Коллекция редкостей: 14-й конкурс экспериментальных фильмов In Silico

Если прошлогодний in Silico был полон говорливых посланий и размышлений вслух, то программа 2024 года куда больше обращена на созерцание. Вместо вопросов, большинство из которых так и остаются без ответов, режиссеры экспериментального кино все чаще предлагают сменить оптику, угол зрения или даже закрыть глаза. Именно поэтому In Silico-2024 — программа, которую лучше один раз увидеть, чем сто раз описать. Но все же — вот вам краткий экскурс в то, что ждет зрителей в программе экспериментальных картин этого года.

Большинство работ укладывается в три условных тематических блока. Самый большой из них посвящен новой оптике и стремится показать картину, в действительности недоступную человеческому глазу. Дешифровка реальности в них происходит обходными путями, преодолевая физические ограничения человеческого зрения. Во второй блок можно объединить работы, посвященные памяти и реконструкции воспоминаний — опять же непрямым и неочевидным образом. В третий традиционно входят работы, рефлексирующие об эскапизме медиа и о той картине окружающей реальности, которую они создают. Бонусом к ним — сеансы чистой красоты, ускользающие от любой каталогизации. Кроме того, на этот раз программа получилась особенно солидной и полной громких имен.

Ветеран экспериментального кино Сандру Агилар представлен в конкурсе с работой «Экзотические слова проплывали...», деконструирующей классический голливудский хит «Бог ей судья» Джона М. Стала. Первый короткий метр этого режиссера был отмечен на Венецианской Мостре еще в 2000 году, а фильмы были показаны и отмечены наградами в Хихоне, Оберхаузене, Вила-ду-Конди, Роттердаме, Турине, Бельфорте и Монреале. Агилар сокращает один из самых красивых цветных нуаров прошлого до 15-минутного, переведенного в черно-белый негатив призрака, исключая из картины не только ее визуальную выразительность, но и все диалоги. В аннотации режиссер оставляет одну известную цитату из фильма, которая и послужила названием работы. Агилар как бы вытягивает из небытия второй план, негромкий аккомпанемент, заглушавшийся в фильме Стала основной темой, и предлагает присмотреться к нему внимательнее.

Новый взгляд на мир и кино дарит и работа визуальной художницы Виктории Шмид «Нью-Йорк RGB». Фильм представляет собой статичные кадры видов Манхэттена, открывающихся из окна 20-го этажа. Снятый на пленку с применением красных, зеленых и синих фильтров Нью-Йорк в картине Шмидт преображается в свой киноаналог, известный зрителю по старым фильмам. Этот образ красноречиво свидетельствует в пользу пленки и ее почти рукотворных чудес, которые способны поймать трепетание воздуха и раскрасить его всеми цветами радуги. Избегая прозрачного стеклянного новостроя, Шмидт хитро выдает свой пленочный в оттенках охры ретро-Нью-Йорк за неизменную константу, вечный город, а все, что кроме, — за мимолетные колебания воздуха и цвета.

Еще одно громкое имя в конкурсе — Макс Хаттлер, аудиовизуальный художник, композитор и аниматор, влюбленный в абстракции. В его работах — им уже посвящено внушительное количество теоретических статей и исследований — объекты материального мира анимируются в красочный калейдоскоп, который роднит с традиционным кинематографом разве что ритмическое движение. В случае с представленным на конкурсе 二〇二〇 (в переводе с китайского «2020») Хаттлер с помощью экстремального (до двух метров) расстояния между двумя синхронизированными камерами добивается такого стереоскопического пейзажа массовой застройки Гонконга, который не способен увидеть человеческий глаз. Как всегда, Хаттлер пренебрегает историей ради создания атмосферы, на этот раз — неопределенности и изоляции, пришедшей в Гонконг вместе с пандемией и законом о национальной безопасности. Идеальной рифмой к нему становится фильм французского режиссера Яна Шапотеля, в котором движения автоматической камеры с помощью кадрирования и монтажа превращают панораму массовой застройки Парижа в мозаику. Город становится разобранным пазлом, детали которого связывает не графический, а ритмический рисунок.

Художница Беа де Виссер также наделяет зрителя нечеловеческим зрением. В своей работе «Нет лошадей на Марсе» де Виссер с помощью GoPro и широкоугольных объективов показывает пространства луга, трассы или круговой арены такими, какими их видит лошадь. Созданию работы предшествовали серьезные исследования зрения, слуха и функций мозга животного. Де Виссер, к примеру, обнаружила, что мозг лошади состоит из двух отдельных частей, которые не так тесно связаны, как мозг человека; объект, видимый правым глазом лошади, необязательно будет виден левым глазом на обратном пути. Фильм стал вторым из задуманной анималистической трилогии. Первый — «Животное, которое я есть» — был показан в конкурсе In Silico в 2019 году, третий находится в разработке; известно, что он будет посвящен языку животных и его героем станет слон. Получилось говорливое и поэтическое эссе, одновременно отсылающее к одному из первых фильмов в истории, «Лошади в движении» Эдварда Мейбриджа (1878), и декларирующее ограниченность физических возможностей человеческого зрения, которое в этой работе, опять же, компенсируется человеческим воображением и возможностями техники.

Среди работ, посвященных памяти, в первую очередь стоит отметить картину израильской художницы и кинематографистки Майи Зак. В своей «Дешифровке» она проводит обряд воссоединения с рано умершей матерью, полный магии и поэзии. Фильм начинается как документальная реконструкция материнского образа по старой фотографии, но затем этот снимок, перенесенный на более плотный материал и увеличенный в человеческий рост, становится объектом завораживающего алхимического ритуала с обязательным окроплением кровью и буквами, из которых собираются оставленные матерью послания, приобретающий вес не меньший, чем переданный генетический код. Слова и изображения, и без того традиционно выступающие хранителями воспоминаний, в этом видеоперформансе обретают новое чувственное измерение, становятся хранителями совсем иного порядка.

Противоположный — без слов и изображений — подход к воспоминаниям предлагают режиссеры Анхелика Рестрепо и Карлос Веландия из Колумбии. В основе их лирического фильма «Все мои шрамы уносит ветер» лежат воспоминания матери Рестрепо. Ее детская история материализуется из темноты в виде скопления разноцветных, похожих на возникающие перед закрытыми глазами пылинки, точек, которые складываются в неясные очертания предметов и рассеиваются, стоит только к ним приблизиться. Созданное с помощью фотограмметрии пространство чужой памяти управляется поданной в виде субтитров внутренней речью героини, благодаря которой на экране появляются очертания неназванных предметов. История и материализовавшиеся объекты, напрямую в ней не прозвучавшие, связаны на глубинном, недоступном зрителю уровне. Новые технологии становятся медиумом для интимного диалога героини с самой собой через время и способом самоисцеления. 

А вот режиссер Анош Айбара в фильме «Голуби» показывает, как легко визуальный образ может стать носителем любой информации. Путем очень простой манипуляции он превращает голубей за окном в героев совершенно нового, навязанного нарратива — вытесненных болезненных воспоминаний. О травматическом опыте прошлого, нашедшем выход через второстепенные детали, рассказывает и «Безуна» Саифа Альсаега. Режиссер живет и работает в США, но родился в Багдаде, в сообществе халдейского меньшинства. Темы вынужденной эмиграции из зоны боевых действий и утраченной идентичности стали центральными в его работах. «Безуна» в переводе с арабского означает «кошка», которая в фильме становится символом всего, что остается позади. Альсаег разделяет травматический опыт на два нарратива: воспоминания его матери о приблудившейся к ним в Багдаде кошке и рассказ о его собственных горьких чувствах, которые вызывали все не вывезенные из Ирака «ценности» вроде не дождавшейся особого повода бутылки виски или привычного звучания собственного имени. Финальный вопрос: что заслуживает большего сожаления? Кошка или бабушкин молитвенник, горький в своей риторичности? Уцелеть не могло ни то ни другое.

Среди работ, посвященных эскапизму медиа, центральное место занимает фильм художника Фрэнка Хита «Береги свой дом (пойми правильно)». Под заглавный трек из одноименного альбома перкуссиониста Чеза Смита на экране с помощью монтажа мелко нашинкованы кадры из обучающих фильмов и социальной рекламы по домашней безопасности. Краш-тесты исследовательских институтов и страховых компаний призваны вернуть обывателю спокойствие и уверенность в завтрашнем дне перед лицом торнадо, наводнений, пожаров и даже ядерной войны. К примеру, среди них есть выдающийся «Дом посередине» 1954 года, снятый Национальным бюро по уборке, покраске и ремонту. Фильм рассказывает о последствиях испытания ядерной бомбы для трех небольших домов и продвигает идею о том, что чистый свежевыкрашенный дом с большей вероятностью переживет ядерную атаку, чем его аналоги, находящиеся в плохом состоянии. Вместе с музыкой Смита они рождают обратный эффект, собираются в портрет самонадеянного и беспечного человечества. Опекающему и ханжескому подходу медиа к трансляции реальности посвящена и работа Наргес Кальхор «Чувствительный контент», в котором знакомый символ перечеркнутого глаза обретает новое значение, становится сообщником и укрывателем преступлений на Ближнем Востоке.

Особняком в программе стоит фильм «Прерванные сны господина Хеммади» Амита Дутты — живой легенды арт-кино, работам которого посвящена не одна монография. Дутта превращает в микросюжеты графику со старинных спичечных коробков, производимых для Индии не только в самой стране, но также и в Японии или, например, Швеции. Обширная коллекция разделена на тематические блоки, внутри которых изображения приходят в движение, образуют альтернативную магическую вселенную, упорядоченную в собственном ритме, со своей символикой, ироничными референсами и потенциалом к бесконечности. Каждый микросюжет закольцован и, кажется, может продолжаться сколько угодно. Эта игра с ограниченными на крошечном пространстве графическими миниатюрами, заплетенными в нарративные петли, иронично намекает, что любое коллекционирование, как и преумножение числа образов и сюжетов, не имеет цели и происходит только по любви.