К радости: «Чердак-андеграунд» и «Квадрат» — фильмы о моральной обязанности творческого человека

В апрельской Москве состоялись премьеры двух отечественных доков: в ЦДК был показан «Квадрат» Анатолия Иванова, в «Электротеатре «Станиславский» — «Чердак-андеграунд» Вадима Кострова. Независимые друг от друга и не имеющие между собой ничего общего, эти ленты начинающих кинематографистов случайно образовали любопытный диптих, повествующий сразу о многих важных вещах: о рейвах, которые уже не те; о свободной России, которой больше нет (и которая все-таки есть); о цивилизации и урбанизме, о смысле жизни и о значении радости, которой многим последнее время отчаянно не хватает.

Фотограф, дизайнер Анатолий Иванов снял свой дебют (и это действительно пока единственный его полнометражный фильм) еще несколько лет назад, но в Россию привез только теперь. В «Квадрате» без особых фокусов запечатлены несколько дней из жизни современного диджея, чью роль исполнил настоящий московский DJ Андрей Пушкарев. Обходясь почти без слов — за исключением эпизода, в котором коллеги главного героя обсуждают тяготы практического бытия, — «Квадрат» фиксирует несколько гастрольных поездок музыканта: его выступления в европейских клубах и остальное время, когда он отбирает пластинки, упаковывает чемодан, спит. Последнее происходит не только в кровати, но и в креслах такси, поездов, самолетов, пока за окнами — под несмолкающее, но мягкое и комфортное deep techno — проезжают, проносятся, пролетают улицы, города, страны. Их мы, как и герой, толком не видим и не увидим, потому что после приезда и выступления времени остается лишь на то, чтобы снова сложить чемодан и отправиться обратно в аэропорт.

Нехитрая закономерность, выдающая себя за парадокс: повелитель танцпола сам находится по ту сторону и танца, и праздника, и удовольствия, он — лишь курьер-доставщик музыкального триптофана, сравнительно благополучный прекариот со всеми прелестями прекарного труда — положением на фрилансе, неустойчивым графиком, перегрузками, сбитыми суточными часами. Скупая на события режиссура Иванова, добровольно загнавшая себя в жесткий периметр замысла, оказывается конгениальна и жизни своего героя (такой же отлаженной), и исполняемой им музыке.

Вадим Костров — совсем еще молодой режиссер; после окончания школы приехал в Москву и поступил на драматурга во ВГИК (в мастерскую Натальи Рязанцевой), но, по собственным словам, быстро разочаровался в тамошних порядках и ушел искать смысл жизни на улицу. Там он снял айфоном несколько неигровых фильмов, из которых внимания заслуживает, как минимум, «Спокойная ночь» (2017) — свежий портрет уличной, но непривычной Москвы, вступающей в свои права после полуночи.

«Чердак-андеграунд» (2018) — первая картина Кострова, выполненная не в жанре телефонной импровизации, а немного более основательно. Состоит она из двух частей. В первой зрителю рассказывают о легендарных московских арт-сквотах такие специалисты, как Герман Виноградов, Александр Петлюра, Авдей Тер-Оганьян; в центре внимания Хохловский, «Заповедник искусств», ДК «Петлюра» и так далее. Рассказы отцов-основателей время от времени иллюстрируют фрагменты видеозаписей вечеринок конца 80-х и начала 90-х с участием ленинградских-петербургских гостей — Науменко, БГ, Цоя.

Эта часть показывает московский арт-сквоттинг как большое эстетическое явление, возникшее без каких-либо прототипов (идейно и эстетически ничем не обязанное, например, европейским сквоттерам). Попутно обнаруживается также общность проблем с коллегами из других стран, главная из которых — одинаково бесправное положение. (Резюмируя: всюду власти терпят сквоттеров до поры до времени и так же вышвыривают их при малейшем изменении конъюнктурыОб истории сквотов в западноевропейских и североамериканских городах и в особенности сюжеты их противостояния с властями см.: Vasudevan Alexander. The Autonomous City: A History of Urban Squatting (Verso, 2017) — прим. Е.М..)

Вторая часть фильма — наше время, Москва, Дом Лансере, иначе — «Милютинский сквот». Собственно, он и есть «Чердак-андеграунд», названный так художником Павлом Кузнецовым. Вопреки и параллельно сегодняшним полицейским будням здесь мирно обитают художники, дизайнеры, музыканты и еще бог весть кто. Из этой части ясно, что режиссер обожает своих героев.

Но имеет смысл сказать несколько слов о проблеме сквотов, поскольку представляется, что она пусть не прямо, но все-таки связана с проблемой дефицита радости в системе оказания и потребления услуг (экранизированной в «Квадрате»).

