Знакомая российская уклончивость, модернизированная ЛГБТ-старость, новые представления о чуждости и новая же доступность квир-кино. Как пандемия сказалась на «радужной» части мирового кинопроцесса? Отчасти радужным образом, что удивительно, — утверждает Константин Кропоткин.
Судя по международному резонансу, главный российский квир-фильм 2020 года был сделан на американские деньги. Это Welcome to Chechnya, драматичная история спасения ЛГБТ-активистами чеченских геев и лесбиянок, сумевшая произвести впечатление на зрителей всех малых и больших фестивалей, до которых, несмотря на пандемию, сумела добраться.
Уже в начале года на смотре независимого кино на «Сандэнсе» было отмечено наградой технологическое новаторство фильма Дэвида Франса. Лица квир-беженцев там не просто скрыты, как того требуют соображения безопасности, — с помощью VFX-технологии они заменены на живые лица американских геев и лесбиянок. Так прием сугубо формальный, впервые использованный в кинематографе, стал и выражением солидарности, и оригинальным образом safe space, — роль шелтера-убежища исполнила внешность иностранного «ЛГБТ-товарища». Визуальный трюк усложнил символику картины, надстроил ее контекст. На премьере во время Берлинале, завершившейся стоячими овациями, говорили о гуманистическом посыле ленты, давшей зримые представления как о мере зла, так и об упрятанном в рядовые мелочи человеческом подвиге.
Рассказывая о России, показывая россиян, снятый и отчасти спродюсированный россиянами, этот фильм хочется считать российским — и можется. «Добро пожаловать в Чечню» упоминается в коротком списке претендентов на XXI Национальную премию «Лавровая ветвь». Премию в категории «Лучший телефильм» работа Дэвида Франса не получила, но интересен сам факт, что маститый американский документалист оказался вдруг в одном ряду с Сергеем Карповым, Ангелиной Голиковой и Романом Супером.
В том можно видеть двойной сигнал: квир-кино в России вроде бы нет, но оно все-таки есть — нужно только перенастроить окуляры. По многим признакам российской можно считать драму Siberia and Him (2019), рассказывающую о сибиряках Саше и Диме, которые тщетно пытались разлюбить друг друга. Полнометражный дебют Вячеслава Коптуревского, переехавшего из Барнаула в Нью-Йорк, в каталоге IMDb именуется российско-американским и, вызывая ассоциации с влюбленными ковбоями «Горбатой горы», также без усилия встраивается в ряд российских фильмов о суровых мужчинах на суровом пленэре («Возвращение», «Как я провёл этим летом»), где равнодушная природа исполняет одну из главных ролей, будучи и безмолвным наблюдателем человеческой трагедии, и, кажется, судией.
Не такой уж большой натяжкой будет, наверное, и упоминание в этом ряду «Саши, Валеры», одного из фильмов проекта «Дау» Ильи Хржановского, с этнографическим вниманием вглядывающегося в пьяные споры и секс двух мужчин, живущих свою невоображаемую дворницкую жизнь в научном институте, придуманном как советский и построенном в Харькове. Самостоятельный гей-фрагмент международного арт-начинания в 2020 году не получил прокатного удостоверения от российских властей, поскольку был сочтен порнографией.
Ростки квир-кино российско-российского видны пока только в коротком метре — традиционном пространстве для эксперимента (и прежде всего, студенческом). Четыре таких работы попали в конкурс короткометражек «Кинотавра». Светлана Сагалаева в «Плохой дочери» показывает историю любви двух девушек. Дмитрий Ендальцев отправляет парня-экзота назад в родную деревню («Жених. Невеста. Селёдка»). О поиске понимания между отцом и сыном-геем рассказала в «Супе» Инга Сухорукова. Женский взгляд на мужскую гомосексуальность предложила Раиля Каримова, рассказав об учительнице музыки, узнавшей, что ее муж — гей («Рождение трагедии из звуков музыки»). В этой авторской отчетливости хочется видеть род малой эволюции: еще в прошлом году «Сложноподчинённое», труд выпускницы питерской киношколы Олеси Яковлевой, попавший в спецпрограммы Каннского фестиваля и «Кинотавра», чрезвычайно сложным образом обозначал queerness главного героя.
