Пока режиссер Педро Альмодовар находится в карантине, он ведет дневник на сайте Eldiario.es. Публикуем авторский перевод с испанского нескольких записей из этого мемуара, сделанный Олесей Власовой.
До сих пор я отказывался писать. Не хотел оставлять письменное свидетельство о чувствах, которые во мне вызывают первые дни изоляции. Вероятно, потому что я почти сразу обнаружил, что эта ситуация для меня несильно отличается от привычной: я живу один, практически в состоянии чрезвычайного положения, — и это не радостное открытие. В первые девять дней я не сделал ни единой записи. Но этим утром вышла новость, которая выглядела как заголовок в журнале черного юмора: «Ледовый дворец становится импровизированным моргом». Напоминает сцену из джалло, но это то, что происходит в Мадриде, «Одна из Жутких Новостей Дня».
Сегодня 11 дней заключения, я изолировался в пятницу, 13 марта. С тех пор я противостою ночи и темноте, живу, как дикарь, в ритме, задаваемом мне светом из окон и террасы. Уже настают по-настоящему весенние дни! Это одно из восхитительных ежедневных ощущений, хотя я уже позабыл о том, что так бывает. Дневной свет и его разнообразное путешествие вплоть до наступления ночи. Долгий путь в ночь, но не страшный, а радостный. (Или я настаиваю на этом, отвергая агонию фактов.)
Я перестал смотреть на часы, делаю это теперь, только чтобы узнать, сколько шагов я проделал по длинному боковому коридору своего дома, в котором Хульета Серрано упрекала Антонио Бандераса в том, что он не был ей хорошим сыном (имея в виду меня). Темень снаружи указывает на наступление ночи, но и день, и ночь лишились теперь своего распорядка. Я перестал торопиться и сегодня впервые за все это время чувствую, что дни стали длиннее.
Я все еще не настолько бодр духом, чтобы начать писать прозу, — всему свое время, — однако мне приходят на ум разнообразные сюжеты, и некоторые — интимного характера (уверен, когда все это кончится, наступит беби-бум, но также многие разойдутся, — «Ад — это другие», как говорил Сартр, — будут пары, которым придется встретиться лицом к лицу одновременно с разрывом и приходом нового члена в разрушенную семью).
Сегодняшнюю реальность легче сравнить с фантастическим вымыслом, чем с реалистическим рассказом. Новая глобальная и вирусная ситуация кажется сюжетом из научной фантастики 50-х годов, времен холодной войны, из ужастиков с глубокой антикоммунистической пропагандой, американских фильмов категории B, которые в целом были превосходны (особенно те, что были сняты по мотивам романов Ричарда Мэтисона: «Невероятно уменьшающийся человек», «Я — легенда», «Сумеречная зона»), несмотря на дурные намерения их продюсеров. В голову приходят также картины «День, когда остановилась Земля», «Мертв по прибытии», «Запретная планета», «Вторжение похитителей тел» — и еще что-нибудь о марсианах.
Зло всегда приходило извне (коммунисты, беженцы, марсиане) и служило обоснованием самому грубому популизму (и все равно вышеупомянутые фильмы я горячо рекомендую, они потрясающие). По сути, Трамп, назвав вирус «китайским», уже позаботился о том, чтобы то, от чего мы сейчас страдаем, выглядело как фильм ужасов 50-х годов. Трамп — еще одно из величайших заболеваний настоящего времени.
Решаю развлечься. Выбираю фильм на вечер — «Полицейский» Мельвиля, беспроигрышный вариант, а на ночь, к моему собственному удивлению, выбор падает на фильм о Джеймсе Бонде, «Голдфингер». Для таких дней, как эти (думал я), лучше всего подходит чистое развлечение, полный уход от реальности.
Смотрю «Голдфингер» и радуюсь своему выбору: это скорее фильм выбрал меня, а не я его. Мы познакомились с Шоном Коннери, когда оказались бок о бок на ужине в Каннах, я был удивлен его познаниями в области кинематографа и совсем не ожидал, что мои фильмы могут его хоть как-то заинтересовать. Он больше не жил в Марбелье, но все еще обожал Испанию.
Мы расстались почти друзьями и обменялись номерами телефонов, которыми, я был уверен, ни один из нас никогда не воспользуется. Тем не менее несколько месяцев спустя, в сезон 2001/2002, он позвонил мне, выйдя с показа «Поговори с ней». Я не фетишист и не мифоман, но был застигнут врасплох — тем, что он говорит о моем фильме, и его глубоким голосом хорошего актера и привлекательного мужчины. Я вспоминал обо всем этом, смотря ночью «Голдфингер». Карантин, ночь, Шон Коннери и я.
Между киносеансами ненадолго переключаюсь на телевидение и узнаю, что Лючия Бозе была сметена этим торнадо, о котором нам неизвестно ничего, кроме его названия. И у меня из глаз катятся первые за день слезы. Вместе с Жанной Моро, ЧавелойВаргас — прим. пер., Пиной Бауш и Лорен Бэколл Лючия была образцом современной, свободной, независимой женщины; все они были сильнее, чем окружавшие их мужчины. Так много имен, простите. Этим и плохо оказаться взаперти — сразу становишься легкой добычей для ностальгии.
Когда свет уже не проникает сквозь окна, включаю «Голдфингер». Но в этот момент мне звонит моя сестра Чус и говорит, что меня показывают в одном документальном фильме на La 2. Переключаюсь на второй канал, где действительно идет документалка Дареши Ки и Катрин Гунд о Чавеле. Я уже смотрел этот фильм, и все равно он застигает меня врасплох, производит на меня настолько сильное впечатление, что я не могу и не хочу контролировать себя и плачу до последнего кадра. Переключившись с развлекательной истории о Джеймсе Бонде, я не был готов вновь услышать голос Великой Шаманки, увидеть самого себя, поющего с ней Vámonos, и вновь пережить столько моментов из ее жизни в Мадриде и Мексике.
Со все еще влажными от слез щеками делаю глубокий вдох, прежде чем вернуться к Джеймсу Бонду, но канал La 2 этой ночью неумолим. После картины о Чавеле начинается другой документальный фильм — «Свет Антонио». Антонио — это Антонио Лопес, художник из Ла Манчи, а свет его очей — его супруга Мария Морено, великая художница, всегда державшаяся в стороне, позади Антонио и группы реалистов 50-х годов.
В картине также упоминается ее работа в качестве импровизированного продюсера в фильме Виктора Эрисе «Солнце в листве айвового дерева», который попал в довольно посредственный конкурс Каннского кинофестиваля в 1992 году, когда я вошел в жюри. Картина заслуженно получила специальный приз жюри — правда, мне пришлось почти подраться с его председателем Жераром Депардье, которому фильм не понравился. К счастью, остальные члены жюри меня поддержали.
Когда я наконец выключаю канал La 2, уже очень поздно, но мне все равно. В изоляции время движется по кругу, а мне хотелось бы расстаться с Бондом по-хорошему, и я не могу лечь спать, пока Шон Коннери не разрушит все планы Голдфингера и не спасет нас всех.
В понедельник вечером объявили новые нормы, ужесточающие карантин, и я начал ощущать первые симптомы клаустрофобии. Тогда я уже знал, что на следующий день попытаюсь выйти на улицу, и чувствовал себя так, словно хотел совершить преступление, более того, собирался сделать это умышленно.
Мне нужно было купить еды: это реальная потребность, потому что я живу один. Так что утром во вторник я оделся, чтобы выйти из дома, и почувствовал, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Одеться! Вот уже 17 дней, как я этим не занимался, и этот процесс показался мне особенно интимным и необычным. Мне тут же вспомнились другие случаи, когда я одевался, — очень важные для меня моменты, которые, как оказалось, остались в моей памяти. Например, я вспомнил, как в 1980 году на улице Лопе де Руэда я готовился пойти на премьеру «Пепи, Люси, Бом и остальные девушки». Впервые я смотрел свой фильм в настоящем кинотеатре, в зале, полном людей, смотревших кино, создававшееся мной и моими друзьями в течение полутора лет.
Также я помню смокинг из темно-лилового шелка от модельера Антонио Альварадо и шипованные ботинки вроде тех, что делает Лубутен, в которых я предстал на первой в моей жизни церемонии вручения премии «Оскар» в 1989 году. Статуэтку мы не получили, мои отношения с Кармен Маурой были разрушены вдребезги, но та поездка в Лос-Анджелес запомнилась мне массой замечательных событий.
Так, утром после церемонии в моем номере зазвонил телефон, в трубке прозвучал женский голос. Его обладательница говорила так, словно не осознавала произведенного им эффекта, но была уверена, что он окажет на меня сильное впечатление: «Привет, я Мадонна, мы тут снимаем «Дика Трейси», буду рада показать тебе съемочную площадку. Сегодня я не снимаюсь и могу посвятить тебе весь день».
Это могла бы быть фальшивая Мадонна или психопат, который хотел расчленить меня на одном из пустырей, так хорошо описанных в романах Джеймса Эллроя. Это мог быть и розыгрыш, однако моя самооценка, несмотря на то, что я не получил «Оскар», оставалась достаточно высокой, чтобы не сомневаться в подлинности звонка. Мадонна дала мне адрес студии, в которой они снимали, и я, невероятно довольный, отправился туда.
Все члены съемочной группы, начиная с Уоррена Битти и заканчивая Стораро, были очень добры ко мне. Когда Битти заставил меня сесть в кресло с его именем, на место режиссера, я чуть было не признался ему, что, будучи ребенком, впервые почувствовал сексуальное желание, увидев его в «Великолепии в траве» (еще не существовало каменщика из «Боли и славы»), но, конечно же, сдержался. Они снимали сцену, в которой неузнаваемый Аль Пачино болтал без остановки. На следующий год за эту роль он был номинирован на «Оскар», а фильм получил три статуэтки.
Если вам звонит Мадонна на следующий день после того, как вы не получили «Оскар», значит, material girl испытывает невероятный интерес к вашей персоне. Некоторое время спустя мы увиделись с ней вновь — это произошло через год, по случаю ее Blonde Ambition Tour.
В Мадриде я организовал для нее грандиозный праздник с Ла Полакой и ее мужем в отеле Palace, куда пришли Лолес, Биби и Росси. Однако Мадонна ясно дала понять, что кроме меня самого был лишь еще один гость, с которым она желала бы познакомиться, — Антонио Бандерас. Я пообещал ей, что Антонио тоже будет, но не сказал, что не смогу привести его без Аны Лесы — его тогдашней жены и преданной поклонницы Мадонны.
Мадонна сама решила, кто где должен сесть (было несколько круглых столиков для моих друзей). Естественно, сама она заняла место за главным столом, справа от себя усадила меня, слева — Антонио. А Ану Лесу отправила за стол, который был дальше всего от большого зала.
Мадонна не обращала внимания ни на кого, кроме нас двоих (и немного Ла Полаки, которая была божественна). У одного члена ее команды была отличная камера, чтобы все это снять — «на память», как мне сказала Мадонна. Меня это удивило, потому что рядом с камерой стоял другой парень с электронной хлопушкой, которую я видел впервые в жизни. Еще я должен был переводить Мадонне то, что ее интересовало об Антонио. В тот момент его карьера готовилась к быстрому взлету: он уже дебютировал в США в «Свяжи меня!» и влюбил в себя голливудских критиков (и Мадонну), но тем вечером 1990 года еще не знал ни единого слова по-английски. Я рассказываю об этом, потому что год спустя узнал о выходе картины «В постели с Мадонной», большая часть которой была снята как раз на моем празднике в отеле Palace, а охота на Антонио стала одной из важных сюжетных линий, — сняли, конечно, и то, как Мадонна одной-единственной фразой покончила с Аной Лесой. В конце ужина Ана осмелилась подойти к нашему столику и с сарказмом сказала божественной блондинке: «Вижу, тебе нравится мой муж. Это неудивительно, он нравится всем, но мне все равно, потому что я современная». На что Мадонна ответила: «Get lost». (Если уж ты настолько современная, исчезни.)
Мадонна обращалась с нами как с болванами — однажды я должен был об этом рассказать — и даже не спросила разрешения на использование наших изображений в своем фильме. Кроме того, меня она дублировала: видимо, мой английский оказался не таким уж хорошим. Должна была случиться эта пандемия, чтобы все узнали, каким на самом деле был тот ужин.
Но я рассказывал о том, как вышел на улицу впервые после 17 дней абсолютного заключения. Мне не хотелось потерять испытанное тогда ощущение невероятного спокойствия, приятной тишины и пустоты. В тот момент я не думал о мертвых и инфицированных, мне казалось, словно я стою перед невиданным ранее обликом Мадрида и необычной ситуацией — до сих пор не знаю, как ее описать. Я предпочитаю не думать о жертвах (хотя это не совсем так, ведь я стараюсь помогать им по мере возможностей). Всем нам известны ужасные цифры, но я пишу сейчас это, чтобы забыть о них, эти тексты — своего рода побег и движение вперед. Кажется, если я остановлюсь перед реальностью, то буду ей поражен. А я этого не хочу.
В последнее время я просыпаюсь совсем без энергии. Похоже, что изоляция продлится еще неделю. Уже исчезло ощущение новизны первых дней. Сегодня я чувствую, что мой дом высасывает из меня всю энергию, оставляет меня без сил, необходимых, чтобы противостоять дню и ночи. Но у меня всегда есть чтение и просмотр DVD. Сейчас я даже перестал работать над сценариями*: даю им отдых, в котором вымыслы тоже нуждаются, — это естественный способ настояться и повзрослеть.
И в завершение, чтобы закончить радостно и с размахом, вот некоторые кинорекомендации, которые на этой неделе, одной из самых трудных, окончательно уничтожат малейшие признаки меланхолии, пресыщения или скуки. В основном это неординарные американские комедии, эксцентрические комедии, в которых американцы преуспели:
С такими сокровищами остается только быть дома, ходить между просмотрами по коридору и говорить с друзьями, родственниками и любимыми по телефону или скайпу.
Бонус-трек: книжные рекомендации от Педро Альмодовара:
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari