Хаяо МиядзакиВ прежние времена люди ходили в кино, чтобы учиться жизни

— Почему вы предпочитаете снимать анимационные, а не игровые фильмы?

— Потому что они затронули мое сердце.

— В пору вашего детства?

— Нет. Когда мне было 18, я увидел «Легенду о Белой Змее» Таидзи Ябуситы — первый цветной полнометражный анимационный фильм, снятый в Японии. А в 23, уже будучи аниматором, посмотрел советскую «Снежную королеву». К тому времени я видел много американских диснеевских фильмов и картины братьев Флейшер, они мне нравились, но не настолько тронули, чтобы анимация стала делом моей жизни. «Легенда о Белой Змее» намного уступала продукции Disney в плане техники. Но там были узнаваемые, понятные мне персонажи, которым я мог сочувствовать. Думаю, именно поэтому она так меня захватила.

— Влияние Disney чувствуется во многих анимационных фильмах. А что оказало влияние на вас?

— Поколение десятью годами старше меня и моих коллег испытало на себе влияние картин Disney. Ранние диснеевские фильмы, например «Белоснежка и семь гномов», «Фантазия» и «Пиноккио», не превзойдены в плане техники. Однако изображение в них внутреннего мира людей настолько примитивно, что особой радости мне не доставляют. Гораздо более сильное впечатление произвели на меня такие работы, как «Забавные приключения мистера Уандербёрда», советская «Снежная королева» и наша «Легенда о Белой Змее». Именно потому, что раскрывали души своих персонажей, их потаенные мысли. Глубоко тронутый этими фильмами, я пришел к убеждению, что анимация — лучший способ выражения внутреннего мира человека. И решил ступить на эту территорию.

Когда я впервые шел на «Легенду о Белой Змее», то ничего особенно не ожидал; просто хотел убить время. И попался! (Смеется.) На следующий день я снова пришел посмотреть этот фильм, на этот раз просто чтобы избавиться от волнения перед сдачей экзамена; а потом ходил еще и еще — три дня подряд. Впервые в жизни я изо дня в день смотрел один и тот же фильм. На очередном сеансе — уже после того, как решил, в какой университет буду поступать, — мне бросились в глаза несовершенства этой картины. И все же именно первые впечатления запали мне в душу и определили мою решимость снимать достойные картины, подобные этой.

Ценность фильма как художественного произведения не существует сама по себе, в некоем вакууме. Его значимость зависит от того, что за человек его смотрит, что в этот момент происходит в его жизни. Фильм подает ему знаки, а прочее зависит от самого зрителя, от того, как и насколько сможет он уловить эти знаки, каким образом они соответствуют его состоянию.

Примерно через год после того, как я поступил в компанию Toei Animation, мне удалось посмотреть российский анимационный фильм «Снежная королева» Льва Атаманова. Он меня буквально перевернул. Т­огда-то я и понял, что быть аниматором — волшебная профессия. Во время работы я постоянно слушал саундтрек этого фильма и передо мной вставали его образы. При том, что я увидел фильм только раз и русского языка не понимал, в моей голове всплывали диалоги из него, подобные звукам музыки. Это было второе сильнейшее впечатление, оказавшее на меня огромное влияние. А между тем, что делали мы, и этим фильмом зияла пропасть. И у меня не было ресурсов, чтобы преодолеть этот рубеж, достичь такого уровня.

Мы бежим кросс. У меня в руке эстафетная палочка. Может быть, я получил ее от Осаму Тэдзуки-сан, от «Легенды о Белой Змее» или от «Снежной королевы». Прежде чем я передам палочку следующему участнику забега, их энергия должна пройти через мое тело. Такова природа массового искусства.

В компанию Toei Animation я поступил в 1963 году, но, честно говоря, работать в качестве аниматора мне совсем не нравилось. Чувствовал себя не в своей тарелке — не мог понять, чем мы занимаемся, не ощущал запроса, на который мы отвечаем, и к тому же я тогда еще не расстался с мечтой стать художником манги. Очарование, навеянное «Легендой о Белой Змее», давно рассеялось, и в памяти застряли только воспоминания о ее несовершенствах. Не посмотри в один прекрасный день на сеансе, устроенном профсоюзом компании, «Снежную королеву», я вряд ли стал бы дальше продолжать работать аниматором. «Снежная королева» — свидетельство того, как много любви надо вложить в создание рисованного кино, в то, как переплавить движение этих картинок в актерское действо. Кроме того, этот фильм свидетельствует, что когда речь идет о передаче простых, но сильных, мощно воздействующих эмоций самым доступным и непосредственным образом, то анимация первенствует на этом поле, вбирая в себя лучшее из того, что могут предложить другие искусства, властно захватывая нас своим очарованием. И пусть «Легенда…» имеет немало недостатков, я абсолютно убежден, что и она обладает этим свой­ством. Я был благодарен этим фильмам за то, что стал аниматором. Когда-нибудь, думал я, мои коллеги и я сможем сделать нечто подобное. Т­огда-то я решил не ныть, а засучив рукава взяться за дело, продолжать свою работу.

«Легенду о Белой Змее» и «Снежную королеву» вряд ли можно назвать высоким искусством. Но даже если я не поклонник музыки в жанре энка, этих печальных баллад, столь популярных среди простых японцев, то и высоколобым интеллектуалом себя не назову. Посмотрев «Мать Иоанну от ангелов»Фильм Ежи Кавалеровича (1960) — прим. переводчика, я продолжил ходить в Гильдию художественного театра (ATG)Art Theatre Guild (ATG) — независимое кинопроизводственное и дистрибьюторское агентство, продвигавшее зарубежные фильмы и продукцию японской новой волны с 1961 года до середины 1980-х — прим.переводчика, и выяснилось, что из всех фильмов, которые я там увидел, самое сильное впечатление произвели на меня «Новые времена» Чаплина. Я обнаружил такую вещь: чтобы массовый фильм произвел ударное воздействие, очень важен выбор момента для встречи с ним. Этот момент столь же важен, как и содержание фильма. Эмоциональное состояние, настроение зрителя, пришедшего в кинотеатр, тоже может оказать влияние на его опыт просмотра. Существенна не художественная ценность фильма сама по себе. Как правило, зрители — к ним я отношу и себя — обладают ограниченными ресурсами ее оценить и буквально упускают из виду многие немаловажные ключи к смысловому наполнению картины. Зато они освобождаются от повседневных забот и тревог, могут сбросить мрачные настроения и ощутить гипнотическую магию искренности, ­ чего-то поистине реально значимого, чего сами в себе прежде не чувствовали, и после этого обновленными вернуться к житейской рутине.

В этом, думаю, и заключается истинная роль популярного кино.

— Однажды в диалоге с российским режиссером Юрием Норштейном вы коснулись фильма «Снежная королева» и отметили, что увидели в нем изображение сердца. Хотелось бы услышать подробнее, что вы имели в виду.

— Я всегда считал, что это фильм скорее о мечтаниях, чем о сердце. Другими словами, он о той мечте, которой одержима Герда, — вернуть Кая, которого она любит. Эта идея пронизывает фильм, являясь его движущей силой. А я с ранних лет думал, что анимация как нельзя лучше может выполнить задачу передачи чувств. Именно это я хотел бы ­ когда-нибудь сделать и сам. После того как «Легенда о Белой Змее» вдохновила меня заняться анимацией, «Снежная королева», которую я увидел позднее, подтвердила, что я принял правильное решение. А прежде я, занимаясь каждодневной рутинной работой, все еще сомневался, не следует ли мне взяться за ­ что-то более стоящее. (Смеется.)

— Где вы впервые увидели этот фильм?

— Примерно тогда, когда начал работать в компании Toei Animation, в общественном центре в Токио. Я попал на специальный просмотр как член профсоюза. Это была дублированная версия. А уже потом оригинальную копию показали в Toei Animation, и мой друг записал звуковую дорожку на русском языке на магнитофон. Я позаимствовал эту запись и бесконечно ее прослушивал. Крутил пленку до тех пор, пока она совсем не износилась, а дублированная версия стерлась из моей памяти. Слушая голоса в оригинале, я почувствовал, как прекрасен русский язык.

— Можно ли сказать, что эта картина оказала кардинальное влияние на фильмы, которые вы сами начали снимать?

— Конечно, тут дело не ограничивалось «Снежной королевой». Смотреть анимацию 1950‑х было для нас все равно что получать удар по голове; мы осознавали, что находимся еще на очень низком уровне, и это было довольно удручающе. Мы чувствовали, что с этим надо кончать, хотя бы из самоуважения, надо самим делать что-то более достойное, — и я тут был не одинок, мои чувства разделяли многие, в том числе ПакуПрозвище Исао Такахаты — прим.ред.. А что касается фильмов, на которых работаю, я обычно говорю «наши фильмы», потому что никогда не забываю, что работаю не один, а в команде друзей. Они вовсе не плод только моего труда, моих замыслов — это наши фильмы. Как было бы чудесно, думаю я иногда, если бы однажды мы смогли снять нечто сравнимое по уровню со «Снежной королевой»! Анимация ведь далеко не просто бизнес, маркетинг или мерчандайзинг; у нее собственные права и амбиции. И мы трудились на своем еще примитивном уровне, стремясь добиться того, чем можно было бы гордиться.

— Не припомните ли наиболее впечатлившие вас сцены в «Снежной королеве»?

— Ну, например, когда Маленькая разбойница расплакалась, она утирала слезы, приподняв подол платья, и мы видим ее голые ножки. Девочка, повторяю, разбойница, но хочет казаться не только дерзкой. И то, как она обрисована, показывает, что это очень искренний ребенок. Меня это прямо потрясло. Я понял, что в анимации можно невероятно выразительно изобразить многогранные чувства. Хотя в «Снежной королеве» немало и бедно изображенных секвенций. Но главное — создатели фильма шли на риск и высоко подняли планку. Там есть сцена, где кони спиралью взмывают в небо, и она недостаточно тщательно проработана. Тем не менее это было блестяще задумано; авторы реально добивались целей, которые вызывают восхищение.

— А что вы скажете о другой девочке, Герде?

— Меня покорили глубина и острота ее сосредоточенности на достижении цели. История Герды отчасти напоминает легенду о Киёхимэ, которая превращается в огромную огнедышащую змею, чтобы вернуть своего возлюбленного. Герда отдает в подарок реке свои башмачки и босиком бежит в дебри, далеко на север, чтобы вернуть Кая, чье сердце было заморожено. Ее смелость покоряет встречающихся на ее пути женщин, которые ей помогают. Это прекрасно сделано. В «Унесенных призраками» отсутствует объяснение тому, как Тихиро, глядя на стадо свиней, догадалась, что ее родителей среди них нет. К­ому-то из зрителей это может показаться нелогичным, им требуется понять причину. Я так не считаю. Пережитое, приобретенный опыт помогают Тихиро разобраться в ситуации. Жизнь дает возможность набраться ума. К­то-то может пожаловаться на недоговоренность, но на самом деле в фильме все в наличии, и зрители могут сами заполнить лакуны. Я не хочу тратить на это время. Самое простое — все досконально объяснить, но тогда это не будет фильмом, который действительно заслуживает того, чтобы его смотреть. Поэтому я терпеть не могу кино, где четко придерживаются жесткой логики. Если сконцентрироваться на логике, то никогда не покажешь, в чем заключается сила Герды.

— Вы полагаете, что обаяние образа Герды заключается в ее одержимости одной-­единственной целью? Действительно, многие сцены «Снежной королевы» алогичны. Например, непонятно, почему Герде помогают случайные встречные, ничего не ожидая взамен.

— Чувства Герды передаются тем, как она постоянно повторяет имя Кая; таким образом, нет необходимости дополнительно использовать средства визуально-­эмоциональной выразительности, камере вовсе не требуется то и дело фокусироваться на ее лице. После того как Герда бросила в реку свои башмачки, она поняла, что перед ней только одна дорога — вперед. Мы видим, как расходятся по воде круги от идущих ко дну башмачков — река приняла ее подарок. И этого достаточно.

— Эпизод ее встречи со старой колдуньей в начале пути тоже довольно загадочен. Старушка пытается стереть Кая из памяти Герды, чтобы остановить ее, но, увидев в саду цветущую красную розу, Герда опять вспоминает его. То, что забылось в памяти, осталось в ее сердце.

— Загадочная сцена, не правда ли? А еще есть сцена с деревянными солдатами у дома волшебницы, которых она приветствует, принимая за живых. Старушка волшебница хочет взять ее за руку, но Герда боязливо отстраняется. Просто классические балетные движения! Когда я это увидел, подумал, что режиссер наверняка пригласил ребенка, который учится в балетной школе, чтобы он показал эти движения, и сделал реплику. И ведь без всякого логического обоснования! Когда Герда собралась отправиться в дорогу, причем пешком, почему она решилась идти босиком? Почему-то ей было необходимо разуться. Главной героине не нужна защита. По дороге она теряет все больше и больше вещей. Но лишаясь их, оказывается в разных новых местах и обретает что-то новое.

— Вы сказали, что хотя по дороге кто-то дарит ей обувь, она все же остается разутой.

— Думаю, что создатели фильма досконально знали эту сказку. Мне это особенно нравится. «Снежная королева» – образцовая работа; в процессе переаранжировки мифологических элементов литературной сказки в фильм возник удачный синтез эмоциональных и духовных составляющих.

— Что вы подразумеваете под «мифологическими элементами»?

— Ну, например, когда в начале своего пути Герда с лодки бросает башмачки в реку и та поглощает их, веревка, которой была привязана лодка, отвязывается и несется по течению — анимация воспроизводит одушевленность природы, анимизм. Т­еперь-то я знаю, что слово «анимация», вероятно, происходит от понятия «анимизм», но в юности меня поразила сама сцена, то, как река поглощает башмачки, а взамен течение прибивает лодку к берегу; поразило и то, как Ханс Кристиан Андерсен в своей сказке использует мифологическое развитие сюжета.

— А что вы думаете об образе Снежной королевы? Его по-разному трактовали, в том числе как ассоциацию с правлением Сталина. А еще называли ее воплощением холодного рационализма, равнодушия.

— Если вы читали роман «Молчание ягнят», по которому был поставлен фильм, то, должно быть, помните сцену, в которой Ганнибал Лектер протягивает Кларисе Старлинг ­ какие-то бумаги и их руки соприкасаются. В этот момент я почувствовал, что читаю действительно хорошую книгу. Это кульминация всей истории. Уже не важно, как разрешится это дело или как доктор Лектер убивал свои жертвы. В­ каком-то смысле нам не требуются слова для объяснения того, кем была на самом деле Снежная королева. Куда важнее кульминация фильма, когда Маленькая разбойница освобождает зверей, которых держала в плену, приговаривая: «Надоели! Убирайтесь! Прочь!», и разрезает веревки, отпирает замки. Это обряд очищения. Мы не знаем, была ли злая старуха родной матерью Маленькой разбойницы или приемной, не знаем, кто кусал ее за ухо, сидя у нее за спиной — родная ли дочь или нет; кто поймал северного оленя, лисицу и зайчишек, — зато мы знаем, что, слушая рассказ Герды, она понимает: в отличие от Герды, ей некого любить. Она пыталась верховодить, а поняла, что на самом деле не хочет держать зверей в клетках и держать их на привязи, а хочет­ кого-то полюбить. Именно поэтому она говорит, выпуская их: «Прочь!» Она разбойница, и другого способа показать свою любовь не знает. Но в то же время понимает, что истинная любовь — это нечто большее. Герда, благодаря которой свершилось это перерождение, практически ничего не говорит, но Маленькая разбойница все выражает вместо нее. Вот почему кульминация фильма приходится именно на эту сцену. После нее уже не важно, что произошло раньше и произойдет дальше.

— Значит, Герда освободила сердце Маленькой разбойницы?

— Некогда замороженное сердце оттаяло. Герда обладает силой сотворить это чудо. Не важно, откуда эта сила у нее взялась. Есть, и всё. Это нечто, определенно существующее в каждом из нас, и это, может быть, одна из важнейших на свете вещей, просто мы не догадываемся о ее существовании в нас самих или в­ ком-то другом, покуда эта сила не проявит себя.

В фильме есть сюжет, потому что канон предписывает ему быть, но он не имеет значения. Он не имеет значения в сказке Андерсена; чудесно, что фильм появился, что так все здесь чудесно совпало — люди, актеры, цветовые эффекты. Нечасто так случается. И вот эта картина отозвалась в нас и молодых людях вроде нас, которые вошли в профессию аниматоров позже. Она показала нам, что такое возможно.

Заставила нас думать, что анимация достойна того, чтобы ею заниматься. Пока мы размышляли о возможностях анимации, появился эпизод, который все это продемонстрировал. Вот что значил этот фильм для меня.

— Не кажется ли вам, что ­ кому-то Герда может показаться эгоистичной?

— Паку показалось странным, что некоторые зрители именно так и подумали, но меня это не удивило. Потому что эти люди мыслят стереотипами. Они заблуждаются, полагая, что кино предназначено для выявления неких идей, которые пребывают в особенном мире. Но в прежние времена люди ходили в кино, чтобы учиться жизни. Когда сегодня вы идете в супермаркет, на вас обрушивается головокружительная возможность выбора; похожим образом некоторые люди видят себя в кино такими же потребителями, сетующими на дороговизну или невкусную еду. Но я не создаю товар для потребления. Я создаю и смотрю фильмы, которые делают меня чуть лучше, чем я есть.

По моему разумению, создание анимации означает сотворение вымышленного мира. Этот мир утешает тех, кто разочарован и устал от жесткой реальности или страдает от кажущегося выгорания собственных чувств. Когда зрители смотрят анимационный фильм, они могут почувствовать облегчение, воодушевление, очищение или обновление.

Те, кто пришел работать в анимацию, — это мечтатели, стремящиеся поделиться мечтами с другими. Не сразу они начинают понимать, как же невероятно трудно поддержать других. Каждый, кто пытался описать волшебство или горькую сладость собственной мечты, поймет, насколько это трудно. И если создание любого фильма требует коллективных усилий, то с анимацией дело обстоит особенно сложно. Посмотрев «Снежную королеву», я ощутил счастье, что стал аниматором. Я понял, что нет более волшебного занятия, чем создание такого удивительного мира, точнее, чем возможность вдруг создать еще более удивительный мир.

Фрагменты интервью, собранных в двухтомнике Hayao Miyazaki. Starting Point. 1979–1996 и Hayao Miyazaki. Turning Point. 1997–2008 (San Francisco: VIZ Media, 2014). Эти интервью, в свою очередь, взяты из следующих источников: Traditional Japanese Aestheticism in Princess Mononoke: An Interview by Roger Ebert at Park Hyatt, Toronto. 1999, September 19; Forty-four Questions on Princess Mononoke for Director Hayao Miyazaki from International journalists at the Berlin International Film Festival // Roman Album Animage Special: Hayao Miyazaki and Hideaki Anno. Tokuma Shten. 1998. June 10; а также из публикаций: Hayao Miyazaki. Recalling the Days of My Youth // Shimbun Akahata Nichiydban. 1998, April 5, 12, 19, 26; Thoughts on Japanese Animation. Lecture // Films of Japan, No. 7. Nippon eiga no genzai. 1988. January 28; The Snow Queen: A Film That Made Me Think Animation Was Worthy Work // Neppu, Studio Ghibli. 2007. November; From Idea to Film // Gekkan ehon bessatsu:Animeshon. 1979. May

Текст впервые опубликован в №5/6 журнала «Искусство кино» за 2022 год под заголовком «Если бы однажды мы смогли снять нечто сравнимое со “Снежной королевой”».