Все споры вокруг квир-кино в России в конечном счете описывают именно такую дилемму: сколько воли может позволить себе автор. Учитывая, что в стране c 2013 года действует закон о так называемой «гей-пропаганде», легко предположить, что нынешняя государственная машина, подобно советской, прокатилась тяжелым катком буквально по всему. Однако ж, присмотревшись, получаешь картину куда более дифференцированную. Все не так плохо, как могло быть — впрочем, и не так хорошо, как должно.
Беспрецедентное по шуму «театральное дело» с режиссером Кириллом Серебренниковым в качестве главного фигуранта показало его коллегам в России, с какой осторожностью следует принимать государственную помощь на реализацию творческих проектов. Судебный процесс, от заседания к заседанию все более абсурдный, лишил многих иллюзий, подчеркнув заодно и наличие табу на «квирность»: по одной из легенд, камнем преткновения между Серебренниковым и власть предержащими был «(М)ученик», антиклерикальный спектакль, ставший и фильмом, где, помимо прочего, обозначено и подлинное мученичество — страдания гомосексуала.
Очевидно, что просить у Минкульта РФ деньги на съемки ЛГБТ-фильма в лучшем случае бессмысленно, а в худшем — опасно. Это подстегнуло поиски альтернативных источников. 2020 год дал как минимум два примера независимой квир-продукции. Вчерашние вгиковцы Елизавета Симбирская и Андрей Феночка, снимая веб-сериал «Я иду искать», взяли на вооружение опыт американских инди-авторов. Неизбежные при микробюджете технические ограничения позволили отказаться от конформизма — каким бы ни получился результат, создатели со всей очевидностью разговаривают не с государственными контролерами, а напрямую со своей целевой аудиторией.
Веб-сериал о приключениях москвича Ромы попал в поле зрения критиков-феминисток (и не вызвал особого восторга), и в этом смысле оказался в более выигрышном положении, нежели короткометражка «Фанаты», снятая на деньги от краудфандинга, и в России оставшаяся покуда безо всякого внимания. Короткий метр Севы Галкина о геях-гомофобах, готовых на убийства, вызывает сейчас куда больший интерес за рубежом: он вовсю путешествует по иностранным ЛГБТ-фестивалям. Достоин внимания факт, что, пересказав своими словами реальный кровавый случай, Галкин хочет говорить о больной российской реальности в максимальном приближении — фильм не чурается гомоэротики, но все ж взывает не столько к эстетическому, сколько к этическому чувству, к реакции публицистической, а прямым текстом критиковать современные нравы по-прежнему в России дело крайне неблагодарное.
О том, насколько проблематичным может быть интерес к «теме», показывает скандал вокруг фильма «Аутло», заявленного как ЛГБТ-драма, награжденного несколькими наградами на последнем фестивале «Дух огня» в Ханты-Мансийске, а затем ставшего объектом повышенного интереса прокуратуры. Оргкомитет кинофорума был оштрафован, поскольку каталог с информацией, якобы не предназначенной для несовершеннолетних, не был запечатан в полиэтилен.
Борис Нелепо, программный директор «Духа огня», вынося «сор из избы» в Фейсбуке, не сумел сдержать ни ярости, ни изумления, в чем чувствуется
негодование неофита. Киноэксперт, похоже, впервые оказался в той реальности, которая давно стала обыденностью для оргкомитета ЛГБТ-фестиваля «Бок о бок». Показы питерского киносмотра из года в год попадают в полицейские сводки, становятся предметом самого щепетильного интереса разнообразных инстанций, оказываются темой судебных разбирательств. В ноябре этого года было внезапно отменено открытие фестиваля: Роспотребнадзор счел, что были нарушены новые гигиенические нормы, связанные с пандемией коронавируса. Насколько велика и непредсказуема радиация закона о гей-пропаганде, показывает печальная судьба питерского кафе Zoom, которое было закрыто по решению Роспотребнадзора просто потому, что называлось так же, как и онлайн-платформа, где проходили виртуальные дискуссии «Бок о бок». Недалеко от этого случая отстоит и история «Духа огня». Борис Нелепо сообщил в Фейсбуке, что в прокуратуре его спрашивали, почему на закрытии фестиваля в Ханты-Мансийске слово «Аутло» звучало при несовершеннолетних балеринах.
Цензура в России избирательна и за расплывчатостью критериев допустимого зависит от ража и предприимчивости локальных блюстителей морали. Вкрапления иностранной квирности не создают проблем у организаторов фестивалей в Москве, где, скажем, последний Amfest открылся костюмной лесби-драмой «Мир грядущий», за который Мона Фастволд получила «Квир-льва» в Венеции, а «Миньян» Эрика Стила, драма взросления гея в Нью-Йорке 1980-х, прежде мелькнувшая на Берлинале, была частью программы 6-го Московского фестиваля еврейского кино.
Российские кинематографисты, которым не чужда ЛГБТ-проблематика, вынуждены «протаскивать» ЛГБТ-людей на экран словно партизаны, с одной стороны рискуя навлечь гнев чиновников, а с другой, из-за самоцензуры кинематографистов, ставя под вопрос собственную профессиональную состоятельность. Наташа Меркулова и Алексей Чупов, режиссеры лучшего российского квир-фильма 2019 года («Человек, который удивил всех»), в сериале «Колл-центр» претендовали на панорамный охват российской действительности, но именно квир-фрагмент, внезапно засиявшее лесби-чувство, оказался в их модели мира в наибольшей мере служебным.
Уже сама рецепция квир-кино в России и за рубежом взывает к астигматизму — просто разбегаются глаза. «Дылда», один из лучших фильмов 2020 года по версии The New York Times (10 место) и The Hollywood Reporter (5 место), иностранными прокатчиками то и дело маркируется тегом ЛГБТ. «Лесбийские красноармейки, желающие завести детей», — анонсировали фильм Кантемира Балагова в канун немецкого проката. Для сравнения, портал «Афиша», поместивший «Дылду» в число самых значительных фильмов 2010-х, деликатно сообщает о «сестринстве», вынуждая (возможно, безосновательно) заподозрить ханжество.
Складывается впечатление, что есть две страны — внутреннего и внешнего пользования, — которые могут пересекаться, а могут стремиться к параллельности: Россия — патриархальная и космополитичная, открытая миру и зацикленная на себе, разговаривающая универсалиями и курлыкающая одной ей понятным образом. Продюсер Александр Роднянский, рассказывая о видах на мини-сериал про немецких геев в советской России, в качестве целевой аудитории называл зарубежную публику.
Примером редкого совмещения международного и национального можно назвать решение жюри фестиваля «Меридианы Тихого» во Владивостоке, которое присудило приз за лучшую женскую роль филиппинской транс-актрисе Изабель Сандовал, снявшейся в собственном фильме Lingua Franca. Российским ценителям пришлась по душе «точность присутствия на экране», и в том хочется видеть союзничество с итальянскими коллегами, которые во время прошлогоднего Венецианского фестиваля писали, что это — «отличный фильм отличного автора, о котором мы еще услышим».
ЛГБТ-кино в России становится предметом профессионального разбора на правах экзота, вестника условно-чуждых ценностей, говорящих на иностранном языке, а потому — якобы не универсальных. По осени с неизбежным в таких случаях значком 18+ вышли и «Лето 85» Франсуа Озона, и «Падение» Вигго Мортенсена. О взрослении гея французского, о переживаниях американского гомосексуала критики написали и рассказали без особой ажитации, никоим образом не отличаясь от западных коллег. Обошлось и без цензурных ножниц — кинопрокатчики, похоже, учли печальный опыт прошлого года, когда в российской версии байопика «Рокетмен» без мужа и детей остался Элтон Джон, певец-музыкант и один из самых знаменитых геев планеты.
Из-за карантина, на который в 2020 году посадили все человечество, новое качество видимости неожиданно получили квир-течения, в обычных условиях не столь заметные в общем кинопотоке. Виртуальный выбор, приумноженный во время локдауна, заново перетасовал целевые аудитории, дав «массам» доступ к тому, что прежде существовало на периферии зрительского внимания. Онлайн-премьеры стали в этом году чуть ли не единственным способом взаимодействия кинематографистов со зрителями. В немалой степени по этой причине в 2020 году у российских пиратов самые новые фестивальные ЛГБТ-хиты могли появиться с непредставимой прежде оперативностью. Немецкая артхаусная драма Kopfplatzen («Взрыв мозга»), рассказывающая о мужчине, желающем излечиться от влечения к мальчикам, заговорила на (плохом) русском языке буквально через два дня после виртуальной премьеры. Сейчас все четыре десятка новейших ЛГБТ-картин из немецкого каталога EditionSalzgeber можно за пару кликов найти и на языке Эйзенштейна.
Массовое освоение онлайн-моделей дистрибуции неожиданно уравняло всех со всеми, поставив для зрителя знак условного тождества между крупными голливудскими проектами и незатейливым инди. Во время карантина фильм за много миллионов всего одним кликом отделен от карманного проекта за пару тысяч. Эти новые обстоятельства вынуждают к новым сопоставлениям. Так очевидней стала оглядка крупных американских студий на эксперименты квир-кино — и выяснилось, что голливудский слон со все большим интересом поглядывает на бойкую моську, заимствуя некоторые ее приемы, а радужная моська все настойчивей и громче разговаривает на «слоновьем» языке кинематографа массового.
По данным GLAAD, в 2020 году количество квир-персонажей в праймтаймовых американских сериалах составило 8,8%, а в 2021-м, по прогнозам, поставит новый рекорд — 10,2%. Эта беспрецедентная для телепоказов цифра, думается, отражает и тренды условно кинематографические (тем более, в ситуации, когда стриминговые платформы все уверенней размывают границу между телевизионным и киноконтентом). О все более ощутимой волне ЛГБТ-кино свидетельствуют и ежегодно публикуемые «Индексы студийной ответственности» (Studio Responsibility Index) — на сегодня примерно каждый пятый голливудский блокбастер имеет квир-персонажа. В большинстве этих фильмов такой герой играет далеко не служебную роль — то есть не исчерпывается сексуальностью и важен для сюжета.
Крупнобюджетные проекты уже не требуют от квир-авторов моделирования творческого профиля в угоду большим деньгам и большому стилю — если 30 лет назад Тодда Хейнса привел в Голливуд редкий талант стилизатора, то Райан Мёрфи славен сейчас в первую очередь своей ЛГБТ-ипостасью, а уж потом — умением шить кино богато и тонко. Раз за разом отправляя героев «вверх по радуге», неутомимый шоураннер Netflix задал новую планку возможного: в 2020 году средствами большого кино он рассказал альтернативную историю «Золотого века» Голливуда (Hollywood), подарив полноценную личную жизнь условному Року Хадсону; насытил queerness буквально каждую серию «Сестры Рэтчед»; а с «Выпускным», аккуратной экранизацией бродвейского мюзикла, закруглил свой личный квир-год, призвав петь и танцевать во имя толерантности саму Мерил Стрип.
В 2020 году вышло сразу несколько лирических комедий, которые, будучи родом, очевидно, с радужной полки, любопытным образом модифицируют канон мейнстримного ромкома. Во «Встречаясь с Эмбер» (Dating Amber) гей и лесбиянка изображают пару в школе, и таким образом становятся близкими друзьями. В «Половине всего» (The Half of It) использован классический сюжет о Сирано де Бержераке, чтобы подарить романтическую взаимную привязанность лесбиянке и девушке-стрейту: квир-школьница пишет за друга письма красавице класса, а в итоге девушки находят понимание. В Straight Up пара странным образом друг в друга влюблена: девушка-стрейт и гей, оба невротики, сообща формулируют для себя суть любви, она — во взаимодействии духовном и душевном, а не в предсказуемой акробатике плоти.
Логично, что и святая святых американского семейного кино — рождественская комедия — в этом году оказалась раскрашена в цвета радуги с беспрецедентными усилиями. По данным GLAAD, в этом году ЛГБТ-репрезентация в «рождественском кино» США рекордна. Такого не было еще никогда. И это не только Happiest Season, где под семейную елку лесби-парой уселись Кристен Стюарт и Маккензи Дэвис, но и, скажем, The Christmas Setup, где роль волшебницы-матери для влюбленных геев исполнила Фрэн Дрешер, любимица квиров всея Америки.
Ограничения, связанные с пандемией коронавируса, нарушили немало планов. Прокатный коллапс, настигший глобальную киноиндустрию, едва не стоил карьеры итальянцу Филиппо Менегетти, на французские деньги снявшему Deux («Ты и я») — драму двух немолодых женщин, которые, будучи парой, вынуждены изображать для внешнего мира подружек-соседок. Мастерски выверенный, визуально изобретательный, во всех необходимых нюансах разыгранный гранд-дамами театра и кино (Мартин Шевалье — Барбара Зукова), этот фильм впечатлил публику еще на прошлогоднем фестивале в Риме и, будь небеса поблагосклонней, мог бы и в 2020-м собрать ворох восторженных рецензий. Но до европейских кинотеатров он, подобно многим, добрался едва-едва, оставшись и без достойного PR-сопровождения. Шанс на мировое внимание режиссер получил чуть ли не чудом: Deux не только признан лучшим фильмом на ЛГБТ-фестивале «Бок о бок» в Санкт-Петербурге, но и выдвинут от Франции на премию «Оскар».
Его художественные достоинства неоспоримы, а чисто тематически фильм-дебют Менегетти тянет на одну из эмблем квир-кино 2020 года. Кажется, никогда еще мировой кинематограф не рассматривал неконвенциональную любовь в старости с таким вниманием, с таким почтением, с таким интересом.
«Старое лицо божественно. В нем есть индивидуальность»,
— слова Барбары Зуковой, которыми она характеризует свою героиню, вполне применимы и к телесности, с которой так чутко обращается Цай Минлян. Работа тайваньского классика, ставшая сенсацией Берлинале-2020, погружает немолодого и нездорового героя в завораживающую текучесть «Дней» (Rizi). В опосредованный диалог с ним вступает Рэй Йонг, автор малого фестивального хита из Азии — SukSuk («Поцелуй в сумерках»). Фильм-элегия о влюбленных стариках в современном Гонконге сообщает, как бесчеловечна игра в «приличия», вынуждающая надеяться на счастье хотя бы после смерти. Возраст сглаживает страсть, но придает иной вес чувству: Supernova, новая мелодрама британца Гарри Маккуина, где пару составили Колин Фёрт и Стэнли Туччи, работает на удвоение перспективы, рассказывая о путешествии немолодых геев не только вглубь страны, но и вглубь собственных взаимоотношений.
Разговор о квирах и старости естественным образом перекликается с рассуждениями о прошлом. Франсуа Озон, выпустивший «Лето 85» — насквозь автоцитатную и отчетливо дидактическую картину о первой влюбленности гомосексуала, — предложил не только ностальгический взгляд на молодость, которая, пострадав, познала, но и стейтмент зрелости, которая давным-давно смогла. Реконструкция 1980-х у французского мастера имеет черты рефлексивно-деконструирующие, представляя минувшее через призму авторского опыта, накопленного за последующие десятилетия. Там нет сожалений о минувшем — далекое и близкое, нынешнее и ушедшее состоят в очевидном родстве, а чувство отверженности, вообще присущее квир-человеку, ничуть не исключает вовлеченности. Мы близки, но это только кажется, мы далеки — но и это не вполне верно, настаивает автор.
Своеобразный мост между возрастами и опытами строит Эрик Стил, документалист и голливудский продюсер, в полнометражном художественном дебюте «Миньян» взявшийся рассказать (во многом личную) историю взросления гея в Нью-Йорке 1980-х. Пытаясь понять себя, 17-летний герой фильма присматривается к паре пожилых мужчин-евреев, которые считаются соседями по квартире, съехавшимися ради удобства, и прислушивается к мудрому деду, в отличие от отца с его вечными упреками, который желает смягчить для внука неизбежные драмы переходного периода.
Франсуа Озон снял свой последний фильм по популярному некогда британскому гей-роману («Станцуй на моей могиле» Эйдена Чемберса). Для Эрика Стила важно родство с «Комнатой Джованни», каноническим ЛГБТ-сочинением Джеймса Болдуина: этот роман открывает юному герою «Миньяна» мир иных чувств, а там становится возможным и секс с начитанным барменом. Гей-режиссеры (или, если угодно, режиссеры-геи) проговаривают свою принадлежность к ЛГБТ-традиции со всей возможной определенностью, уже не ограничиваясь намеками для своих, как бывало в прежние времена.
Райан Мёрфи, фиксируя это обыкновение, самым тщательным образом восстановил пьесу Boys in the Band («Парни в группе»), легшую в основу бродвейского спектакля 2016 года, одноименного фильма 1970-го и офф-бродвейской постановки 1968-го. Веревочка квир-традиции не только вьется, но и тянется, показывая современному зрителю, сколь радикальные перемены претерпело западное общество, полвека назад впервые в истории сделав предметом пристального внимания страдания гомосексуала в недружелюбном гетеронормативном мире.
Не столько за модернизацию, сколько за отмену сложившихся конвенций выступают лесбиянки в кринолинах, появившиеся на мировых экранах 2020 года как минимум дважды. Менее удачной оказалась картина «Аммонит», где под руководством Фрэнсиса Ли запретную чувственность испытывают ученая-палеонтолог и британская леди в исполнении Кейт Уинслет и Сирши Ронан. Куда более интересным западное киносообщество сочло драму «Мир грядущий», рассказывающую об американских соседках-фермершах, в середине XIX века сблизившихся куда больше, нежели того хотелось бы их мужланам-мужьям. Мона Фастволд ведет заинтересованный диалог с французской коллегой Селин Сьямма, в прошлом году «Портретом девушки в огне» заявившей о важности женского (или, если конкретизировать, лесбийского) взгляда, нуждающегося в принципиально новом киноязыке.
Дело все же не в изоляционизме, эскапистские тенденции в квир-кино присутствовали, кажется, всегда, а мировой кинематограф, как показывает опыт, способен усвоить разные, сколько угодно специфические опыты.
Квир-кино западного образца все меньше нуждается в призывах к человечности, еще со времен New Queer Cinema сложился целый корпус фильмов, которые разнообразно и убедительно показывают и доказывают, что квир-люди достойны любви, понимания, сочувствия. Новая норма допускает усложнение образа представителя ЛГБТ+. В нынешних координатах ему можно не бояться упреков в гомофобии и быть, скажем, беспринципным трикстером, как в британско-американской комедии I Care a Lot» с Розамунд Пайк в одной из главных ролей. Там лесби-пара берет в опеку пожилых людей, а затем, сослав умирать в богадельню, присваивает стариковское имущество. «Бойкий гангстерский триллер, полный черного юмора и причудливых персонажей», — аттестует фильм последний каталог фестиваля в Цюрихе.
От неприятия к сочувствию — сложное эмоциональное переживание предложил зрителю режиссер Кори Финли, выпустивший в 2020 году «Безупречного» (Bad Education). В этой торжественно оркестрованной черной комедии Хью Джекман блестяще исполнил роль администратора, совершившего самую крупную в истории США школьную растрату. Его персонаж, списанный с натуры, крадет казенные деньги не только потому, что может и хочет. Сама американская образовательная система принуждает к притворству, а гомосексуальность, которую «эффективному менеджеру» приходится проживать втайне, подчеркивает прихотливость лабиринта, в который можно угодить, сделав имитацию стилем жизни. Герой Джекмана лжет не только в школе коллегам, но и мужу, и любовнику. Злодей, по мысли авторов, всегда сам в какой-то мере жертва, а из жертвенности и вырастают злодейства.
«Безупречный» получил в этом году премию Emmy и не вызвал возражений у американских квир-зрителей. И здесь уместно вспомнить печальную судьбу черной комедии «Я люблю тебя, Филлип Моррис», которую десять лет назад одни ругали за избыток гей-сцен, а другие — за экзотизацию гомосексуальности. К 2020 году стало очевидно, что бытие квир-человека может быть интересно не только само по себе, но и как важная краска в общей кинопалитре.
Запросами сюжетосложения, в частности, объясняется недавний заход на территорию ЛГБТ-кино Вигго Мортенсена, который в своем режиссерском дебюте попытался препарировать токсичную маскулинность. В «Падении», названном лучшим квир-фильмом на кинофестивале в Сан-Себастьяне, голливудский автор столкнул сына-гея и гомофоба-отца, чтобы подчеркнуть поколенческие различия между трусоватой агрессией «настоящих парней» прошлого и терпеливой, понимающей, отрефлексированной мужественностью героев нового времени.
2020 год дал немало примеров не нового даже, а сверхнового кино, не похожего ни на New Queer Cinema 1990-х, бросавшего вызов гетеросексуальному большинству, ни на New Wave Queer Cinema 2010-х с его детализацией квир-чувственности. Наверное, уместно говорить о Supernova Queer Cinema, для которого фетишизация секса возможна, но необязательна, а категоризация по буквам ЛГБТК обозначает не полюса инаковости, а ее составные, довольно условно поделенные части. Там, где прежде были оппозиции, — теперь единый цветной поток.
Пытаясь переформулировать прежние конвенции, квир-кино все чаще, все заинтересованней исследует «меньшинство меньшинств». Queerness служит
мультипликатором инаковости: «квир x беженец», «квир x национальное меньшинство», «квир x религиозный человек», «квир x женщина», «квир x старость», «квир x квир» (где рассматриваются стигмы внутри квир-сообщества; например, в отношении трансперсон, бисексуалов или асексуалов).
Немало пищи для размышлений в 2020 году кинематографистам давали квир-мигранты. Чуждые для сородичей и чужие на чужбине, они становились поводом для эскапической муки, как в немецкой камерной драме Label Me и родственном ему канадском «Акробате»; застывали в элегической грусти, как в Lingua Franca; пытались переработать травматичные семейные переживания, как в британско-вьетнамском «Муссоне»; были беспутными беглецами «а-ля Тарантино» в американском сериале-дистопии «Родственные души» (Soulmates).
Для Хайди Ювинг, получившей приз зрительских симпатий на «Сандэнсе» за I Carry You With Me, бегство гея и неизбежная в таких случаях пересборка своего «я» стали возможностью переосмыслить сами представления о мере вымысла в кино. Реального мексиканца Ивана, работающего в нью-йоркском ресторане, она дополнила его вымышленной версией — во флэшбэках, разыгранных профессиональными актерами, рассказывается о прошлом главного героя, который стал нелегалом в США уже после того, как зачал на родине ребенка и повстречал любовника Герардо.
Фараз Шариат, выпускник немецкой киношколы, дополнил семейной видеохроникой художественную реальность своего режиссерского дебюта Futur Drei (в мировом прокате No Hard Feeling), удостоенного премии Teddy на Берлинале-2020. На уровне сюжета — это история взаимоотношений гомосексуального мигранта во втором поколении с беженцами из Ближнего Востока. Этнический иранец, выросший в Германии, инсталлировал в ткань художественного вымысла историю своих родителей, нашедших на новой родине новое ремесло (они — владельцы магазина), но не утративших тоски по какой-то части себя, утерянной после переезда. Так фикшн становится подобием мокьюментари, а далее воспроизводит наработки музыкально-клиповой индустрии, вырастая в итоге в сочинение, которому, пожалуй, тесно в ложе устоявшихся категоризаций.
Futur Drei, спорящий со стереотипами о мигрантах, может показаться и выспренно-ученическим сочинением, и образцом принципиально нового «постмигрантского кино», которое манифестирует ценность чуждости. Мигранту незачем подстраиваться под обстоятельства внешнего мира, таков недвусмысленный посыл картины, где приезжие безусловно добродетельны, а местные — разнообразно-дурны. Пытаясь разом отменить дилемму чужака, Фараз Шариат нашел немало поклонников. Как писали немецкие критики во время Берлинале-2020, это «освежающе смешной, необычно беззаботный фильм, который не упускает из виду важный антирасистский месседж: будущее принадлежит нам».
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari