Николай ХомерикиЯ готов рискнуть, когда история заставляет меня включиться эмоционально

— Каким вам запомнился период после 2000-х, когда появились ваши первые работы?

— В России нулевых я оканчивал Высшие курсы сценаристов и режиссеров. Тогда же снял дипломный фильм — за свои деньги и на пленку, чтобы как-то заявить о себе. Помню, что снимали тогда мало. Даже мэтры отечественного кино не могли найти деньги на съемки, что уж говорить о нас, студентах.

Потом я уехал во Францию. В Париже поступил в киношколу и остался там на четыре года. Затем был фильм «Вдвоем» и Канны, за которыми последовало сотрудничество с Арсеном Готлибом. При его участии появился «977» — мой полнометражный дебют, фантасмагория в научном институте на тему любви.

— Меня интересует ваше тогдашнее мироощущение. Ваш авторский почерк оказался близок режиссерам той волны, которых назовут «новыми тихими». Какую реальность отражало ваше «тихое кино»?

— Могу лишь предположить, что это была ответная реакция нашего поколения на распад Советского Союза и последовавших за ним лихих и кричащих 90-х. Нам хотелось какой-то тишины. Многие так и остались «тихими» по сей день, в том числе и я.

Мой последний авторский фильм «Море волнуется раз» — ведь тоже крайне «тихое» кино. У подобных картин теперь могут быть сложности с попаданием на фестивали. Сейчас точно не время «тихого» кино — настало время для «громкого».

— Готовы встать в ряды «громких» режиссеров?

— Очень соблазнительно. В такое время действительно нужно высказаться, внутренние мучения по этому поводу терзают меня. Если подумать, то я могу это сделать, но будет ли это органично? Не окажется ли это конъюнктурой с моей стороны? Сложно сказать.

— Тогда вернемся к нулевым. Что сформировало ваш стиль в те годы?

— Отар Иоселиани — один из главных «тихих» авторов отечественного кино, на мой взгляд. Это, конечно же, Наум Клейман и время, проведенное в «Музее кино». Тогда я и влюбился в кинематограф. Это был не просто киноцентр, где в одном зале показывали Годара, в другом Эйзенштейна и можно было посмотреть несколько фильмов за один день. Там была целая тусовка синефилов, с которыми мы говорили об искусстве.

Важное место в моей жизни занимают мастера, преподаватели на Высших курсах режиссуры. Я окончил мастерскую Владимира Хотиненко, Павла Финна и Владимира Фенченко. Слушал лекции у Неи Зоркой об истории отечественного кино, Паола Волкова читала историю искусств. Думаю, что на меня повлияли преподаватели всех мастерских. Студенты Германа и Кармалиты, Меньшова и Гельмана, Рязанцевой, Смирнова, других режиссеров и драматургов — мы приходили друг к другу, обменивались опытом и знаниями.

— Как эту базу дополнила французская школа?

— Во Франции меньше философствовали, наверное, так. Упор был сделан на практику: снимаешь — анализируешь, снова снимаешь — снова анализируешь. Оценок не было, но мы постоянно сдавали на пленке курсовые и много других работ. В отечественной мастерской тоже уделяли значительное время практике, но все же все больше крутилось вокруг смыслов. Например, дадут нагрузку лекцией Рустама Хамдамова, и только потом практика. В итоге эти две школы хорошо дополнили друг друга.

— Я читал в одном из ваших интервью, что вы отказались от карьеры актера.

— Все не так драматично. Меня манил кинематограф, и после школы я присматривался к специализациям в этой сфере. Видя на экране Миронова, Леонова, в первую очередь я думал об актерской стезе, но на этом все. Я даже не начал обучение, а потом вообще пошел осваивать профессию экономиста. Лишь потом я узнал, что есть такая профессия — режиссер.

— Мне запомнилось ваше интервью, в котором вы говорите, что актеру сложнее самовыражаться. Слишком много людей, влияющих на него. При этом после нескольких авторских проектов вы ушли в зрительское кино. Насколько самобытным остается режиссер в такой ситуации?

— Я разделяю эти две ниши, веду параллельную жизнь, не смешивая одно с другим. Это разные виды спорта: как фехтование один на один с собой и футбол. Я просто не забываю задавать сам себе вопрос: «Как не растерять себя, снимая зрительское, чтобы продолжать самовыражаться в авторском?»

— И, на мой взгляд, не растеряли. Спустя почти десять лет вы вернулись в авторское кино с картиной «Море волнуется раз». Что побудило к этому?

— В свое время «Сердца бумеранг» — фильм о тотальном одиночестве и бренности бытия — забрал у меня много сил. Я высказался так, что больше на эту тему высказываться не хотелось. Но прошло время, и возникла тема любви, которую я начал прорабатывать. Мы вынашивали идею несколько лет, сняли фильм, но эта история все еще неисчерпаема и по-прежнему близка мне. Хотелось бы к этому вернуться и сказать что-то новое и по-новому.

— Но пока вы вернулись к коммерческим проектам, и в частности к сериалам. Что заинтересовало в «Тесте на беременность»? Ведь его вы снимаете не с нуля, а занялись постановкой продолжения.

— Не скрою, это смущало. Изначально у меня не было интереса браться за уже состоявшийся проект. Потом мы поговорили с продюсерами, мне дали прочесть сценарий. Не знаю, может быть, я с годами становлюсь более сентиментальным, но местами я плакал. Так же вышло с фильмом «Белый снег» про жизнь Елены Вяльбе — в сюжете тоже были сильные и пронзительные моменты. Когда история заставляет меня включиться эмоционально, я готов рискнуть и взяться за съемки.

— Вы ведь многодетный отец, лично присутствовали на родах. Нет ли здесь элемента личной рефлексии?

— Да, у меня четверо детей, и трое из них родились дома, так хотела моя жена. Четвертый ребенок появился в роддоме, но если бы тогда я посмотрел хоть один сезон «Теста на беременность», я бы настоял, чтобы все мои дети родились в роддоме. Каждый раз было очень волнительно, этот опыт точно сыграл свою роль. Немаловажно и то, что моя мама — врач по профессии. У меня особое отношение к медицинским работникам.

— Были условия сотрудничества, без которых вы бы не согласились на работу над этим проектом?

— У нас была договоренность, что приступить к работе я могу со своей командой, в том числе с оператором Шандором Беркеши — с ним мы снимали «Сердца бумеранг». Его участие имело для меня большое значение. Если бы я не мог привести свою команду, я бы не согласился работать. Мне доводилось сталкиваться с тем, что продюсеры обкладывали меня со всех сторон и определяли многое в творческих решениях. Но, по-моему, они только делали себе хуже. В «Тесте на беременность» получилось и со сценарием поработать, и препятствий на съемках не было. Для меня это важно.

— Разнообразие жанров и тем, которые вы затрагиваете, поражает: триллеры, психологические драмы, фильмы-катастрофы, спортивные драмы, мелодрамы. Как вы погружаетесь в новую тему?

— Кинообразование дает базовый инструментарий для погружения в любой жанр. Дело в том, что, каким бы он ни был, я все равно снимаю про людей. В основе лежит человеческая история. Вот и новый сериал — это про судьбы людей, про сложный путь человека. Вечера за просмотром фильмов о медицинских работниках я не проводил. А в остальном всегда помогает слаженная работа консультантов.

— Сейчас, завершив этот проект, можете сказать, что в зрительских проектах работать комфортнее?

— Ни в коем случае. И то и другое дается тяжело.

— Но тот же «Сердца бумеранг» забрал много сил. «Тест на беременность» сравним с подобным моральным истощением?

— Точно могу сказать, что после завершения съемок сериала я перекрестился. Честное слово. Очень трудоемкая была работа. Кино, каким бы оно ни было, — это моя жизнь и мое время. Если я берусь за фильм, то делаю все возможное, чтоб результат был достойным.

 — Какие жанры вам все-таки по-человечески ближе?

— Мелодрама мне ближе остальных. Было бы интересно снять что-то в этом жанре, что-нибудь на стыке с фэнтези или с фантастикой. Например, у Беляева есть произведение «Ариэль» — о летающем мальчике. Очень интересное.

— А что насчет жанра, с которым бы не хотелось работать?

— Боевики. Я попросту не вижу того, в чем могу там оказаться полезным. Если это будет неотъемлемой частью большой истории, то пожалуйста. Если же это экшен от и до, то вряд ли я заинтересуюсь.

— Вы очень плодотворный режиссер — взглянуть хотя бы на даты релиза ваших проектов. В отпуске бываете?

— Единственное время, когда я ухожу в отпуск, — это новогодние праздники. В остальные дни отдыха действительно не получается. Скоро выйдет наш новый проект — сериал с Анной Ардовой и Алексеем Серебряковым. Еще с Сашей Родионовым готовим авторский проект о Санкт-Петербурге, детали которого я оставлю в секрете.