«В последний раз вкусно едим»: «Черный снег» — якутский триллер, отсекающий руку за равнодушие

Дальнобойщик Гоша (Федот Львов), по совместительству владелец единственного сельского магазина, собирается в рейс. Молча ждет чай в столовой, пока коллеги обсуждают зверства «Платона». Закрывает глаза на то, что закуплена паленая водка (и так выпьют). Щедро одаривает сестру, игнорируя семейный разлад: отец с ним не разговаривает, презирая алкогольный бизнес. На вечернем застолье отшучивается в разговоре за жизнь: о мэре, о ценах, о погоде. На дорожку выменивает 15 оленьих туш у местных страждущих на три ящика паленки: так бы заработал тыщи три, а оленину можно загнать за все 20.

«Запомни, на севере никогда не будет дешево»,

— наставляет он собутыльника в канун рейса. Утром того не отпустит похмельный плен, и Гоша отправится в путь-дорогу один. «Перестал дорогу уважать», — судачат у него за спиной. Дорога скоро отомстит пробитым колесом и травматичным уроком: руку предпринимателя, предпочитающего людям цифры, в мерзлую землю вдавит махина фуры.

Цифры в случае «Черного снега» красивы: якутский триллер разгоняется от мамблкора до боди-хоррора ровно за 50 кадров (всего — чуть больше 70). Преломление жанра происходит аккурат посередине. 12-минутной пыткой боли отрезан Гоша от привычного уклада, обшарпанного уюта комнат и отвергнутых сообществ (коллеги, семья, спивающиеся земляки). Еще 12 — на то, чтобы отгрызть себе руку (слабонервным не рекомендуется).

Фильм Степана Бурнашева — ветерана якутского ужаса, зашедшего на территорию survival horror, — уже оказался заложником сравнений: не «127 часов» (2010), так «Выживший» (2015). С одним «Черный снег» роднит зажатая рука, с другим — погодные условия, с обоими — изуродованное ЧП и моралью тело, не более. Якутский хоррор не аттракцион, хотя тарахтит ладно, и не погоня за фантомом: Гоша ведом не эго, как герой Франко, не местью, как персонаж Ди Каприо. Его путь — обыденность: сел да поехал, раструхлявил сигарету на радость духам, пожевал в одиночку булку под эхо радио; колымага гудит, но доедет небось — время терять нельзя.

Недаром намоленный механизм прибыли спотыкается из-за технической неполадки и немного фатума: заездил Гоша фуру с гордым именем «Полярная звезда» («Хотугу сулус»), сбился, иначе говоря, с пути — даже в нагрудном кармане не полезный в случае чего перочинный нож, а бессмысленная тут пачка денег.

Впрочем, «Черный снег» — урок не только доктрине народившегося 30 лет назад капитализма, который бойко завоевал коммунистические просторы (в конфликте поколений видит обиду отца Гоша). Вслед за отбившимся от «своих» предпринимателем ошибочно было бы игнорировать заданный первым получасом контекст. Политический и экономический, метеорологический и даже астрономический: полощут за чекушкой мэра и цены на перелеты, радио пророчествует знакам зодиака и областям (от –40 до –50).

Не мы такие — жизнь такая. Куда ни глянь — дураки и дороги. Эти все пропьют. Мэр палец о палец не ударит. Ванга предсказывала, что все под воду уйдет, исчезнут религии и останется самая древняя — возможно, якутская. В этом водовороте суеверия и недоверия, отчужденности и алчности легко заплутать — не дойдешь по звездам. Хотя красиво северное сияние, особенно — на краю гибели.

Тут уж все равны, какие бы лайфхаки ни подсказывала пиксаровская «Душа». Как равны перед зрителем и высокобюджетные блокбастеры, и герметичные якутские фильмы, собранные как надежный движок. Как равны в «Черном снеге» реализм желтых кухонь, сменяющий его натурализм выживания и пробивающаяся сквозь вымирающую снежную степь метафизика.

Не домой бредет однорукий «бандит» Гоша, встречающий фантомных друзей и врагов. Он идет наконец к себе — в жизни ли, или в смерти, чью роль запросто может сыграть белый плен.

Что-то подобное мог бы снять Кен Лоуч, покинь он город и облюбуй терренсмаликовские или на худой конец иньярритовские многозначительные пейзажи. И то на переправе порулить пришлось бы дать Дэнни Бойлу — адреналиновому наследнику британской кухонной раковины. Аналогии, конечно, ложный путь — как ненастоящая Полярная звезда, но если так нагляднее — пусть горит. Рядом с угольками лучше видно снег.