В Эстонии завершился первый международный фестиваль дебютного кино Cinemod Debuts. В беседе с исполнительным директором «Искусства кино» Владимиром Кочаряном один из организаторов фестиваля, продюсер авторского кино Максим Муссель рассказал о том, почему фестиваль проводится в Эстонии, в чем он видит преимущества мобильного кино и как сейчас принимают российское кино за рубежом.
— Как возникла идея сделать международный фестиваль, посвященный дебютному кино в нынешние времена?
— Началось все с достаточно специфической сферы, которая называется мобильное кино (я был одним из ее основоположников), и эта сфера дала мне понимание двух очень важных вещей. Первое, что кино, снятое на мобильный телефон, — это очень недорогой вариант съемки, и реально возможно создавать полноценные фильмы небольшими командами и в сжатые сроки. И второе — для дебютантов такой инструмент крайне подходящий, потому что с его помощью без всяких ограничений можно решать не только технические, но и творческие задачи, что, собственно, и подтвердили три полнометражных игровых фильма, которые мне удалось спродюсировать. Два из них были дебютные.
— И все мобильные?
— И все мобильные. Один из них — он был почти дебютным, потому что он был третьим, — режиссера и моего партнера Бориса Гуца «Смерть нам к лицу», получил Гран-при фестиваля «Окно в Европу», победив в соревновании наравне с обычными фильмами. Сегодня мне, как продюсеру, уже все равно, как и каким образом снимать. Можно снимать на мобильный телефон, а можно снимать на классическую камеру — все зависит от задачи. И вообще, главное, чему мы научились в мобильном кино, это снимать динамично и экономно, появилось понимание, как работать в хорошем смысле слова «не индустриально».
— В России есть институциональные и индустриальные форматы интеграции начинающих режиссеров в индустрию или же в авторский кинематограф.
— Я понял, что вся индустриальная конструкция, честно скажу, мне не очень симпатична. В основном тем, что молодой автор и его продюсеры должны невероятным образом извернуться, попытаться соответствовать каким-то особым критериям для получения денег в практически единственном источнике финансирования сегодня — в государственной институции в виде Министерства культуры. Я сейчас не говорю, что это плохо или хорошо. Я просто всегда считал, что наличие только одного способа заявить о себе через получение государственных денег, это не совсем нормально. А рыночного инструмента в России никогда не существовало. Людей, которые снимали полные метры без Минкульта, очень и очень немного.
— Но они есть?
— Как минимум они были и есть в Якутии, но не только.
— Но это скорее не сформированная тенденция, а исключение из правил?
— Да. Мне показалось, что будет здорово, если я смогу вложить какую-то лепту, чтобы нарушить этот закон — что единственная карьерная вертикаль, которая существует у молодого автора, это найти продюсера, понимающего правила игры. Я не буду обижать своих коллег, но нужно иметь особое «понимание» того, как соответствовать критериям и неким правилам оформления материала, чтобы проект более-менее гарантированно получил деньги Министерства культуры. Это некое специальное знание — как понравится потенциальному заказчику. И вот эта история с «понравиться» мне всегда казалась неправильной. Все то, что хочет сказать начинающий автор, и есть настоящая правда, а не то, что от него ждут какие-то инстанции или даже потенциальные зрители.
— Может быть, Министерство культуры и есть какой-то усредненный общественный запрос в России? Поэтому он и соответствует какому-то предполагаемому критерию ожидания?
— Может быть. Но, несмотря на то, что я человек из бизнеса, я придерживаюсь очень странной позиции: для меня маркетинг, зрительский запрос не является критерием для создания авторского дебютного фильма. Это вообще не должно никак учитываться. Потому что любое талантливое произведение только тогда может появиться, когда автор не будет учитывать никакого запроса кроме своего внутреннего. Как только он начинает учитывать внешний запрос, он начинает ему потакать, вольно или невольно.
Поэтому мое воздействие как продюсера на молодого автора максимально аккуратное, я стараюсь никак не навязывать ему свою волю. Да, можно вмешиваться в технологию разработки, давать какие-то вводные, задавать правильные вопросы, но ни в коем случае не оценивать: «Ага, вот это будет востребованная тема и востребованный фильм, а это будет не востребованно. Это мы продадим, а это мы не продадим». Вот этого критерия у меня никогда не было. Я считаю, что в творчестве, особенно дебютантов, этот критерий не имеет права существовать. И поэтому совершенно логично возникла мысль перенести такую идеологию на некий фестиваль.
— Как формат объединяющий.
— Да. И еще есть одна, главная особенность этого фестиваля, достаточно уникальная, не существовавшая до этого в мире. Фестиваль ищет настоящих авторов. Не author по-английски, а auteur по-французски. Мы ищем людей в контексте духа французской «новой волны», истинных авторов. Наше с коллегами (с которыми я этот фестиваль делаю) мнение заключается в том, что истинный автор появляется тогда, когда режиссер становиться также и сценаристом своего собственного произведения. На фестиваль Cinemod Debuts мы берем только те фильмы, которые соответствуют этому критерию.
— Каждый год фестивали собирают свои программы, исходя из заложенной в программу логики. У вас дебютный год, дебютная программа. Подбирались ли фильмы по какую-то тему?
— Задача была не собрать какую-то тему, а собрать максимально разнообразную программу. Условно, один или два исторических фильма, один или два современных фильма, один или два фильма про современную молодежь, один замкнутый, камерный, почти спектакль, а другой, наоборот, визуальное пиршество.
Но было несколько тем, которые я осознанно или неосознанно попытался проявить. Первая тема — это война. Но не война в прямом виде, а ощущение и переживания человека на войне. В программе был очень мощный фильм «Естественный свет» про венгерского солдата, который во время Второй мировой вместе с нацистами участвовал в поиске партизан. Это не классический фильм про войну со стрельбой и врагами. Это про тяжелые переживания человека на войне.
С другой стороны, история колониализма тоже была. Во-первых, в якутском «Нуучче», а во-вторых, в фильме, который получил один из призов за оригинальный авторский взгляд, — чешском Occupation, рассказывающем о том, как в провинциальном театре в 1968 году актеры празднуют премьеру спектакля, и в этот момент в этот Дом культуры врывается пьяный в дым русский офицер, начинает им угрожать, стрелять, принуждать и т. д.
Еще одна тема, которая присутствовала в программе, это тема современного молодого человека в окружающей реальности. Два фильма были посвящены этому. Один это украинский фильм «Стоп, Земля», который, кстати, получил фестивальное Гран-при и очень хорошо рассказал о подростках в современном мире. А другой — северно-македонский фильм Sisterhood («Сестры»), с историей двух девочек-подруг, одна из которых, условно, творит зло, а другая пытается решить, как на это реагировать, потому что они близкие подруги.
— Почему ты решил делать этот фестиваль в Эстонии?
— Этот фестиваль международный, и было изначально понятно, что он будет с акцентом на страны СНГ, Восточную и Северную Европу. Фестиваль задумался до того, как появились все ограничения на передвижение и т. д. Первоначальное решение подтвердилось будущими событиями, стало очевидно, что если мы хотим, чтобы приезжало максимальное число авторов, то логично проводить фестиваль в Европе. Надеюсь, что из России будут и дальше участники, вне зависимости от того, смогут они лично приехать или нет.
Еще одна причина в том, что у меня были очень хорошие эстонские партнеры — известнейший эстонский режиссер Андрес Пуустусмаа и его жена, продюсер Катя Монастырская. Конечно, если бы у меня были друзья из Польши, я бы делал это в Польше. Это был вопрос о людях, с которыми мы на одной волне, на которых я могу опереться.
— Что эстонского вы привнесли в фестиваль?
— Во-первых, появилась гениальная мысль — она принадлежит не мне, а Андресу, проводить фестиваль не в Таллине, а на острове Сааремаа, в Курессааре, столице этого острова. Потому что время фестиваля это лето, прекрасный, лучший сезон в Эстонии (именно конец июля — начало августа). В некотором смысле, если можно было бы так пошутить, это больше похоже не на Берлин, а на Канны. Идея организовать фестиваль на природе, укорененным в курортное пространство, а не в большом шумном городе.
Есть легенда, что Сааремаа — это таинственная земля Ultima Thule, известная по старинным легендам. Существовало такое предание о таинственной, загадочной, недостижимой земле. Одна из легенд гласит, что остров Сааремаа и есть эта Ultima Thule. Нам с партнерами показалось, что идея поиска далекой, новой земли перекликается с идеей поиска дебютантов, молодых авторов. Они пока еще не здесь с нами, они еще там где-то, в этом неожиданном новом пространстве. Это хорошая концепция, которая добавила нам идентичности.
И третье. Остров Сааремаа — это остров, на котором в различное время бывали все северные народы, которые только приходят в голову. От исландцев до шведов, россиян, поляков. Это была точка сборки на многие века. Место пересечения культур. И для нас это тоже важно.
— Есть условная разница между европейским дебютантом и российским? Ведь у тебя в программе единственный российский фильм — это «Нуучча». Но и он на самом деле не отражает российский кинематограф. Где же российское кино?
— Основная проблема российского дебютного кино это определенный уровень профессионального качества его составных элементов: игры актеров, операторской работы, монтажа и сценария. Мой опыт работы с дебютантами в России показывает, что даже если кто-то делает очень яркое, честное, эмоциональное высказывание, оно может проигрывать по неким профессиональным составляющим. Я не знаю, почему это так, может быть, дело в другом уровне профессионального кинообразования в Европе. Может быть, по каким-то другим причинам. Но факт остается фактом — качество игры актеров, сюжета, монтажа, изображения было у фестивальных работ очень высоким. Более того, все члены жюри (эстонская режиссерка, председатель жюри Моника Сийметс, программный директор Tampere Film Festival Юкко-Пекко Лааксо, и грузинский режиссер Вано Бурдули) подчеркивали, что их полностью устроил уровень всех фильмов, которые были отобраны. И они единогласно, ни секунды не споря, выбрали победителя, кстати, не по политическим, а по художественным критериям. Возвращаясь к твоему вопросу. Главная особенность лучших европейских дебютантов — высочайший уровень всех составных элементов фильма.
— Часть российской современной интеллектуальной элиты покинула страну. Многие из них проживают в Восточной Европе, видимо, временно. Чем дальше ты будешь углубляться в свой фестиваль, тем больше ты будешь сепарироваться от российской кинематографической действительности?
— Если попадающие мне в руки российские сценарии, проекты или авторы будут меня удовлетворять как продюсера, будут мне близки, и я буду понимать, что без дополнительных существующих ограничений — цензурных или самоцензурных — этот фильм может быть снят в России, я буду его снимать в России.
Ведь что есть ответ на вопрос: «Чей фильм?» Кто-то говорит: «Это фильм режиссера такого-то». Кто-то говорит: «Это фильм русского режиссера». «Это фильм из России». Кто-то говорит: «Это фильм совместного производства Грузии с Эстонией, это фильм, в котором говорят на русском языке». Чем больше я об этом размышляю, чем больше понимаю, что все это условное разделение. Мне действительно становится плевать на страну производства. Какая страна производства? Та, в которой удалось найти деньги. Мне наплевать, на каком языке говорят люди, — может быть, они вообще без языка, жестами изъясняются. И мне наплевать на национальность режиссера. Для меня фестиваль дебютного авторского кино Cinemod — это место, где талантливые люди из разных стран, на разных языках, с разными источниками финансирования представляют свои фильмы.
Я считаю, что автор — это существо вненациональное, вневременное. Это просто талантливый человек, который сделал свой фильм. Где он его снял, с какими деньгами, на каком языке — это все вторично.
— Как сейчас российскому режиссеру снимать кино за рубежом, он должен быть обезличенным, чтобы снимать чистую историю?
— Мое мнение следующее. Если автора, в данный момент, когда он находится не в России, волнует его русская идентичность, она у него болит от того, что он например «вырвал корни», тогда он будет снимать кино, основанное или связанное с русской идентичностью. А если у него «болит» история отношений между людьми, мальчиком и девочкой или родителям и детьми, то это может и не иметь никакой национальной связи, касаться исключительно человеческих отношений.
Условно, если в Берлине эта история может быть ярче, лучше, четче показана, то при чем тут русская идентичность, ее там может не быть совсем. Это все зависит от личности автора. Если личность волнует что-то, связанное с его национальностью, языком, Родиной, тогда он снимает на эту тему. Если это его не волнует, значит, он это не снимает. Это его выбор. И я готов принять любой. Мне и тот и другой интересен.
— Ты работаешь с европейцами, особенно с Восточной Европой: они ждут вообще российское кино сейчас?
— Для меня было приятной неожиданностью, что ни на каком уровне канселлинга не было. И никакого вопроса, даже намека: «Что это вы показываете российский фильм?» Единственное, что выглядит неписаным правилом, — это отсутствие в проекте госфинансирования. «Давайте без российского кино», — вот этого не разу не прозвучало.
Я продолжаю считать, что если не брать формальные ограничения по визам, границам, я не верю пока — может, я с этим столкнусь в следующем году, — что кто-то скажет: «Это фильм российского (русского) режиссера, мы его не берем, потому что он из России». Я смею надеяться, и мне кажется, что я не разочаруюсь, такого подхода не будет.
— Что кинодеятелям делать в нынешних обстоятельствах, чтобы не остаться в вакууме? Или, может, не стоит думать о европейском зрителе, об американском, а думать, прежде всего, о своем зрителе?
— Любой современный режиссер завтра может снять свой полнометражный дебют. Технически и финансово это не проблема. Если он захочет, то сможет продвигать его за рубеж, с определенными сложностями, но сможет. Кроме того, сегодня в России колоссальный голод на любой контент у кинотеатров и платформ. На мой взгляд, пока еще возможно обходить цензурные ограничения. Я не говорю, что их нет, но есть способы их художественного преодоления.
— Может, они еще не сформулированы до конца?
— Мотивацией для художника является самовыражение. Я в это верю. Понятно, если ты самовыражаешься, а тебя никто не слушает и не видит, то тогда грустно. Но в сегодняшнем открытом информационном мире ты всегда, в крайнем случае, можешь выложить фильм в YouTube или Vimeo. И только от тебя, от твоих усилий режиссера или продюсера зависит, какое количество людей этот фильм увидит. Но он уже не умрет, он уже живет в Сети. Поэтому, на мой взгляд, главным критерием является не охват, хотя он очень важен — не из-за денег, любому художнику хочется, чтобы его увидело не два человека, а сто человек. Но первым и главным критерием является желание автора самореализоваться. Это терапия творческая, я в этом уверен. Если человека прет, то он высказывается. А если он больше думает, чем делает в этой ситуации, значит, надо лучше поискать понимание, кто ты. Если ты настоящий творческий человек, то ограничения отсутствуют, ты идешь и снимаешь в любом случае.
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari