Атака51Во всех наших работах присутствует трещащий по швам мир

Никита Карцев. Типичный путь режиссера авторского кино в России выглядит так: сперва ты долго продираешься через тернии, то есть отборщиков, кураторов, критиков, фестивальные показы, призы. И уже благодаря этому вниманию нащупываешь путь к зрителям. Вы же начали с конца: сперва делали рекламу и видеоклипы, в частности для рэпера Хаски. И только добившись определенного, в том числе зрительского, успеха, попали со своей работой на престижный кинофестиваль в Локарно.

Атака51. Мы изначально собрались вместе как люди, которые — вместе и по отдельности — хотели делать именно кино. Собственно, мы так и относимся к нашему коллективу — как к лаборатории, которая делает кино. Только это всегда нам и было по-настоящему интересно. И во всех работах до этого мы пытались действовать так, будто мы снимаем свой фильм. И параллельно постоянно искали возможность его сделать. Так как мы не были никак интегрированы в текущий кинопроцесс или просто не умели находить людей, которые дадут нам денег на кино, то мы брались за заказы в смежных сферах, где пытались реализовать наши идеи и наше видение. И так постепенно нащупывали свой язык, свой стиль.

Может быть, мы бы и пошли по классическому фестивальному пути, но в начале мы до конца сами не знали, что хотим снимать, каким способом, какие у нас образы, какие сюжеты. Мы просто как-то собрались вместе, чтобы внутри нашей лаборатории пробовать разные вещи. И клипы в какой-то момент стали для нас самой удобной формой для проведения экспериментов.

Никита Карцев. Вы познакомились в середине десятых, когда трое из вас только закончили ВГИК, а один еще несколько лет до этого — МШНК. Какие тогда были пути развития у молодых режиссеров? Вокруг каких идей вы объединились? Снимать так, как не снимают другие? Отличаться визуально, тематически?

Атака51. Вряд ли мы какие-то конкретные цели ставили перед собой. Мы, каждый из нас, по разным причинам не видели себя частью любого уже существовавшего механизма. А может, мы просто от скромности не предпринимали попыток продвинуться в эту сторону. Сложно было представить, что мы можем написать сценарий, куда-то пойти и получить на него деньги.

Институции по поддержке независимого экспериментального кино тогда в России были абсолютно неразвиты, да они и сейчас не развиты. Вот мы закончили, допустим, ВГИК, куда нам идти? Во «ВГИК-дебют», который выпускает по четыре фильма в год? Но мы все, так или иначе, были разочарованы во ВГИКе.

Хотелось что-то делать по-своему, это и была главная мотивация.

Это было довольно сложно, но в то же время за счет того, что мы были коллективом, некие механизмы работали иначе, потому что ответственность распределялась равномерно. Нам хватало сил друг друга поддерживать и доводить проекты до конца, несмотря на то, что они иногда неадекватно затягивались для рядового музыкального видео.

Никита Карцев. В России уже однажды была история, в начале 90-х, когда именно видеоклипы и реклама принесли в наше кино новые технологии, новую энергию и, в конечном итоге, новые имена. Тот же Федор Бондарчук в 90-е кино не снимал. Он набивал руку в рекламе и в видеоклипах, а с дебютом вышел только в 2005 году.

Атака51. Получается, мы как Федор Бондарчук.

Никита Карцев. Не только как он. Русские клипы 90-х сильно отличаются, даже визуально, от авторского или кооперативного кино тех лет. Но и на западе видеоклипы тоже часто были территорией для экспериментов. Какой-нибудь Джонатан Глейзер до «Побудь в моей шкуре» и «Зоны интересов» снимал рекламу и видеоклипы.

Атака51. У нас первая совместная работа была вдохновлена как раз Джонатаном Глейзером. Нашей целью тогда было сделать хорошее видео для портфолио, чтобы мы могли его кому-то показать и идти дальше.

Никита Карцев. Я тоже вижу влияние Глейзера на ваше кино, особенно клипа Karmacoma для Massive Attack: те же коридоры, тот же абсурд. Вообще, у вас часто можно найти вайб трип-хопа 90-х.

Атака51. Мы еще очень любим Криса Каннингема, одного из главных визуальных художников своего времени. Он тоже снимал видео для Massive Attack.

У нас был разговор, когда мы только начинали «Атаку51» о том, где мы можем найти себя и свои образы, чтобы доработать их по-своему. Нам повезло, что лет пять-шесть назад наша музыкальная индустрия как раз переживала мощный подъем. И те артисты, которые раньше, может, никому были не нужны из-за их экспериментальности и независимости, стали внезапно выходить на первый план, все их стали слушать. Я думаю, для самих музыкантов это было в новинку: ощущение, что можно делать что-то интересное. Нам повезло встретиться с Димой КузнецовымНастоящее имя рэпера Хаски — прим. ИК.. Он как раз интересовался чем-то нестандартным.

Никита Карцев. Про Хаски я тоже отдельно для себя размышлял. По сути, интернет породил набор новых рэп-звезд, которые не зависели от продюсеров и ротаций на радио и ТВ. Но обычный путь к успеху: от маргинала, который в стиле баттл-рэпа атакует текущий мейнстрим, а потом сам становится мейнстримом. Как было когда-то с Гуфом, Бастой, МоргенштерномПризнан в России иностранным агентом — прим. ИК.. А Хаски довольно быстро перестал нести себя миру именно как рэпера. Игнорировал эту парадигму «тру» ты или «не тру», гангстер или мажор, а пользовался инструментарием современного искусства. Позиционировал себя как художник, который использует рэп как медиум для выражения своих идей. И поэтому то, что вы соединились именно с ним в своих странных визуальных образах, довольно логично.

Атака51. Ты как молодой начинающий режиссер видишь перед собой разные медиумы и разные механизмы, по которым они работают. Все они кажутся интересными. И есть ощущение, что если выбрать только один конкретный медиум и работать в нем — написать хороший актерский диалог, старательно его поставить, — то станет очень скучно. Когда те же западные видеоклипы вышли за пределы MTV, когда они стали производиться самими артистами напрямую для интернета, у их авторов сразу расширился инструментарий. Когда мы только начинали, вышел клип режиссера Халила Джозефа на трек Flying Lotus «Until The Quiet Comes». Он нас довольно сильно вдохновил, потому что это и не клип был вовсе, а скорее короткометражный фильм или перформанс, какое-то художественное явление.

Поэтому и нам с самого начала хотелось что-то брать от кино, что-то от клипов, что-то, возможно, из видео-арта, что-то из компьютерной графики. Мы не то чтобы осознанно хотели делать что-то на территории современного искусства, но всегда его обсуждали в контексте наших работ. Однако в нашем творчестве и здесь тоже можно обнаружить какой-то антиинституциональный подход. То есть если мы не могли себя почувствовать своими в существовавших тогда реалиях российского кинематографа, то точно так же никогда не представляли «Атаку51» как коллектив современных художников, которые бродят по галереям. Или там клипмейкерами. Хотя именно ниша музыкальных клипов тогда была наиболее свободной, где работы могли принимать самые причудливые формы.

Никита Карцев. То, что мы называем сегодня видеоклипом, давно уже стало образцом передовой художественной гуманистической мысли. Потому что такие гиганты поп-культуры, как Кендрик Ламар и Канье Уэст, уже давно неотделимы от видеонарратива, который их сопровождает. Их клипы — или публичные выступления, подобно финалу «Супербоула», — в обертке масскульт-продукта, который набирает миллионы просмотров, несет, кроме художественной ценности, как правило, мощный социальный подтекст. Каждый из них не просто раздает стиль, но и обновляет, уточняет, задает новые нравственные настройки.

Атака51. Согласны.

Никита Карцев. В этом смысле интересно обсудить разницу между Хаски и Леонидом Федоровым. Если первый — про некую русскую хтонь, про темные материи нашей жизни, и в этом смысле его одинаково можно представить как рядом с Кириллом Серебренниковым, так и с Захаром Прилепиным, то у Леонида Федорова семантический ряд пошире. Опять же, символично, что с проектом «Гимн чуме» вы выходите за рамки и заявленной чумы, и стихов Пушкина. И поэтому ваша версия «Репетиции оркестра» оказывается уместной и в Локарно, и на фестивале в Геленджике, несмотря на совсем разный контекст этих мест.

Атака51. Главная разница между Димой и Леней, наверное, в том, что это просто люди разного поколения. И, по крайней мере на данный момент, — разного масштаба. Поработать с Леонидом Федоровым для нас было — как прикоснуться к великому. Это очень круто, о таком даже мечтать было сложно, потому что такой он человек. Мы все вчетвером, так или иначе, выросли на его музыке. Слушали Федорова в институте, после института. Мы все любим обэриутов. И в целом нам очень близок по духу — и Леня, и «Аукцыонъ».

Никита Карцев. Получается некая преемственность.

Атака51. Мы, кстати, много говорили об этом, когда этот фильм был уже сформулирован: сама мысль, что музыка действительно исполняется в момент съемки; что это будет живое представление, а мы будем со своими камерами вокруг ходить вокруг музыкантов. Это было довольно волнительно и вдохновленно. Но сразу было понятно, что что-то интересное из этой затеи выйдет.

Никита Карцев. Еще любопытно, как взаимодействуют художественный мир и метод Леонида Федорова, который явно наследует российской поэзии Серебряного века, и ваш визуальный язык, который как раз очень мало имеет общего с традициями российского кино и во многом опирается на достижения наших западных партнеров. Эта синергия очень интересна, потому что обычно Леонида Федорова в кино укрупняют через такой же российский хтонический визуальный ряд. Балабанов это или Волошин, который даже снял как-то про него очень интимный документальный фильм.

Атака51. Игорь Волошин, кстати, есть в нашем в фильме. Ты, наверное, не заметил. Он там есть. Актером работает. Было классно, что он пришел.

Никита Карцев. А где вы снимали?

Атака51. На «Мосфильме». Нам очень повезло. Мы искали какие-то места для съемки, но изначально в задумке хотелось создать такое место, в котором будто несколько десятилетий сжаты в одну точку, в один момент, который как-то коллапсирует. Поэтому мы искали такое пространство, которое будет соответствовать этой задаче. Обычные студии записи, как правило, слишком современные. Или закрытые, куда сложно попасть. «Мосфильм» был, по сути, единственным вариантом, и он оказался самым лучшим. Там даже никто не снимал до нас, как оказалось.

Хотя это пространство принесло свои трудности, съемки чуть не сорвались несколько раз, но в итоге все случилось. В какой-то момент помог напрямую Сергей Сельянов.

Никита Карцев. А как он появился в этой конфигурации?

Атака51. Нас с ним связал Леонид Федоров. Была одна встреча, очень короткая — кажется, меньше десяти минут длилась. Он сидел у себя в кабинете, курил. Мы такие: вау, это Сергей Сельянов! У него на столе стояла вот эта штучка, статуэтка, которая крутится на логотипе СТВ. Он сидел, курил, в пиджаке — все как мы себе и представляли. Сказал: «Помогу, чем смогу». «Художник у вас есть, — говорит, — по костюмам? Здесь это очень важно». Мы такие: «Пока нет». И он просто, не обсуждая ничего с нами, набрал номер и сказал: «Надя, тут ребята у меня молодые, надо им помочь». И так на проекте появилась Надежда Васильева.

Никита Карцев.  Похоже на какой-то обряд инициации, чтобы вы поняли, что теперь точно занимаетесь российским авторским кино, после этого кабинета.

Атака51. Хотелось бы туда еще вернуться. Там классно было!

При этом складывалось ощущение, что он вообще не очень понял, кто к нему пришел, — просто какие-то молодые пацаны. Но за счет того, что с нами был Федоров, он такой: «Ну ладно, Леню я уважаю, так что и вам помогу».

Никита Карцев. А как вы, собственно, Федорову объясняли, что хотите делать?

Атака51. Это тоже случилось как-то естественно. Мы закончили очередной проект для Димы, стали думать, а с кем нам еще интересно было бы поработать? И тогда впервые возникло имя Леонида Федорова. Дима тогда играл в спектакле Кирилла Серебренникова «Маленькие трагедии», где Федоров тоже участвовал, то ли перекладывал поэму на музыку, то ли писал гитарное сопровождение к постановке.

Мы пришли к Федорову домой. У нас была более-менее сформулированная идея, мы ее рассказали. В какой-то момент кто-то из нас вспомнил рассказ Кортасара «Захваченный дом», очень короткий, про пожилую пару, которая прожила долгую жизнь. И однажды в их доме за одной из дверей начался шум. Им стало страшно, они закрыли эту дверь. Потом за другой дверью, в другом крыле дома тоже начался шум. Они еще одну дверь закрыли. И так вскоре они закрыли все двери в доме, остались на улице и пошли неизвестно куда. Федоров нас слушает, слушает и говорит: «Я тут над одной штукой работал, хотите покажу?» Он нас отвел на свою студию, мы надели наушники, послушали эту песню, которую он потом исполнял у нас в фильме. Объяснил контекст, откуда она взялась, что он для Серебренникова перекладывал Пушкина на гитару, а теперь хочет сделать из этого полноценное произведение. И как-то сразу стало понятно, что мы все это время делали что-то одно. Тут же возникла идея задействовать струнный ансамбль. Леня сразу откликнулся: «Давайте, у меня есть Владимир Мартынов — мы с ним как раз планировали переложить этот материал на струнный ансамбль». То есть буквально за первую короткую встречу наметилась все дальнейшие шаги. Наши два мира нашли друг друга очень быстро в одном пространстве.

Никита Карцев. А что касается каких-то визуальных референсов — из чего вы составляли свой условный мудборд?

Атака51. Мы от многих слышали, что мы вдохновились «Сиянием». Но на самом деле один из первых образов, который мы называли, когда пришли с этой историей к Паше Карыхалину в Stereotactic, это момент у Апичатпонга Вирасетакула в «Синдромах и столетии», когда дым засасывается обратно в трубу. Вот это что-то про нас, про наш проект. И есть еще, конечно, Алексей Герман— старший. Это были два ориентира изначальных.

А дальше уже очень много добавило само пространство. То есть что-то кубриковское возникло только тогда, когда мы попали в студию на «Мосфильме».

Потом у нас появился вот такой мальчик. Мы же очень разных пробовали вместе с Дуней Александровой, нашим кастинг-директором. И у нас не было в голове конкретного типажа, просто этот мальчик оказался самым прикольным из всех. И когда мы его утвердили, когда попали в пространство этих коридоров, мы с Надей поговорили — и да, возник, образ мальчика как будто из «Сияния». Но все это появилось ближе к концу и совсем не было отправной точкой.

На самом деле визуальных референсов было гораздо больше. Это могли быть старые фотографии каких-то заброшенных советских пространств. Или литература, в которой мы тогда варились. Тогда и Марк Фишер выходил, «Призраки моей жизни», и Александр Эткинд с «Кривым горем». Все это накапливалось, и каким-то неосознанным путем кристаллизовалось в фильме. 

Никита Карцев. А ваша тяга к абсурдизму — это всегда было?

Атака51. Это основная вещь, в которой мы нашли пересечение изначально. Что нас всех сблизило. Это тоже, наверное, можно как-то проанализировать. Просто кажется, что именно такие образы куда точнее описывают реальность, чем буквальная социальная история. Мы еще много музыки слушали вместе, много читали чего-то подобного, что было упомянуто. И много размышляли о том, как это запечатлеть языком кино.

Плюс когда мы только начинали, на дворе стояла осень 2014 года, и было ощущение, что нас буквально обволакивает абсурд и сюрреализм. Что-то неописуемое, призрачное, какое-то хтоническое. И нам казалось, что через такие же абсурдистские образы мы сможем чуть более достоверно описать то, что мы ощущаем.

С тех пор так или иначе во всех работах всегда присутствует момент какого-то трещащего по швам мира. Всего того, что мы реально испытывали внутри нашей жизни в Москве.

Никита Карцев. Но уже жизни в Париже.

Атака51. Уже жизни в Париже.

Никита Карцев. Вполне себе абсурдистский город.

Атака51. Здесь мы тоже невольно ищем что-то такое, что окружало нас в Москве.

Никита Карцев. Это правда, что вы могли выпустить фильм еще в 2020 году?

Атака51. Если бы мы двигались по изначальному плану, то фильм бы вышел во время ковида. Даже были разговоры в духе: «Слушайте, фильм называется “Гимн чуме”, а сейчас как раз пандемия — надо выпускать». Но нам казалось, что это будет странная интерпретация. Мы на самом деле не об этом хотели сказать. 2024-й, год, когда фильм наконец вышел, кажется, больше репрезентирует то, о чем мы снимали.

Никита Карцев.  Почему в таком случае выпустили его не в 2022 году?

Атака51. Это технический вопрос в первую очередь. Просто были какие-то сложности с постпродакшеном. Опять же, не было какого-то гигантского бюджета. Поэтому делали по чуть-чуть, где-то искали нужных людей, что-то доделывали сами.

Никита Карцев. Вокруг вас уже есть такое облако тегов: абстракция, абсурд, разрыв пространства, общая нерадостность, холодные цвета, присутствие цифровых образов, которые подсвечивают одиночество, разобщенность. А какой нужно ожидать полный метр от вас?

Атака51. За много лет вместе у нас накопился какой-то совместный пул идей — это очень богатый котел, который постоянно медленно варится. Уже сложно представить, чтобы мы на этом этапе отошли назад и какой-то совершенно другой котел заварили. Так что все наши проекты сейчас на уровне энергии так или иначе пересекаются со всем, что уже вышло раньше.

Никита Карцев. Энергия у вас темная везде. Темные матери вас интересуют.

Атака51. Просто, когда живешь в Москве, довольно странно испытывать очень светлую энергию.

Никита Карцев. А как вы себя чувствуете в Париже? Какие там энергии?

Атака51. Поскучнее, наверное, чем в Москве. И как раз по причине отсутствия постоянного внешнего давления, которым мы действительно во многом вдохновлялись. Та самая депрессивная энергия, которая есть, которую нельзя игнорировать, если ты хочешь быть правдив по отношению к российской реальности. Да и в принципе — к постсоветской. В Париже, конечно, ты дальше от этого. И поэтому мы невольно ищем здесь такие же углы домов, такие же закоулки. И при этом, наверное, жизнь здесь немного освобождает тоже, потому что можно шире смотреть на все.

Хотя в целом это совсем отдельная культура, в нее сложно вникнуть, чтобы рассказывать о ней не только через свой опыт отчуждения. Мы проживаем разные этапы интеграции, какие-то психологические трудности, вызванные социальной изоляцией. Париж — пряничный город, и ты тут ходишь как куколка, которая потеряла свой кукольный домик. А там, за Парижской кольцевой, где мы и обитаем, больше жизни. Ну и в целом куча эмигрантов: афганистанцев, алжирцев, марокканцев, мали-пипл. Они тебе ближе, чем парижане, вы будто с ними в одной лодке.

Никита Карцев. А почему ваш коллектив называется «Атака51»? Я читал в интернете, что это какой-то термин из блокчейна.

Атака51. Это как с музыкальной группой: их постоянно спрашивают, а почему у вас такое называние, а они толком ответить-то и не могут. Просто у нас был какой-то момент, когда мы задорно себя чувствовали, бодро. Было очень много энергии у всех. И тогда же возникло это слово «Атака» — из этой энергии.

Никита Карцев. А почему именно 51?

Атака51. 51 — это легко. 51 — это больше половины.