Упокоение и успокоение: «Чисто английские убийства» как лекарство от нервов

В любой непонятной ситуации смотри «Убийства в Мидсомере». Это не фигура речи, не натяжка – работает, проверено. Слившимися в однотонную длинноту карантинными днями, опостылевшими бессонными ночами делай это – и станет лучше.

Прелестные тюдоровские домики – и перерезанная сонная артерия; столетний зеленеющий газон – и виски, разбавленный ядом; открывающаяся в двухсотый раз сельская ярмарка – и приглушенный выстрел. Есть что-то транквилизирующее в соединении английской деревни с ее образцовой идилличностью и самым главным и неотменимым из грехов.

Конечно, в такой комбинации нет ничего нового – взять хоть Агату Кристи с ее мисс Марпл. Многие расследования пожилой дамы проходят в деревне СентМэри-Мид и в сельской местности вокруг нее. И вообще, разматывая любой криминальный клубок, она примеряет ситуацию на родную деревню, считая ее безупречной моделью мира, концентрирующей человеческие характеры и их взаимоотношения.

Или отец Браун. Только не честертоновский (он-то бесконечно разъезжал по столицам и заграницам), а из сериала с Марком Уильямсом в главной роли. Там он приходской священник, и большинство преступлений (и соответственно расследований) происходят прямо в приходе.

Но мидсомерсовские убийства, неизменно раскрываемые старшим инспектором Барнаби, по части обволакивания и комфортности дадут фору любым другим сельским убийствам. Это во многом заслуга специфически домашнего, расслабленного обаяния Джона Неттлза, который играет инспектора в первых тринадцати сезонах (так что в лечебных целях следует смотреть именно их), но дело, разумеется, не только в суперудачном кастинге.

Дело вот в чем.

В отличие от большинства произведений конструкции «убийство в супермилой и всем желанной местности», презумпция здесь не «вся эта красота и буржуазность – обман: все это прогнило и смердит, за каждым увитым розами забором таится несчастность, чреватая убийством» (ярче всего это декларируют американские шоу от «Отчаянных домохозяек» до «Большой маленькой лжи»), сериал про Мидсомер предлагает ровно обратную перспективу.

Да, порок пускает свои ростки то там то сям и иногда даже прорастает в убийство, но вечнозеленые британские живые изгороди долговечней. И, главное, они, эти изгороди, и прилагающиеся к ним сельские пейзажи, городки и обычаи гораздо важнее. А чтоб держать порок в узде, не позволяя ему чаще, чем надо, отвлекать от чаепития, игры в крокет и хоровой спевки в местной церкви, есть инспектор Барнаби. Даже не потому, что он такой умный (дедукция не самое сильное его место, это не Холмс и не Пуаро, это про другое), а просто потому что он же наш Барнаби.

Пилотный эпизод сериала вышел летом 1997-го. Он называется «Убийства в Беджерс-Дрифте», как и роман Кэролайн Грэм, на котором основан (Грэм придумала и графство Мидсомер, и инспектора Барнаби – первый сезон шоу полностью состоит из экранизаций ее книг). Можно сказать, что идущее больше двадцати лет шоу все еще держится заданных в этой серии стандартах.

Там обязательно имеются старушки на велосипедах, нувориши на «Роллс-Ройсах» и их дети на «Порше»; разоряющиеся старинные поместья; леди и лорды, вынужденные пускать в свои родовые имения туристов; понаехавшие столичные жители со своими представлениями о жизни; чудаковатые старые холостяки, ревность, зависть, любовь и похоть.

Все это вместе, вставленное в те самые пейзажи и ландшафты, составляет особый уют этого мира, который довольно быстро, буквально после трех-четырех серий, вызывает привыкание. Становится не важно, кто там кого и зачем убил, – пусть только играет та самая музычка (главная тема сериала, кстати, сыграна на редком для киномузыки термене), мелькают холмы и шпили, а эксцентричные персонажи составляют самые невероятные паттерны отношений.

Об этой «невероятности» надо сказать отдельно. Возможно, главная черта сериала о выдуманном графстве Мидсомер (оно, как можно догадаться, располагается не так далеко от Оксфорда, куда герои время от времени отправляются, чтобы заняться шопингом и вообще шикануть) – огромная свобода рассматриваемых там возможностей человеческих соединений. С течением времени площадь этой свободы даже расширилась: появились чернокожие и азиаты (не только в угоду политкорректности, но и в соответствии с действительностью – расовый состав жителей британской провинции за последние годы изменился), но принципиально не изменилось ничего. С этого «Убийства в Мидсомере» и начинались: людям хочется странного, люди поступают странно, люди всегда люди.

И если выделять одно из направлений этой свободы, то надо отдельно сказать о том, как здесь показана старость. Огромное количество преступлений в Мидсомере, разумеется, совершается на почве страсти. И вот огромная часть этих способных на все ради своих чувств любовников входят в, выражаясь по-карантинному, группу риска по возрасту. Сезону к десятому инспектор Барнаби уже мог бы стать консультантом по любви пожилых людей. Он, вероятно, сказал бы, что от молодой любви ее отличает только большая отчаянность, большая напряженность и большая чувственная искушенность. В этом нет ни призвука иронии: сериал, показывающий консервативный на вид провинциальный мирок, оказывается в этом смысле прогрессивнее большинства современных медианарративов, которые справились с чем угодно, только не с эйджизмом.

Но и в целом в мире Мидсомера как норма воспринимается практически все, кроме этих самых убийств и вообще прямого вреда. Персонажи могут играть в садомазохистские игры, устраивать сатанинские мессы, предаваться страсти в подготовленном для похорон гробу, одеваться в клоунские наряды, предъявлять свою гипери, наоборот, асексуальность, не нарушая привычной красоты пейзажа. Эта вселенная снисходительна к нашим странностям, главное – нельзя забывать о своевременной стрижке газона и подготовке к соревнованию на самый румяный маффин.

Ну и убивать никого не рекомендуется.