Это всего лишь конец света: «Не смотрите наверх»

Реакция профессиональной критики и массовой публики на фильм Адама Маккея «Не смотрите наверх» — лучшая иллюстрация того, как в реальности разворачивается описанная в картине модель поведения людей, столкнувшихся с чем-то неоднозначным. Хотя, казалось бы, ирония или же, точнее, сатира заключается в том, что нет ничего более определенного, чем комета размером с гору Эверест, стремительно приближающаяся к Земле, и вероятность их столкновения 99,78 процента.

Так вышло, что, вместо того чтобы консолидироваться и обсудить очевидную проблему фильма, зрители разделились на два лагеря (как по шпаргалке) и принялись доказывать, стоит или не стоит верить режиссеру с его остросоциальным, политическим и экологическим заявлением. С одной стороны, слышны похвалы дерзости этой актуальной постковидной критике общества, погрязшего в системе имиджей, рейтингов и невозможности отличить истину от постправды. С другой — раздаются скептически настроенные голоса, которые не спешат доверять глобальности такой проблематики. Тому виною излишняя карикатурность характеров, шероховатость художественного метода, неизысканный юмор, перебор со звездностью в актерском составе.

Можно сказать, что «Не смотрите наверх», как и выступление на утреннем шоу главных героев — аспирантки Кейт Дибиаски (Дженнифер Лоуренс) и профессора Рэндалла Минди (Леонардо Ди Каприо), — не покорил бы вершины рейтингов и удостоился разве что нескольких десятков вялых мемов и недовольства отдела планирования контента. Но разве можно ставить под сомнение суть достоверного заявления, ссылаясь на недостаток манеры его подачи. Адам Маккей показывает: еще как можно. И эта особенность коллективного восприятия чуть ли не бóльшая проблема, чем потенциальная угроза катаклизма, способного уничтожить жизнь на Земле.

Осмысление нового фильма Адама Маккея выпало на тот период, когда саркастичность и неестественность поведения героев этой истории уже была осуждена, а в настоящей, отнюдь не сатирической реальности начало происходить то же самое. Человечество оказалось втянуто в неметафорическую военную катастрофу, последствия которой могут стать критическими, но согласия по поводу того, что происходит сейчас, нет.

Можно было бы поздравить режиссера с тем, что прокат его фильма и последующая реакция — идеальный перформанс, размывающий границы художественного вымысла и медийной реальности. Картина стала буквально пророческой.

Противостояния относительно «Не смотрите наверх» серьезны. В оскаровской гонке фильм получил номинации в категориях «Лучший фильм», «Лучший сценарий», «Лучший монтаж» и «Лучший саундтрек». Но вероятность, что все эти награды отойдут другим картинам, — 99,78 процента.

Большой загадки в этом нет. Стоит учесть, что такова судьба любого сатирического произведения — достойная драма почти наверняка западает в душу подавляющему большинству зрителей, а хорошая комедия делит аудиторию пополам. Банально, но восприятие юмора индивидуально и требовательно. Так повелось, что к комедии предъявляется гораздо больше ожиданий. Если зрителя не удалось рассмешить, это провал более очевидный, чем если зрителя не удалось «развести» на слезы катарсиса.

К этому стоит добавить: любое политическое и социальное высказывание также имеет своих сторонников и противников, будь то республиканцы vs демократы, сторонники доказательной медицины vs антипрививочники, фанаты vs хейтеры lifestyle-движения в инстаграм и т.д. В новом фильме, снятом в лучших традициях «Черного зеркала», Маккей именно это и демонстрирует. Осознанно или нет, но у режиссера вышло довольно забавное метавысказывание, которое при всем том оригинальным не назовешь. Хотя не стоит поспешно записывать такой недостаток в минусы. До оригинальности ли, когда даже повторенные десятки и сотни раз прописные истины не усваиваются в головах зрителей.

Не лишним будет вспомнить, что и такой жанр, как фильм-катастрофа, — явление, скептически воспринимаемое широкой аудиторией (а уж профессиональной тем более). Чем зрелищнее апокалиптическое событие, тем менее убедительно оно с точки зрения законов физики, астрономии, экологии. А чем достовернее изображаемый катаклизм, тем скучнее .Что поделать, если внимание общества не привлекают повышение среднегодовой температуры на два-три градуса и попытки объяснить, к чему это приведет через десять лет. Но вспомним смерчи с поперечным диаметром километр, наводнения, дотягивающиеся до Гималаев, и кометы размером с горы, что грозят прошить планету насквозь.

С другой стороны, чего ждать от зрителя, если сам режиссер, используя традиционные для такого рода фильмов монтажные приемы, одновременно серьезен и ироничен, и в этой неопределенности подтачивает впечатление от картины. Калейдоскоп кадров, будто бы позаимствованных с каналов Discovery и National Geographic, — типичный набор визуальных образов для разговоров о природных и техногенных катаклизмах. Вот только остается неясным, использует ли Маккей их в качестве стёба над приевшимся приемом или же действительно считает адекватным подобный способ освоения сюжета отсылками к тому, чего человечество грозит лишиться. Ни графически, ни сценарно, ни технически режиссер не подсказывает, как относиться к этим стоковым видеовставкам.

И это на самом деле единственный упрек, на который стоит обратить внимание, если говорить о «Не смотрите наверх» с точки зрения художественной целостности. Не очень понятно, насколько серьезно режиссер относится к тому, что в очередном фильме-катастрофе мир как бы замкнулся на Соединенных Штатах, несущих ответственность за безопасность планеты. Маккей добавляет в сценарий слишком мало вводных, в том числе сатирических, чтобы уловить его принципиальную позицию по поводу роли США в мировых катаклизмах.

Теперь о звездности фильма. И здесь нашлось место для споров: кто-то считает, что великолепная актерская игра — это единственный плюс картины, кто-то — что звезд в фильме больше, чем удачных гэгов, и такое наличие актеров первой величины вызывает лишь недоумение. Случайно ли, что ни Леонардо Ди Каприо, ни Дженнифер Лоуренс, ни Мэрил Стрип, ни Тимоти Шаламе ни в одной актерской номинации выдвинуты не были.

То, что картину обошли стороной в плане актерских наград, на самом деле вызывает большее разочарование, чем очевидные споры относительно ее тематики. Поскольку именно в мастерски сыгранных персонажах фильма кроется то, что можно назвать режиссерской (спойлер) неутешительной идеей. Любопытно проследить за тем, кого, как и с какой мотивацией представляют именитые актеры. Когда мир кинематографического произведения сатирический, катастрофический винегрет критики, политики и абсурда, каждый персонаж (или группа персонажей) воплощает смыслообразующие путеводные линии, складывающиеся в представленную картину мира.

Может показаться, что фильм сосредоточен на демонстрации абсурдности, с какой решается любая проблема в современном обществе, и что главное — два противоборствующих лагеря, к которым с легкостью можно отнести тех или иных героев. Фактически это действительно так: сторона тех, кто призывает посмотреть наверх, и сторона тех, кто призывает наверх не смотреть. Или, если проще: тех, кто пытается Землю спасти, и тех, кто по каким-то причинам этому препятствует.

Оказывается, что персонажей можно поделить на тех, кто принимает реальность проблемы, и тех, кто эту реальность игнорирует. Вторых, конечно, больше, потому что даже те, кто «смотрит наверх», могут делать это не сознательно: из-за трендов, френдов и красивых лозунгов. И это второй уровень разговора о насущных проблемах. Природный катаклизм, конечно, опасен, но инфантилизм интернет-эпохи куда как опаснее.

Загрязнение информационного поля (даже из благих побуждений) — именно то, что смешивает объективную данность с эмоциями, реакциями, фейками, «личными мнениями». Отклонение от основной проблемы (даже на несколько градусов) неизменно приводит к искажению картины, которое невозможно исправить — крен будет только усиливаться тем больше, чем дольше будут вестись обсуждения. Страшнее самого явления его стихийность и децентрализованность. Казалось бы, отдельно взятое мнение в каком-то уголке земного шара не может повлиять на поток обсуждений. Но эта иллюзия — одна из тем, в адрес которых направлена сатира Маккея.

Однако если присмотреться внимательнее, то можно заметить, что никакого разделения между персонажами режиссер вообще не проводит. Все стороны, призывы, хештеги, «за и против» — пена от вскипевшего молока. Поскольку активное противоборство развернулось уже после того, как план по разрушению кометы (и единственный шанс на спасение) был провален. Ответ на вопрос, а зачем тогда они вообще спорят, в том числе косвенно указывает на основную идею фильма.

Каждый персонаж в «Не смотрите наверх» равно важен и неважен для происходящего. Этот парадокс держит не только сюжет, но и реальность, о которой в фильме рассказывается. Порочный круг хождения между ощущением собственной незначительности и необходимостью принять ответственность и занять сторону. Состояние, при котором осознанность граничит с автоматичностью принятия решений. Важность проблемы сталкивается с бестолковостью способов говорения о ней (выступления профессора Минди на маппет-шоу в духе «Улицы Сезам» — тому прямое подтверждение).

Интересная в этом смысле параллель проходит между двумя далекими друг от друга персонажами: доктором Оглторпом (Роб Морган) — главой космической безопасности НАСА — и хипповатым Юлом (Тимоти Шаламе) — случайным знакомым Кейт с религиозным воспитанием. Доктор Оглторп — первый человек, который занял сторону профессора Рэндалла Минди и аспирантки Кейт Дибиаски, герой, который мог бы решить вопрос с кометой, если бы не одно «но». Он вообще ничего не делает на протяжении всего фильма. В то время как Юл, появляющийся в последней трети картины и кажущийся многим зрителям совершенно ненужным персонажем, оказывается связующим звеном в кульминационном эпизоде. Именно он читает молитву и соединяет руки сидящих, чтобы встретить неизбежность катастрофы в атмосфере, приближенной к сакральному таинству.

С Тимоти Шаламе, как это всегда бывает, в фильм входят очаровательная нелепость и трогательная искренность. Такой актер идеально подходит на роль человека, единственного из всего пула персонажей, способного прочитать слова молитвы. Спасут ли героев эти слова? Конечно же нет. Но это не значит, что они не имеют смысла. В этом отношении бездействие большого ученого из НАСА и религиозное действо парня со странным именем равнозначны. Важны и бессильны одновременно.

Лучше всего то, как работает парадокс ответственности и бессилия, можно увидеть на примере сюжетных линий двух главных героев — аспирантки Кейт Дибиаски и профессора Рэндалла Минди. Ключевые фигуры, они не только контрастируют друг с другом, но и являются метрономами для моральной оценки поведения других персонажей. И здесь даже не требуется противопоставления «ученые — политики», чтобы уловить суть режиссерской мысли. Маккей не говорит, хорошо это или плохо (хотя если учесть жанр фильма, то, скорее, осуждает, но делает это как-то сочувственно и даже трогательно). Он показывает, что человеческая сущность — это данность, с которой приходится иметь дело и которую не стоит списывать со счетов в ситуациях, приближающихся к критическим.

Несущая смысловая конструкция картины — Кейт Дибиаски. Мрачная и резкая, со странной прической, колечком в носу и немодными свитерами, словно ожившая героиня мультсериала «Дарья», она единственная, кто неизменно выступает как неприятный голос разума и неоспоримости научных фактов. Неслучайно именно она оказалась первой, кто обнаружил приближающуюся к Земле комету, и не случайно эту комету назвали ее именем. Точка зрения Кейт настолько же прямолинейна и неумолима, как и траектория полета Дибиаски.