Самовольное, без спросу вселение в пустующий и/или заброшенный дом, чей собственник неизвестен и/или отсутствует, — явление с социальной и этической точек зрения неоднозначное. Исторически оно известно примерно столько же, сколько существуют жилища, оставленные без присмотра, то есть с незапамятных времен, но в своем нынешнем виде сквоттинг, и в особенности арт-сквоттингАрт-сквоттинг — когда вселяются художники, превращающие занятую территорию не только в жилище, но и в художественное пространство — прим. Е.М., — феномен сравнительно молодой. Идеологически он близок левому движению и социалистам, дада и анархизму, концептуализму и различным городским субкультурам. Что касаемо общественного блага, то, насколько могу судить, возможное нарушение сквоттерами чьих-то прав собственности носит гипотетический характер, требующий обращений пострадавшей стороны и разбора в каждом конкретном случае (чаще всего занятые сквоттерами дома действительно не имеют владельцев и/или прямых претендентов на наследование, в противном случае дела быстро решаются выселением незваных гостей). В то же время, пока таких обращений нет, сквоттер, во-первых, удовлетворяет свою законную потребность в жилье (нередко «гарантируемую» государством только на словахВпрочем, как отмечает нидерландский социолог Hans Pruijt, далеко не все сквоттеры испытывают нужду в жилье. Всего он различает пять категорий сквоттеров. Подробнее см.: Pruijt H.D. The Logic of Urban Squatting. International Journal of Urban and Regional Research, 1–8 — прим. Е.М.); во-вторых, обживает брошенное пространство (выполняя санитарную функцию поддержания в порядке того, что ранее пребывало в беспорядке); в-третьих — как я бы предложил считать, — реализует «право обитать в городе» (ЛефеврСогласно Лефевру и развивающему его Дэвиду Харви город (любой как таковой) всегда находится под угрозой деградации. В силу того что управляются города бюрократией (заинтересованной в контроле и в снижении любого напряжения и неопределенности), а также капиталом (преследующим экономические интересы), города постоянно норовят превратиться в среду тотального контроля (исключающего неопределенность) и коммодифицирующего тотального потребления, исключающую не только спонтанную городскую демократию, но и любую нерегламентированную творческую активность горожан. В результате обитатели города превращаются в жильцов, в субъектов потребления, а город перестает быть местом творчества и производства творчества. Противостоять этой перманентно происходящей с городом катастрофе могут только сами горожане, у которых есть, в частности, право участвовать в принятии стратегических решений в развитии городской среды (право участия) и право присутствовать и использовать городское пространство сообразно нуждам своей повседневности (так называемое право присвоения). Lefebvre Henri. Writings on Cities. Selected, translated and introduced by Eleonore Kofman and Elizabeth Lebas, 1996 — прим. Е.М.). Сквоттер противостоит биополитике власти, направленной на превращение города в среду чистого «потребления пространства и пространства потребления», чуждую и городской демократии, и «нерегламентированным» формам присутствия в этом пространстве (Дэвид ХарвиХарви Дэвид. Право на город / Социальная справедливость и город. «НЛО», Studia urbanica, 2018 — прим. Е.М.).

Впрочем, «Чердак...» далек от этого рационального дискурса, как далек от теории вообще. Насколько могу судить, автор трактует склонность людей жить вместе и по возможности не платя за жилье как естественную. Но главный акцент его рассказу о сквотах прошлого и настоящего придает эпиграф, гораздо более неожиданный и радикальный в контексте современного кино, чем любой анархизм, которого можно было бы скорее ожидать от молодого режиссера:

«Радуйтесь всегда... и еще говорю: радуйтесь» (Фил. 4:4) и «Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться» (Мф. 30–33).

Может быть, труднейшие для исполнения и наиболее поразительные во всем Новом Завете, обе эти заповеди забавным образом не только упраздняют излишнее теоретизирование и умствования о социальной пользе, но и превращают сквоттинг (как практику, неразрывно связанную с коллективным творчеством) в некий нравственный долг, а необходимость радоваться — в моральную обязанность творческого человека.

Как легко заметить, это фильмы-антиподы — «Квадрат» пессимистичен, «Чердак...» полон счастья, оптимизма, надежд. «Квадрат» рассказывает о жизни, растворившейся в привычках и укладе, жизни распланированной, с поездками и надежным заработком. Герои «Чердака...» не могут быть уверены даже в завтрашнем месте проживания. Аналогично различаются и режиссерские манеры. В отличие от подчеркнуто электронного и посвященного электронной же субкультуре «Квадрата», «Чердак...» снят на VHS — в качестве оммажа 90-м, которым частично посвящен.

Но есть и общее — их образы современности тесно взаимосвязаны. В «Квадрате» это образ профессионала — сапожника без сапог; образ точный и применимый ко многим скорбящим профессионалам этого мира. «Чердак-андеграунд» с юношеской настойчивостью предлагает бежать этого профессионализма как огня, бежать от скуки и от работы за деньги, всегда несущей с собой изнуренность и уныние. «Чердак...» предлагает зрителю задуматься над иным способом жизни, чем тот, к которому зритель привык, суля ему «город, исполняющий сокровенные желания» (Дэвид Харви). Переворачивая с ног на голову тезис из «Экстаза» Гаспара Ноэ, Костров, которому это простительно по возрасту, настаивает: жизнь — это все-таки коллективная возможность.

В финале «Чердака...» одна из обитательниц «Милютинского сквота» читает стихотворение «Веселые Кони» советской детской поэтессы Аллы Ахундовой про, не поверите, веселых коней, которых царь хотел выкрасить в скучный цвет (но кони не давались и бесконечно поучали царя). Так же упорно — но, к счастью, никого не поучая, — отказывается быть скучным и Вадим Костров. Кажется, в его картинах, по крайней мере, в лучших, можно уловить странное, редкое нынче чувство — энтузиазм. Потребность в том, чтобы окружающее имело смысл. Потребность в деле, которое было бы чем-то большим, чем личное или семейное благополучие. Потребность в том, чтобы съемки кино были не просто производственным, но экзистенциальным актом, способным изменить участников. Подобно тому, как окрыляют человека дружественная лояльная среда, окружение друзей и любимых.

Онтологическая же ирония, отчасти горькая, заключается в том, что выполнить требования Павла и Иисуса — и безоглядно радоваться «не заботясь» — возможно только из подвешенного, неопределенного, в сущности утопического состояния. В точности как у тех же сквоттеров, чей дом могут уже завтра снести, а их самих попросить убраться из него на все четыре стороны (окружающего всех нас квадрата).

Текст впервые опубликован в номере ⅚ «Искусства кино» за 2019 год.