «Игру и жизнь стало трудно отличить друг от друга», — признает закадровый голос.

Не совсем понятно, насколько это по-настоящему и всерьез — их технологический декаданс, разговоры о пришельцах и плоской Земле, показной нигилизм. Ответ может быть только парадоксальным: совершенно по-настоящему и совершенно не всерьез. Этнографический фильм о культуре постиронии принимает интонацию своих героев. «Я родился не в том измерении», — сообщает один из персонажей: патетичная реплика означает непонятно что и спровоцирована, вероятно, употреблением психоактивных веществ. Но Херцлер с готовностью принимает тезис и выстраивает вокруг коммуны мифологический контекст. Убежище в пустыне начинает казаться декорацией научно-фантастического кино, а его обитатели — выжившими после глобальной катастрофы. «Это фильм о конце света», — говорит закадровый голос от автора в самом начале. Это настраивает на торжественный лад, но потом нам показывают, как герои постапокалипсиса забивают косяк, заваривают лапшу и жарят ветчину на бутерброды. Эта встроенная в фильм ирония выгодно отличает «Крестон» от, например, «В поисках Евы» Пии Хелленталь, где бессмысленная жизнь берлинской микроинфлюенсерши изображена трогательно, но совершенно некритично.

Нельзя сказать, будто эскапизм — что-то совершенно новое: радикальные формы такого жизнетворчества практиковали религиозные секты и хиппи, пусть у них и не было подписчиков в Instagram и пожертвований на GoFundMe. Желающие могут провести параллели и с «Мечтателями», хотя в жизни все не так красиво, как у Бертолуччи. Но сейчас сюжет о коммуне DEADGOD оказался особенно созвучен моменту. Мировая премьера «Крестона» прошла в начале пандемии на South by Southwest — первом большом кинофестивале, переместившемся из-за вируса в интернет, и для такого фильма этот формат кажется вполне естественным. Обитатели коммуны ушли в глухую самоизоляцию еще до всякого ковида — потому что к этому подталкивает сама логика культуры, как в «Возможности острова» Уэльбека. Внешний мир слишком скучный и несовершенный, а еще слишком сложный: «Больше нет ничего простого!» — таков один из звучащих в фильме афоризмов. Изоляция комфортна и безопасна, особенно если к дому в пустыне прилагается личное облако данных, идеальный персональный safe space. И едва ли не главная эмоция «Крестона» — тревожная догадка: выйдя из самоизоляции, можно обнаружить, что мир кончился, ничего и никого не осталось.

То, что поколение Z называется последней буквой алфавита, иногда настраивает на нехорошие предчувствия даже самих его представителей. Но в «Крестоне» есть и другая тема, чье звучание более оптимистично, — почти бесконечная способность героев к адаптации и переизобретению себя. Цифровые номады из Колорадо не выглядят обреченными на вечную жизнь в пустыне — скорее, наоборот, «Крестон» кажется моментальным снимком, после которого все изменится. Иначе и быть не может, ведь свою свободу и независимость sadboytrapps и компания всегда носят в кармане, она надежно хранится на серверах компании Apple. Поэтому фильм открыт будущему, каким бы опасным и пугающим оно ни было. В финале мы покидаем ранчо вслед за проезжим бродягой-велосипедистом, он едет по пыльной проселочной дороге в Калифорнию, и впереди поднимается зарево лесных пожаров. Мир в огне, но это понарошку: дым над горизонтом нарисован на компьютере.