Танцы с бубном: якутский фолк-хоррор «Иччи»

В якутскую глушь, окутанную густым туманом, приезжают молодые супруги с ребенком — Тимир (Илья Яковлев) и Лиза (Марина Васильева). Их встречают родители мужа и младший брат Айсен (Борислав Степанов), наловивший только что свежей рыбы на обед, но с каким-то недоверием и без особой радости поглядывающий на прибывшего родственника. Совсем скоро выясняется, что семья супруга живет в заброшенной деревне одна, на десятки километров вокруг ни души: когда-то давно здесь поселились злые духи и местные поспешили покинуть эти уже проклятые земли. Ну а родители Тимира, как выражается мать, «люди современные» — в такую чепуху не верят, как завещал отец-коммунист. Дальнейшие события, разумеется, заставят женщину изменить свое мнение о призраках: в первую же ночь сначала в спальню бабушки и дедушки через незапертое окно врывается ворона, еще чуть позже у хозяина дома случается инсульт.

«Теперь, чтобы люди тебя услышали, недостаточно просто похлопать их по плечу. Надо ударить кувалдой — только так можно привлечь их внимание». 

Джон Доу, «Семь».  

Якутский режиссер Костас Марсаан, скажем так, придерживается похожей стратегии с 2016 года: дебютировав с детективным триллером «Мой убийца» (как раз что-то близкое по духу к Дэвиду Финчеру) он громко заявил о себе, взяв позже приз за лучшую режиссерскую работу на международном фестивале «Дух огня». По планете давно грозно вышагивает плотным строем якутское кино, рвет «Кинотавры», затыкая за пояс небезызвестных российских авторов, каждый раз восхищая критиков, ну а потом и зрителей. Будь то совсем свежее «Пугало» или тот же «Черный снег» — очередной хит, стоящий на пороге культовости, рядышком с какими-нибудь корейцами или японцами. На такой волне якутского кинематографического бума затеряться с какой-нибудь посредственной работой теперь, увы, несложно, поэтому Марсаан с осторожностью ступает на неизведанные земли этнического хоррора.   

Заручившись в этот раз помощью еще троих (тоже начинающих) сценаристов (Артем Золотарев, Павел Полуйчик и Олег Богатов), а также постоянного продюсера Марианны Сиэгэн, Костас Марсаан не сказать чтобы переворачивает жанр или перепридумывает его. «Иччи» — вовсе не новаторская вещь, это кино с привычным «кинговским» сюжетом (в дом, высящийся на проклятой земле, приезжают люди, и тут начинается свистопляска), обязательными путешествиями в прошлое и придержанной до самой кульминации тайной происхождения чертовщины, творящейся с семейкой. Несмотря на то, что фильм Марсаана не хватает звезд с неба на уровне истории, сценарно он выстроен практически безупречно и, что называется, сделан со всей любовью к кинематографу. При своем минималистском стиле и относительно скромном бюджете Костас Марсаан на голову превосходит того же Святослава Подгаевского — человека, которого сегодня принято считать главным хоррормейкером России. На деле же его лощеные и дорогущие картины проваливаются раз за разом, зрители их встречают без особого восторга (поэтому любопытно, что же выйдет с сериалом «Пищеблок»).

И если Подгаевский работает грубыми методами, неумело и неэффективно, то Марсаан более вдумчиво выбирает, чем бы прицельно ударить. Сценаристы, явно насмотревшись Роберта Эггерса, Уильяма Фридкина или того же Ари Астера, потихоньку тянут в фильм какие-то их идеи, наполняют «Иччи» символизмом, в итоге из-за блестящего режиссерского подхода в целом картина ощущается чрезвычайно самобытным произведением. К примеру, человеческая безнадежность здесь подчеркивается старым пнем посреди поля — Айсен и его отец все никак не могут его выкорчевать из земли, злобные духи выступают откровенно против любого людского пребывания в этих краях, словом, нечего тут землю под посев готовить. И такие эффектные метки зла можно обнаружить на протяжении всей ленты, их разбросали повсюду: кусок льда со странной черной массой внутри; внезапно появляющийся и так же исчезающий белый пес; черепа животных, смотрящие на героев с высоты небольшого дерева; густая грязь, льющаяся из чайника вместо воды, и пролитый на стол алый морс (читай — кровь) — предвестники обреченности, неизбежной смерти.

Помимо того что Марсаан грамотно работает с якутским фольклором, он не забывает, конечно, упорно катить в гору тяжеленный валун с красующейся на нем надписью «драматургия»: в центре «Иччи», ко всему прочему, лежит небезызвестный библейский сюжет о Каине и Авеле. Конфликт двух братьев, двух противоположностей — Айсена и Тимира, где первый добропорядочный и совестливый, уже достаточно самостоятельный, а второй — не только токсичный муж, поднимающий руку на молодую жену, но еще и сын-неудачник, погрязший по глупости в долгах, — добавляет фильму необходимого напряжения, заставляя сопереживать обоим. Необычный треугольник между Мариной Васильевой, Бориславом Степановым и Ильей Яковлевым по-своему восхитительно разыгран. Васильева все же старается держаться преимущественно на втором плане, оставляет некое пространство для непрофессиональных актеров, которые и вовсе превосходят ее в отдельные моменты.

Костас Марсаан, конечно, бывает и бьет мимо, слишком сильно замахнувшись тяжеленным мешком амбиций. И порой «Иччи» спотыкается о примитивные жанровые приемы типа нелепейших джампскейеров с участием ребенка и трех назойливо визжащих нот композитора Андрея Гурьянова, пророческих детских каракуль, предвещающих необъяснимые потусторонние угрозы, или стратегически расставленных по всему дому зеркал различных видов, на которых любит акцентировать внимание режиссер на пару с оператором Леонидом Никифоренко. Да, это визуально выверенный, искренний и живой якутский этнический хоррор о путешествии к смерти с весьма изобретательными художественными находками и решениями (чего стоит только одна потрясающая сцена посреди крошечных лысых березок — на пару минут просыпается какая-то прям южная готика), но лобовой жанровой иллюстративной жути и развешанной повсюду хоррор-мишуры хотелось бы поменьше (это вот к Подгаевскому и его команде), а мощных эмоциональных встрясок — наоборот, побольше. Как чеховские ружья, висят многозначительные мрачные паузы, помещенные в центр не самых гениальных диалогов, ждут своего часа где-то в финале, там, где фильм становится сначала непроходимым — из кадра в один миг буквально высасывают необходимое количество света, — а потом Марсаан решает немного потанцевать с бубнами и зачем-то изобретает велосипед, придумывая, кажется, уже классический шьямалановский твист. Челюсть от этого, увы, отвиснет не сильно. 

«Иччи», скорее, удавшийся, толковый и неглупый фолк-хоррор родом из Якутии (они, кажется, вполне заслуженно скоро завоюют весь кинематограф), блестящее, пусть и местами крайне неровное, упражнение в жанре, кино без особых изяществ, но и удачно лишенное попсового лоска. Теория Джона Доу в действии — режиссер выбрал кувалду нужного размера, и его заметили: помимо четырех престижнейших международных киносмотров, картину ждет теперь и программа Midnight Fantasy Шанхайского кинофестиваля (SIFF). 

«Люди быстро забывают, что их пугает»,

— говорит персонаж бабушки в фильме. Несмотря на все вышесказанное, в случае с «Иччи» Костаса Марсаана с ней можно запросто поспорить.