Словно древнегреческая пророчица Кассандра, проклятая Аполлоном за то, что не приняла его любовь, Кейт Дибиаски вопиет (буквально) о надвигающейся катастрофе, но только вызывает смех и неодобрительные взгляды. Довольно забавно в этом аспекте воспринимается смысловая параллель между героиней и названной в ее честь кометой. Кейт — носительница истины, воплощенной символически и буквально — в огромном космическом теле имени Дибиаски, что несется на Землю. Обладание этим знанием (символически и буквально) связано с обладанием властью над самой кометой. Если бы человечество приняло истину, заключенную в форме агрессивного нонконформизма, как данность, оно смогло бы предотвратить катастрофу. Но, поскольку такая стратегия не была реализована, эта же самая истина, неоспоримая, как девятикилометровый космический булыжник, в итоге оказалась причиной гибели цивилизации.

Самый показательный эпизод, не особенно смешной, но, пожалуй, самый запоминающийся и как бы предсказывающий неутешительный финал: когда генерал из Пентагона, присланный, чтобы сопроводить группу ученых на беседу в Овальный кабинет, взял с героев по десять долларов за крекеры и воду, а чуть позже Кейт, отправившись купить еще немного воды после шестичасового ожидания, узнает, что еда бесплатная.

Стоит ли говорить, что Дженнифер Лоуренс, которая, кажется, может сыграть героиню любого возраста, социального статуса, интеллекта и эмоциональной раскованности, лучший выбор на роль чудаковатой аспирантки. Кто еще мог бы с невозмутимым достоинством носить такую челку с такими свитерами и оставаться самым здравомыслящим персонажем истории при постоянных вспышках гнева, паники и желанием закинуться ксанаксом.

Чуть-чуть до статуса хранителя незыблемой истины не хватило профессору Рэндаллу Минди, научному руководителю Кейт, человеку, который рассчитал орбитальную динамику кометы и понял, что траектория ее полета проходит через Землю. Задатки сомнения кроются уже в открывающем эпизоде фильма, когда Минди выводит расчеты на доске, но, осознав, что столкновение неизбежно, стирает последние показания. Страх принять истину и довериться собственным научным расчетам — основное отличие Рэндалла от Кейт.

Смешной и обаятельный профессор в исполнении Леонардо Ди Каприо — герой, который поддается соблазну сладкоголосых речей, уверяющих, что все будет хорошо, если улыбаться на камеру, говорить, не повышая голоса, не драматизировать и доверять не научной истине, а стратегии имиджмейкеров ведущих политических сил страны. Этот наивный оптимизм, скрывающий тотальное недоверие к происходящему, заставляет Рэндалла поверить в то, что если внедриться в стан «врага» и сыграть по его правилам, то получится протянуть за собой и свои спасительные идеи. Вот только он не до конца осознал, с кем имеет дело.

«Иногда жизнь становится такой сложной», — пытается оправдаться он перед женой, застукавшей его во время измены с телеведущей Бри Эванти (Кейт Бланшетт). Ближе к финалу, конечно, герой все осознает и в роковой час возвращается к тому, что больше соответствует его образу и натуре, — к любящей семье в маленьком мичиганском домике. Но эта петля и испытание медными трубами нужны были, чтобы показать бóльшую амплитуду действия истины на территории принятия решения и то, что вне зависимости от стратегии поведения исход будет один.

В конце концов, нельзя сказать, что персонаж Ди Каприо отрицательный или что именно его поведение не позволило ученым добиться своей цели. Дорожка, мощенная благими намерениями, желанием сотрудничать с теми, кто не осознает всей степени опасности, но владеет средствами и влиянием, чтобы предпринять хоть что-то, приводит его к обоснованно проигрышному финалу. Ровно как и всех других героев этого фильма.

А если разницы нет, в чем же тогда спасение?

Так и получается, что «Не смотрите наверх» не про то, как нужно или не нужно вести себя, чтобы предотвратить катастрофу. Неутешительный диагноз режиссера — предотвратить не получится, что бы и кто бы ни предпринял. Даже если нам повезет и на горизонте не замаячит юродивый техномиллионер типа Питера Ишеруэлла (Марк Райленс), этой пародии на всех выдающихся лиц от мира IT-технологий. А он обязательно замаячит. Поэтому фильм Адама Маккея, если пытаться понять его посыл, — это, скорее, «Меланхолия» Ларса фон Триера с улыбкой «Джокера» Тодда Филлипса.

Почему, например, Орлин-младший (Джона Хилл) с сумкой «Биркин» наперевес выжил, а Джейн Орлин (Мэрил Стрип), в персонаже которой только ленивый не разглядел критику Трампа, нет? По той же причине, по которой генерал из Пентагона взял деньги за снеки, — потому что в этом нет никакого смысла. Точнее будет сказать, в этом нет осмысленности, понятной человеческому разуму, стремящемуся упорядочить и подчинить причинно-следственным связям мир, который вообще-то максимально алогичен. Основная идея находится за горизонтом событийного ряда. Располагается между строк и вне категорий «действие — бездействие» и логической связи «поэтому — так».

Если ставить знак равенства между действительностью, изображенной в фильме, и нашей «реальной» реальностью, то можно подытожить: катастрофа неизбежна просто потому, что она уже произошла. С точки зрения представлений о нелинейности времени тот факт, что комета отправилась из пункта А в сторону планеты Земля, автоматически предполагает ее столкновение с пунктом Б не когда-то потом на определенном отрезке временной шкалы, а как данность, которая существует как бы сразу и в прошлом, и в настоящем, и в будущем.

Для физики нелинейного времени или физики мельчайших частиц, например, это столкновение — факт, который просто пока что не случился, но обязательно случится, потому что он уже существует как явление. Так, скажем, постулат о том, что атом на 99 процентов состоит из пустоты, уже неверен, поскольку все его внутреннее пространство всегда занято теоретической возможностью нахождения там движущихся частиц. То, что частицы нет в определенной точке пространства в определенный момент времени, не значит, что ее там нет вообще. Не зря факт того, что комету не остановить, стал очевиден еще в первой половине фильма, и это даже не возводится режиссером до уровня центральной интриги.

Примерно так описывается состояние тела, попавшего в притяжение черной дыры. Мир за пределами этой зоны будет двигаться со своей обычной скоростью, но для тела, стремительно ускоряющегося под воздействием изменений пространства и времени, это превратится в один бесконечный миг. Тогда оно будет безостановочно распадаться (потому что времени для него уже не существует) и наблюдать происходящее вне горизонта событий как ускоренную проекцию — сотни, тысячи, миллионы лет все быстрее и быстрее будут проноситься перед «глазами» этого тела, застрявшего в вечности между существованием и небытием.

В этом смысле сюжет, события, последовательность эпизодов совершенно неважны. Земля оказалась обречена в первые минуты фильма, когда комета была обнаружена. А значит, то, как герои встречают эту неизбежность, — единственно важное и доступное для зрителя наблюдение, к которому он может подключиться. Поэтому скрупулезное внимание к актерскому составу, к яркой характерности персонажей не кажется нарочитым.

То, что действия героев не значат ничего в масштабах Вселенной и даже одной маленькой планеты, не умаляет их важности в каждой отдельной жизни, все еще существующей в этой точке пространства в этот момент времени. До гуманистического пафоса здесь, конечно, далеко, и в излишнем человеколюбии режиссера обвинить не получится, ведь речь не о ценности отдельно взятой человеческой жизни и даже не о том, что для Вселенной все мы — что звезды в их разнообразии и красоте. А о том, что если мы сами не осознаем эту важность и значимость, то никто не сделает это за нас.

У Рэя Брэдбери есть рассказ «Завтра конец света» (The Last Night of the World; 1951). И он примерно о том же, о чем фильм «Не смотрите наверх» (2021). Конец света наступит. Спустя 70 лет истина вне оценочных суждений оказалась вновь актуальна (а может, и не теряла своей актуальности никогда):

— Если подумать, как мы жили, этим должно было кончиться.

— Разве мы были такие уж плохие?

— Нет, но и не очень-то хорошие. Наверно, в этом вся беда — в нас ничего особенного не было, просто мы оставались сами собой.

Вернее будет сказать, что конец света уже наступил, только мы еще пока его не застали в нашем временнóм промежутке. Осталось немного подождать.