Птичка, лети! Портрет Греты Гервиг

Номинант на пять «Оскаров», а до недавнего времени абсолютный рекордсмен на Rotten Tomatoes по зрительскому рейтингу, фильм «Леди Бёрд» был снят актрисой и сценаристкой американского независимого кино Гретой Гервиг. Это первая картина, которую она сама написала и срежиссировала без постронней помощи, — до этого Гервиг работала с Джо Свонбергом и Ноа Баумбаком. История противостояния старшеклассницы и ее мамы-трудоголички в бедном районе Сакраменто ощущается не только как важнейшее кино о молодости, но и как один из самых цельных и удачных фильмов о конфликте поколений и взрослении в современной Америке. «Леди Бёрд» полюбилась абсолютному большинству критиков и стала хитом мирового проката. Во времена эмпауэрмента и антидискриминационного движения в Голливуде под лозунгом Time’s Up журнал Time поставил фото Греты Гервиг на обложку как символ перемен, подписав ее: «Свет. Мотор. Власть» (Light, Camera, Power).

Для человека, чуждого американскому независимому кино, пять номинаций на «Оскар» для 34-летней Гервиг могут показаться счастливой случайностью и политическим компромиссом. Для всех, кто помнит ее еще коротко стриженной девчонкой с сонным взглядом в малобюджетных фильмах середины нулевых, очевидно, какой огромный и редкий для индустрии скачок сделала Гервиг за последнее десятилетие. И как за это время изменился истеблишмент, готовый отнестись с уважением к дебютной работе молодой женщины-режиссера: фильм получил «Золотой глобус» за лучшую комедию и лучшую женскую роль, три номинации на BAFTA (включая лучший оригинальный сценарий) и премию за фильм года от Американского киноинститута.

Кто такая Грета Гервиг? Блондинка с заразительной улыбкой и неповторимой манерой увлеченно говорить не только о рабочем процессе, но и о всякой чепухе. Белая американка из семьи небогатого среднего класса из Калифорнии. Фанатка балета, мюзиклов и театра, после католической школы поступившая в нью-йоркский женский Барнард-колледж, чтобы изучать драму. Театральная актриса, которая с 2005 года начала сниматься в малобюджетных фильмах, снятых «на коленке»: их бубнящие интонации дадут всему ультрадешевому американскому инди того периода малопонятное в России название «мамблкор». Гервиг — актриса Вуди Аллена и Уита Стиллмана, партнерша, соавтор сценария и главная звезда Ноа Баумбака, подписанная на его следующий фильм и на съемки у Мии Хансен-Лев. По признаниям коллег и актеров, она — одна из самых освобождающих и внимательных режиссеров, с драйвом и неповторимой манерой в работе. Гервиг имеет репутацию максимально привязанного к тексту сценариста и при этом либерального и эмпатичного к актерам режиссера, которая заслужила свое кресло колоссальной работоспособностью. Любого видеоинтервью с Гретой достаточно, чтобы ощутить: она стопроцентный харизматик, которому хочется отдать в любом фильме только главную роль.

Первый фильм Гервиг сняла десять лет назад. Плюющие на спектакулярность и поглаживание зрителя «Ночи и выходные» сделаны как кино двоих и про двоих о том, как не очень счастливые влюбленные не могут найти точки соприкосновения. Длинные разговоры ни о чем, общий тупик, опустошение, мягкие объятия, долгие проводы. «Ночи и выходные» — это история неработающего романа на расстоянии, которую Грета Гервиг и Джо Свонберг по правилам жанра мамблкор не прописывали по репликам. Будучи непрофессиональными актерами, они изобретали экранное поведение в заданных обстоятельствах, двигаясь только по наброскам. «Тот фильм был не столько написан, сколько проработан и сымпровизирован. Он был просто крошечным по способу производства — потрясающий способ понять, как собираются фильмы и что для этого нужно», — вспоминает Гервиг этот парный эксперимент. Образы запутавшихся парня и девушки — не плакатные, осязаемые, будто бы бессмысленные и освежающе человечные: в них легко узнать не стилизации, а конкретных ближайших знакомых с неидеальной внешностью, отсутствующей грацией и нечеткой дикцией, которые к тому же вообще не способны сформулировать, чего они хотят.

Соавтор Греты Гервиг Джо Свонберг — сейчас другой мощнейший голос современного американского кино, ее ровесник и такой же противник иерархичности и дидактики в режиссерском методе. Спустя дюжину недорогих фильмов он не только сформировал узнаваемый почерк, став Эриком Ромером одноэтажной Америки XXI века, но и придумал один из самых интересных телесериалов настоящего — «Проще простого» — о телесном опыте, сексуальности и зыбкости гендерных ролей. Фильмы Свонберга и Гервиг показывают, что авторы, дышавшие одним и тем же воздухом, открыли что-то общее, важное и альтернативное для современной американской визуальной культуры — противостояние всемогущему нарративу и четко очерченным персонажам.

«Если ты не был в кадре, ты держал камеру», — вспоминает Гервиг дни мамблкора: в тех координатах режиссер, актер, автор сценария, монтажер, художник-постановщик и продюсер — почти всегда один и тот же человек. Что-то подобное происходит в авторском кино из поколения в поколение — главные имена Нового Голливуда начинали ремесленниками на студии копеечного эксплуатейшна Роджера Кормана, а Джим Джармуш, Стивен Содерберг и Спайк Ли брались снимать фильмы в комнатах, где жили они или их ближайшие друзья, снимая их в главных ролях безо всяких гонораров. Нежелание угождать зрительским стереотипам, свойственное американскому независимому кино, привело поколение Свонберга и Гервиг к переосмыслению темпоральности и принятию героев без героического. Именно с такими героями сейчас работают в рамках своего метода Келли Рейхардт и Алекс Росс Перри, Линн Шелтон и Айра Сахс, Шон Бейкер и Рик Алверсон.

Результатом съемок «на коленке» и голом энтузиазме для ровесников Гервиг стало то, что все и вся из независимой аудитории Америки перезнакомились между собой. Зрители увидели эти фильмы благодаря пиратам, да еще и много лет спустя: мамбл­кор несколько лет не покидал гетто небольших кинофестивалей и экспериментальных программ, а обсуждался в основном синефилами, к тому же в пересказе. Грета вспоминает о юности, когда кино снималось ночами и в выходные, а у каждого была дневная непрестижная работа: история творческой самостоятельности не меняется — вспомните Квентина Тарантино в видеопрокате и Кевина Смита в супермаркете. «Я встретила Джоша и Бенни Сафди, которые и сейчас одни из моих лучших друзей, в 2006 году, Ри Руссо-Янга, Тая Уэста, братьев Дюпласс, Андрея (Эндрю) Бужальски, Эми Сайметц и Барри Дженкинса. Со всеми я познакомилась на странных маленьких фестивальчиках, а не на Sundance. Никто из нас не привозил фильмы на Sundance. Сейчас половина имен из этого списка — самые активные режиссеры нового поколения: «Лунный свет» Барри Дженкинса получил «Оскар» в прошлом году за лучшую картину, Эми Сайметц сняла сериал «Девушка по вызову» под началом Стивена Содерберга, Тай Уэст стал звездой лоу-фай ужасов, а братья Дюпласс сделали выдающийся телесериал об отношениях «Вместе». «Странные маленькие фестивальчики» закрепили их в индустрии независимого кино, из которой Гервиг вырвалась в лидеры и штурмует «Оскар».

Почти все, чему научилась Гервиг в кино, она поняла, еще будучи актрисой. «Лучшее в профессии актера в том, что тебя никто и никогда не прогонит с площадки. Все считают, что тебе там самое место», — рассказывает Гервиг о полученном на съемках опыте. Другие фильмы, в которых она принимала участие в тот период («ЛОЛ», «Ханна берет высоту», «Голова в мешке» («Пакетоголовый»), «Ты не будешь скучать по мне»), тоже существовали без фиксированных реплик и натужного актерствования — люди в кадре, имевшие прикладной опыт в театре, просто старались рассказать истории и запрещали себе готовые маски. Главное чувство, с которым работали режиссеры мамблкора, — скука героев и зрителей, в которой они раз за разом открывали бездну обаяния. Позже они перенесли очарованность скукой в свои более зрелые фильмы. Гервиг и сейчас говорит об этом, описывая реальность 17-летней героини «Леди Бёрд»: «Скука, я думаю, очень полезная вещь. Тебе нужно достичь определенного уровня скуки, чтобы что-то сделать. Не знаю, помните ли вы сильное чувство скуки из детства. Например, когда идешь в продуктовый с мамой и просто маешься — но с какого-то момента начинаешь придумывать себе игры самостоятельно и воображать всякие вещи. Я волнуюсь, что мы утратили эту способность скучать, которая будит и нашу изобретательность тоже». Будни в «Леди Бёрд» пронизаны этим чувством — необходимостью выслушивать однообразные молитвы, тревожными монологами матери, прогулками пешком по одноэтажному и однообразному ландшафту и предсказуемыми днями в Сакраменто.

Вторая киношкола после актерской работы — зрительские дневники Гервиг с заметками обо всех просмотренных фильмах за прошедшие десять лет и спонтанный сценарный дуэт с Ноа Баумбаком. После совместной работы над двумя сценариями — «Фрэнсис Ха»В российском прокате «Милая Фрэнсис». — Здесь и далее прим. ред. и «Госпожа Америка» — актриса все еще несла медийное бремя музы: ожидаемая проекция сексистского взгляда публики, когда идеи женщины в паре приписываются влиянию талантливого мужчины. Критики признали актерский талант Гервиг, называя ее интуитивной актрисой «без намерений и метода», но самостоятельный сценарный и режиссерский потенциал Гервиг не ощущали. Баумбака и Гервиг разделяет одно поколение американских независимых (Баумбак — стилистический и концептуальный ровесник Ричарда Линклейтера, Тодда Солондза и Кевина Смита), но объединяет последовательность метода. Он, как и она, тоже всегда шел в работе от текста, начинал карьеру со сцены (пытался стать стендап-комиком и просто писать комические тексты для других) и привык работать в денежных условиях on a shoestring — «на шнурке», как принято называть любой малобюджетный продакшен.

Баумбак действительно сыграл в карьере Гервиг поворотную роль — очень точно схватывающая настроение растерянных миллениалов дилогия «Фрэнсис Ха» и «Госпожа Америка» поставила на героиню, которую мейнстрим не замечал, не осознавал и не мог вербализовать: инфантильную и эмоционально нестабильную эгоистку, чья жизнь продиктована не только собственным легкомыслием, но и иллюзиями бесконечных возможностей для американцев начала нового века. Важно то, что авторы сценария — жители двух совершенно разных Америк. Америки обедневшего среднего класса и Америки богемы, Америки съемных квартир и Америки наследств и ведущих колледжей мира. Баумбак вырос в Нью-Йорке (куда юная Гервиг только мечтала переехать из бедного района Сакраменто) у влиятельнейших родителей-писателей и получил возможность снять первый фильм в 25 лет — совсем не «на коленке» с самоучками: в его дебюте «Бить и кричать»В России — «Забыть и вспомнить» (фильм участвовал в конкурсной программе ММКФ-1995). Автор «ИК» Борис Локшин переводит название как «Руками и ногами» — см.: http://kinoart.ru/archive/2016/02/noa-baumbak-praga-yunost играли профессиональные актеры и был какой-никакой бюджет.

Несмотря на ироничную интонацию, дилогия «Фрэнсис Ха» и «Госпожа Америка» язвительна и социальна. Прототипы Фрэнсис Ха и Брук Кардинас действительно наводнили богемные районы мировых столиц, строя планы добиться чего-то скоро и у всех на глазах, но забуксовали перед вереницей препятствий глобального капитализма. У таких молодых людей не хватает образования для быстрой встраиваемости в систему и никогда не будет собственного дома, они не могут позволить себе дорогостоящее по нынешним меркам родительство или предпринимательство с чистого листа. С их посредственными учебными результатами им остается только наливать напитки в баре или оформлять чью-то парикмахерскую в кустарном стиле.

