Случилось время: третий сезон «Настоящего детектива» размышляет о хищных вещах века

«Не принимали ли вы принуждение за свободу?» — спрашивает настырная ведущая (Сара Гадон) у пожилого афроамериканца Уэйна Хейса (Махершала Али под плотным слоем старости). Тот все сильнее проваливается в пучину беспамятства, забывает, куда и зачем шел, но соглашается ответить на несколько вопросов — про знаменитое «дело Перселлов». В интернете про него известно больше, чем очевидцам и даже следакам, но Хейсу интересно вспомнить — не столько нить расследования, сколько коленца собственной жизни.

7 ноября 1980-го, в день смерти брутального Стива Маккуина, в штате Арканзас пропали дети, брат и сестра. Мальчика вскоре нашли мертвым. Детектив Хейс и его напарник Роланд Уэст (Стивен Дорф) принялись опрашивать родителей, одноклассников и местных. Первые в растерянности, вторые тоже не то чтобы в курсе, последние выдают на-гора все свои страхи: педофилы, наркоманы, подростки-сатанисты, коренной американец-мусорщик, который иногда перекидывается с их чадами словечком-другим. В этой атмосфере розыска детей и поствьетнамского тремора (все мужчины, от Хейса до мусорщика, служили) Хейс знакомится с учительницей литературы Амелией (Кармен Эджого), которая преподавала Перселлам, в частности, поэта Роберта Пенна Уоррена. Ее заинтересовало расследование, его заинтересовали стихи о времени. Так и завертелось.

Расследование зайдет в тупик, Хейс женится на Амелии и уйдет из полиции, но десять лет спустя, в 1990-м, возникнут новые улики — и избавившийся от парикоподобной шевелюры Уэст снова постучится в его дверь: надевай значок, пошли расследовать. Они покопаются в странном деле и ни к чему не придут, поэтому в 2015-м уже Хейс, придерживаемый взрослым сыном Генри (Рэй Фишер), придет к старому напарнику, которого не видел четверть века. Теперь-то они раскроют это дело, докопаются до самой сути.

В третьем сезоне «Настоящего детектива» пытается докопаться до сути и сценарист Ник Пиццолатто, который пять лет назад с этим шоу стал суперзвездой, а потом немного притух, не справился со славой великовозрастного вундеркинда золотого века телевидения. Третью главу долго откладывали и пустили в ход, только когда продюсерами наметились Мэттью МакКонахи и Вуди Харрельсон, блиставшие в первом сезоне, а соавтором сценария стал опытный Дэвид Милч. шоураннерЧеловек, который совмещает на шоу роли сценариста и продюсера, то есть, по сути, определяет вектор развития сериала «Дедвуда». Вдобавок первые две серии снял хоррормейкер Джереми Солнье, который потом ушел снимать другой проект (вероятно, «Придержи тьму» для Netflix), но вся режиссерская рать, в том числе и сам Пиццолатто, пару раз садившийся в кресло постановщика, его эстетику и неспешный темпоритм бережно сохранили.

Фирменная нерасторопность Солнье оказались третьему сезону к лицу так же, как южноготическое кичливое визионерство Кэри Фукунаги — первому, а набрякший от жары Лос-Анджелеса стиль Джастина Лина — второму. С выбором топоса и фактуры у «Настоящего детектива» никогда не было проблем, просто Пиццолатто не всегда справлялся с авторскими амбициями. Заручившись поддержкой Милча, впрочем, он играет на повышение: в Арканзасе и других уголках среднеамериканского плато Озарк он живописует не фактурную зарисовку с экзистенциальной тревожностью Лавкрафта (по-своему выдающуюся) и не многофигурный сюжет про попытку убежать от фигуры отца, рока, наследственности. Третий сезон пытается ухватить саму суть времени и ее безжалостное влияние, которому подвергаются люди, штаты и эпохи.

«Нельзя отделить себя от времени», — говорит как-то Амелия еще будущему мужу Хейсу. Поэтому, конечно, их историю невозможно вырвать из контекста эха вьетнамской войны, расизма в быту и на работе, мучительной маскулинности и прочих хищных вещей десятилетия. Третий сезон — это не повесть о потерянной девочке, а нечто личное и нечто большее. Не случайно у Хейса тоже сын и дочь. Не случайно у него правительственная привычка терпеть и все замалчивать — и фамилия в честь республиканца, который на четыре десятилетия опрокинул Голливуд в смутное время цензурыРечь про Кодекс Хейса — этический свод правил, который с 1930-го по 1967-й регулировал, что можно и нельзя показывать в американских фильмах. Отсюда и бесконечные ссоры с женой, которая хочет все знать и не боится это выносить на публику (про дело Перселлов она написала в итоге нон-фикшн-роман). Не случайно примерно все разговоры сводятся к страхам за будущее (свое, семьи, страны).

«Жизнь впереди, а не сзади», — говорит Хейс, хотя большую часть тягучего, как вьетнамская трясина, сериала кажется, что все как раз позади. И ужас по пропавшему ребенку, и война, и как-то некрасиво закончившиеся семейные неурядицы. Чем дальше, тем отчетливее понятно, что детектива гнетет не столько дело нераскрытое, сколько нераскрываемое — что пошло не так в этой жизни, в этом браке?

Случилось время, которое меняет человека до неузнаваемости (порой так — что не справиться гримерам HBO). Время, которое отнимает память, а вместе с ней — отчасти и боль, но и личность, сформированнyю болезненным опытом. Время, которое действительно лечит раны. Потому развязка, в которой дело раскрывается практически случайно, предлагает какой-то обманчиво благополучный финал. Дети, которые должны смеяться, согласно матери Перселлов, — действительно смеются. Несмотря на жуткое прошлое, все же наступает будущее. В нем, конечно, есть занозы непростого брака и густые джунгли травмы, но есть и фантом счастья. В конце Уэйн Хейс будто бы оказывается в мире призраков, где встречает всех, кто ему был дорог, а потом проваливается в омут памяти, возвращается к обсессиям солдата и мужа. Зато — в кругу семьи, с ощущением завершенности. Лишь бы войны не было.