Баумбак и Гервиг точнее многих определили, объяснили и оправдали современный прекариат, чьи нарциссизм и безответственность вызваны в том числе тем, что американской мечты на всех перестало хватать, разрыв между богатыми и бедными вырос десятикратно, и теперь единственный темп жизни в большом городе, где ты не родился, — нервическая беготня в надежде запрыгнуть в уходящий поезд. Объединив усилия, стилистически Гервиг и Баумбак нащупали характеры персонажей, воплощающих все противоречия современного образа жизни — пропасть между «быть» и «казаться», избыточную коммуникацию, давление статуса, болезненное отсутствие социальных гарантий, американское явление жизни в кредит, неврозы большого города и, несмотря на все перечисленное, неистребимую жажду любви и самовыражения. Поэма без героя в их исполнении звучит как приговор и «стрекозам», и «муравьям», между которыми нет золотой середины и каждому суждено погибнуть от своих определяющих качеств: «стрекозам» — от авантюризма, «муравьям» — от трудоголизма.

Пользуясь наработками прошлых фильмов, Грета Гервиг приступила к написанию собственного сценария — о девушке, похожей на нее саму, — с использованием документальной речи и зыбкой неопределенности лучшей американской прозы — от канонических Капоте и Фицджеральда до современных Франзена и Фоера. «Если у тебя что-то постоянно варится в голове, ты увидишь, как все это сливается воедино. Но твое сознание, твой интеллект слишком тупой, чтобы это увидеть», — рассказывает Гервиг о своем творческом методе, по которому сварился сценарий «Леди Бёрд». Весь фильм начался с реплики главной героини «Почему ты не называешь меня Леди Бёрд? Ты же обещала!», которая застряла у Гервиг в горле. За пару лет претензия на одну строчку разрослась до необъятного сценария в 350 страниц. С самого начала Гервиг зацепилась за словосочетание Lady Bird (написанное слитно ladybird означает «божья коровка») и хотела снять историю о 17-летней девочке накануне выпускного, немного похожую на нее в прошлом, а немного — на всех17-летних девочек XXI века. Никакого мамблкора здесь уже не было: Гервиг шлифовала сценарий, чтобы получились максимально сильные и правдоподобные разговоры между детьми, их ровесниками и родителями.

Споры о детском неоплатном долге перед родителями, пустых мечтах богемного будущего, подростковом стыде за предков и родительском бессилии упакованы здесь в удушающие и одновременно смешные сцены, где мама и дочка обсуждают бедность, отсутствие перспектив, подходящее время для первого секса и стремление к лучшей версии себя. Благодаря таким диалогам зрелые и инфантильные, дурацкие и добрые персонажи «Леди Бёрд» непохожи на ангелов и монстров и лучше всего отражают вечное человеческое свойство — храбриться, изображать из себя нечто и говорить не то, что думаешь.

«Мне нравится язык, который звучит как цитирование, но при этом поэтичен», — Гервиг дает интервью о своем писательском методе. То, что больше всего волнует ее в общении — непроговаривание и подразумевание, — плод мамблкорного прошлого и многолетнего противостояния претенциозному мейнстриму с вычурными панч­лайнами и паузами для смеха после удачных шуток. «Я провожу много времени, слушая людей. Мне всегда интересны ограничения языка в том, как люди используют слова, чтобы сказать не то, что они на самом деле имеют в виду. Люди постоянно используют язык, чтобы избежать подлинных значений. Многие сцены «Леди Бёрд», когда мама кричит на героиню о порядке в комнате, на самом деле о другом. Она хочет сказать: «Я боюсь» — но не может сказать этого. И говорит: «Почему ты никогда не убираешься?» Если ты по-настоящему запишешь, что говорят живые люди вокруг, слово за словом, то получится очень странный результат. Беккет и Пинтер…

Я читала этих авторов и думала: «Что же это за мир такой?» Но потом посмотришь на транскрипцию устной речи и видишь, как странно все это звучит». За три с лишним года подготовки текст «Матерей и дочерей» сократился почти втрое и сменил название. Годы неуверенности в правильно подобранных словах закончились крепким сценарием, который не меняли ни разу на съемочной площадке. «Писательство — это просто сомнение в себе, перемежающееся с опьяняющей самона­деянностью», и, по словам Гервиг, нет ничего более потрясающего, чем видеть, как придуманный текст оживает в органичной актерской игре, и именно это приносит ей больше всего удовольствия в режиссуре.

Как «Фрэнсис Ха» и «Госпожа Америка», «Леди Бёрд» — кино, выдающее себя за легкомысленное, с иронией говоря о проблемах, которые каждый молодой человек проживает слишком близко к телу. Невозможность стабильного заработка и череда съемных квартир, трудности интеграции в корпоративную культуру и бойкое донкихотство перед лицом кризиса — то, что происходило с 27-летними и 30-летними героинями Греты Гервиг в фильмах по ее сценариям. В «Леди Бёрд» мы видим предысторию этих женских персонажей, обстоятельства их взросления и причины поколенческого кризиса, которые в сценарии многократно проговариваются и названы своими словами. Только сопровождаются они таким количеством шуток и подростковой болтовни, что за солнечным летом в Сакраменто трудно разглядеть масштабы глобальной катастрофы.

Кристина Макферсон учится в католической школе, потому что в обыкновенные школы, по словам ее мамы, ходят малолетние бандиты с оружием, а на дорогую частную их семья не заработала. Живут они с «неправильной стороны» железной дороги, разделяющей обеспеченный район города и полутрущобы. Ее отец давным-давно уволен и принимает антидепрессанты, чтобы справиться с мыслью, что он не может поддержать семью, а когда после долгого перерыва идет трудоустраиваться, понимает, что буквально соперничает за рабочее место с собственным сыном. Ее мать работает в двух психдиспансерах как медсестра и экономит на всем — от чистых полотенец в ванной до продуктовой корзины. У них нет денег, чтобы купить глянцевый журнал и уж тем более чтобы отправить дочь в нью-йоркский колледж: у семьи еще на десять лет долгов за самый бедный в округе дом. Ночами, после смен в больнице, мама подшивает Кристине платье на выпускной из секонд-хенда. А сама Кристина врет про свой домашний адрес популярной и богатенькой однокласснице, чтобы поплавать в ее бассейне по ту сторону железнодорожных путей.

Казалось бы, это обычный портрет американской бедноты, но Гервиг уделяет огромное внимание деталям, которые делают ее кино таким осязаемым и эмпатичным. Как и Ричард Линклейтер в «Отрочестве» или Шон Бейкер в «Проекте «Флорида», Гервиг в «Леди Бёрд» делает деньги и уверенность в будущем главной темой фильма. Были бы родители Леди Бёрд защищенными и состоявшимися, не было бы и большинства противоречий фильма: они не передавали бы в каждой своей реплике опасения за дочкино несчастье, не тратили бы все свободное время на работу по дому, не сидели бы в долгах за образование детей и точно не советовали бы детям вместо театральных курсов сельскохозяйственный колледж. Разрыв между бедной и богатой Америкой — частая тема фильмов, но, кажется, «Леди Бёрд» — одно из немногих высказываний о том, как несправедлива и унизительна честная бедность, как с возрастом в Штатах сужаются области возможного и как трудно мечтать самим и верить в мечты детей, работая двойную смену или проглатывая прозак.

Сакраменто — тихий городок Калифорнии в тени Сан-Франциско и Сан-Хосе — уже появлялся в одном из сценариев Гервиг. В «Фрэнсис Ха» главная героиня отправляется к родителям на Рождество из Нью-Йорка на другое побережье, чтобы окунуться в уют и духоту одноэтажной Америки. На роли родителей героини Грета Гервиг пригласила своих родителей и проехалась на велосипеде по району детства — тихому, приятному и очень пустынному. Да, это тот самый городок, где годами ничего не меняется. В интервью Гервиг вспоминает, что Сакраменто вызывал у нее зевоту и бунт в подростковом возрасте, потому что главное свойство юности — предполагать, что самое главное и интересное происходит не с тобой и не здесь. Леди Бёрд живет в Сакраменто с рождения и ненавидит этот город, кажется, больше всего на свете, пока не понимает, как на самом деле скучает в Нью-Йорке по ощущению дома. И не чувствует, что примириться с любым городом — это в первую очередь примириться с собой. Именно этому мотиву будет посвящена заключительная часть «Леди Бёрд».

Вместо поездки на каникулы — место обитания. Небольшими мазками Гервиг рисует в «Леди Бёрд» провинциальную благополучную Америку, где такие люди, как Кристин, считаются местными чудаками. Привилегированные белые вешают постеры Рейгана в гостиной. Молодые геи из католических семей больше всего на свете боятся, что об их ориентации узнают старшие родственники. Монахини в школах проверяют длину девичьих юбок. Девочки собираются в спортзале, чтобы послушать агитатора антиабортной кампании, а когда ставят того на место, получают предупреждение от школы.

Сама Гервиг с теплом вспоминает и католическую школу, и своих воспитателей, что, однако, не мешает ей говорить о том, как в реальности устроена консервативная и республиканская жизнь и почему Америка сейчас переживает сильный правый поворот. Его истоки и процедуры консервативного процесса даны в мелочах: многодетные семьи, постеры об 11 сентября (действие происходит через полтора года после теракта), регулярные молитвы, разделение классов на мужские и женские, постоянное упоминание Бога и только верующие преподаватели — реальность, в которой растут многие американские дети. Однако очень мало кто из режиссеров и сценаристов берется за то, чтобы это описать. «Леди Бёрд» доходчиво и броско описывает сложный и многогранный патриархальный мир с почти невидимым давлением традиции и объясняет консервативную Америку, которая так или иначе привела к нынешней политической ситуации в США — выборам Дональда Трампа и исступленному отчаянию оппозиции.

«Я всегда следовала правилам, хотела угодить людям и получить все золотые звездочки. Я не хотела раскачивать лодку. Я всегда была собой, но никогда не была такой, как Леди Бёрд с ее врожденной храбростью и свойством идти до конца, — во мне этого не было. Я никогда не выходила за границы очерченных линий», — рассуждает Гервиг о своей непохожести на протагонистку фильма. Отвечая на вопрос об автобиографичности «Леди Бёрд», Грета Гервиг любит повторять слова Федерико Феллини: «Все искусство автобиографично. Жемчужина — это автобиография устрицы».

Действительно, автора и героиню легко спутать: Кристина, как и Грета, родом из небогатой семьи Сакраменто; ее мама, как и мама Греты, — медсестра; она тоже любит мюзиклы и часто ссорится с мамой, а еще учится в католической школе, прямо как Гервиг в начале нулевых. Но, кажется, все-таки Леди Бёрд — более храбрая версия Греты. «Это молодая девушка, которая в состоянии чувствовать собственные стремления. У нее есть страсть, она чего-то хочет. Не хочу вдаваться в гендерные теории, но она не ждет, что на нее кто-то посмотрит, — она сама смотрит… Я рада, что Леди Бёрд — женский персонаж, ей разрешено переживать желание. Она не ждет, что кто-то подумает, что она милая, она сама решает, кто нравится ей, — и здоровается и пожимает руку».

Вспоминая подростковые фильмы, Гервиг перебирала в уме, почему так мало сюжетов о девушках строится на других мотивах, помимо поиска «того самого парня», почему почти никому из режиссеров не пришло в голову, что мама, старая подружка и учительница в школе влияют на молодой ум не меньше гормональной влюбленности. В калейдоскопическом сюжете «Леди Бёрд» есть мама, папа, брат и его девушка, подружка детства и токсичная одноклассница, пара бойфрендов и их семьи, понимающие учителя, прохожие — и все они оставляют след в жизни Леди Бёрд, помогают разобраться с собой и бросают ей вызов. Героиня учится любить и понимать других не только в романтических отношениях.

Взяв на вооружение популярный литературный жанр creative non-fiction, Гервиг находит самое полярное, неудобное и трудное в своем прошлом, населяет реальную личную историю выдуманными харизматиками и обаятельными проходимцами, чтобы объяснить: взросление — это всегда лабиринт без единственного правильного ответа и награда в виде поцелуя на заднем сиденье машины. Все в «Леди Бёрд» происходит против законов ромкома и максимально близко к реальности 17-летних девочек — от разочаровывающего первого секса и неуклюжего флирта до вызова скорой помощи после бурной вечеринки.

Перевоплощаясь из стеснительной подруги в бойкого лидера, героиня Сирши Ронан меняет десятки образов за день, как любой неопределившийся подросток. «Она примеряет на себя все эти роли, чтобы выяснить, какая подходит ей больше. То она выдает шоу в ударе, то в следующее же мгновение превращается в восхищенную подружку, а сразу после — чем-нибудь закинется в школе», — говорит 23-летняя ирландская актриса, сыгравшая калифорнийскую провинциалку на пороге совершеннолетия. Ронан и Гервиг не просто очень подружились на съемках, а поняли друг друга с первого взгляда: история их сближения — еще одно доказательство долгожданной антиглянцевости и сестринства в мире современного кино. После года работы в театре с гримом и жестким освещением у Ронан испортилась кожа и появилось заметное акне, и Гервиг предложила ей работать над фильмом без грима. Актриса с немытой головой и узнаваемой подростковой сыпью на скулах действительно гораздо органичнее воспринимается как подросток, чем гладкокожие и ухоженные школьные дивы в большинстве кастингов мейнстрима.

Теперь, после окончания съемок, Сирша Ронан тоже хочет попробовать снять собственный фильм, увидев перед собой удачный пример взлетевшей режиссерской карьеры, как в свое время Грета Гервиг задумалась о режиссерском кресле, глядя на женщин-режиссеров — Клер Дени и Аньес Варда. «Оскар» номинировал женщин на режиссерский приз всего пять раз за всю историю (Гервиг — шестая номинация), и награду лишь однажды получила Кэтрин Бигелоу. Гервиг вспоминает момент ее награждения как Рубикон мировосприятия: именно тогда она осознала, что «Оскар» могут давать и женщинам тоже. Задумавшись о дискриминации и неозвученных женских историях, Гервиг начала учиться у режиссеров-женщин на съемочной площадке и вне ее — у ученицы Майка Николса Ребекки Миллер, у Майка Миллса и его жены Миранды Джулай, у Мии Хансен-Лёв, которую часто обесценивают как жену Оливье Ассайаса и считают обязанной успехом обласканному французскому режиссеру.

Ребекка Миллер, снимая романтическую комедию «План Мэгги» с Гервиг в главной роли и зная про уже существующий сценарий «Леди Бёрд», подбодрила актрису и дала ей совет, как справиться с типичным для дебютантки синдромом самозванца: «Тебе только однажды доведется не знать, что ты делаешь. Это очень сильный момент, так что не упускай его. Ты будешь делать вещи, которые больше не повторишь, потому что ты не знала, что должна была их бояться». Параллельно с Гервиг аналогичный путь проходят или прошли многие американские женщины-режиссеры. Суперзвезда Анжелина Джоли, которая предпочла актерской работе режиссерскую, афроамериканская актриса Ава Дюверне, Лиза Холоденко и София Коппола, ставшие классиками инди Келли Рейхардт и Линн Шелтон, снимающие и пишущие свои еще первые фильмы Брит Марлинг или Джиллиан Робеспьер. Фильмы для американской аудитории, 51 процент которой составляют женщины, в 96 процентах случаев все еще снимают мужчины, но амбициозное заявление о равноправии в 2018 году уже не голословно, а подтверждается десятками успешных женских карьер на телевидении, в авторском кино и мейнстриме.

Именно об изменении кодекса поведения и оплаты в Голливуде было движение MeToo, черный дресс-код на «Золотом глобусе» и фантастическая речь оскаровской лауреатки Фрэнсис Макдорманд про инклюзивный райдер — ультиматум от ведущих актеров Голливуда участвовать в проектах, только если в нем соблюдены тонкости репрезентации и сокращена разница в оплате мужчинам и женщинам. Грета Гервиг получила пять номинаций для инди-хита в год, когда другая женщина, Пэтти Дженкинкс, заработала самые большие деньги в истории женской кинокарьеры на блокбастере «Чудо-женщина» (героиня, кстати, придумана суфражистками). Одновременный народный успех маленького хита Гервиг и дорогого коммерческого проекта об амазонке на страже мировой справедливости однозначно знаменует выход женщин в американской индустрии на новый уровень. Ко всем типам зрителей — посложнее и попроще. Когда первые пьют комбучу в маленьких независимых кинотеатрах, вторые хрустят попкорном в мультиплексах. В 2018 году голливудской системе очевидно: у идеи, что женщинам-режиссерам нельзя давать рисковать, время явно вышло.