С 20 февраля в прокате идет неожиданная для румынского режиссера Корнелиу Порумбою жанровая картина «Свистуны». В каннском номере журнала «Искусство кино» Зара Абдуллаева разобрала этот фильм по словам и звукам — специфическим, свистящим.
Камера любуется могучими скалами, морем — «жемчужиной» (доносится из репродуктора) одного из Канарских островов. Сюда, на остров Гомера, прибывает некто Кристи — Влад Иванов, актер-эмблема румынской «новой волны». Это он в фильме «Полицейский, имя прилагательное» изводил коллегу-простака по имени Кристи, вынуждая закрыть дело, в котором тот пытался разобраться. Оружием тогдашнего шефа полиции в подавлении существа Кристи был толковый словарь. Замороченный словами, рассуждениями, подчиненный сдавался, становясь «прилагательным» системы. Спустя годы в «Свистунах» Порумбою возвращается к давнему герою. Остался ли он сломленным честнягой или что-то с ним произошло? Случаен ли выбор актера, игравшего у Порумбою демагога, как бы Порфирия Петровича, а у Мунджу (в картине «4 месяца, 3 недели и 2 дня») — циничного доктора, промышлявшего подпольными абортами в социалистической Румынии? Так или иначе, но пока невыразительный Кристи, знакомый социальный типаж, переносится в экзотическое пространство. Его встречает подозрительный тип, отбирает мобильник — «всюду прослушка» — и отвозит к Джилде (Катринель Марлон).
Всегдашняя, но латентная ирония Порумбою, неизменно прошивавшая его поэтику, теперь расцвечена бойкими красками. «Свистуны» разбиты на главки — «Джилда», «Кико», «Мама», «Магда», «Пако»... Названия сверкают на звонком «техноколоре» фона. Красный, желтый, лиловый, зеленый, синий, белый экран вторит цвету костюмов героев. А отсылает к цветам радуги.
Фам фаталь в роли Джилды встречает Кристи, беспрестанно куря, как положено ее тезке из одноименного фильма, и просит забыть все, что было в Бухаресте. Флешбэк. Неужели это фильм Порумбою? Хронология порушена. В Бухаресте — завязка. Джилда соблазняет (объясняя правила игры) комиссара, чтобы он ей помог спасти партнера по бизнесу. Речь о тридцати миллионах, которые наркоторговцы отмывали на матрасной фабрике. Порумбою не забудет снять и внеочередной выход с этой фабрики рабочих.
За Кристи установлена слежка. Камеры всюду. Полицейский, следящий за ним у монитора, точь-в-точь фигурант из парадокументального румынского кино. Из репрессивного мира. Порумбою не смущается смешением стилей, а куражится, по-ребячески отдаваясь простецкой детективной интриге. Однако в нее он, филолог, внедряет не обиходный трюк.
Слова, которые можно трактовать так и сяк, заручившись словарем или став участником телевизионного ток-шоу, Порумбою меняет на редчайший способ коммуникации. Вместо дискуссий о правилах грамматики, измененных в Румынии после революции и задолбавших ее граждан, он выбирает фонетический способ общения, никакой интерпретации не подвластный. Свистуны, посылающие друг другу информацию, используют язык сильбо. Вот для чего Порумбою понадобились Канары. Сильбо — язык гуанчей, свистящая форма одного из диалектов испанского языка, к которому его приспособили конкистадоры. Островитяне передавали на сильбо сообщения, преодолевая расстояния, горные ущелья и долины. Сильбо, не знающий преград ни в море, ни на суше, — язык свободы. No pasaran.
Вот и Кристи обучают свисту — пальцы за щеку, под язык, легкие расправить, чтобы пулей в ухе засвистело. Кристи объясняют у доски количество согласных, сравнительную долготу гласных в испанском и румынском языках. Кристи тренируют. Так его готовят стать связным между преступной островной группировкой и Румынией, откуда он получает задание вызволить миллионы и подельника Джилды.
Мотель, место встречи преступников и преследователей, назван «Опера». Там звучит «Каста Дива», навязчивый издевательский лейтмотив фильма, начавшегося под Passenger Игги Попа. Замешанный в бандитском сговоре Кристи решает втянуть в игру Магду, шефиню полиции, предлагает ей миллионы поделить, а дело закрыть и товарища Джилды выпустить. Но поскольку всюду камеры слежения, Кристи назначает встречу в синематеке. Поделившись беззаконной идеей, он из кинозала уходит. А Магда остается досматривать на экране «Искателей». Сцена погони из фильма Форда вдохновит полицейскую и отзеркалится в спецоперации, разыгранной на заброшенной киноплощадке, владелец который ею же арестован.
Музыкальный сумбур — в финале Порумбою нагло столкнет на звуковой дорожке Карла Орфа, Штрауса, Петра Ильича и Оффенбаха (этот убойный микс сопровождает реальное, а не выдуманное сингапурское музыкально-световое шоу, на которое Порумбою отправляет Кристи с Джилдой) — запараллелится киноцитатами. Прямые, косвенные и пародийные (из «Психоза») вмешательства воссоединятся (перед освобождением протагониста из родимой репрессивной страны) с цитатами «ностальгическими». Кристи, потерявший память в результате автокатастрофы, но не забывший птичий язык — опорную конструкцию воздушного фильма, — окажется в психбольнице. Там медбрат-надзиратель отведет его в палату, чтобы завлечь просмотром старого румынского сериала про комиссара полиции.
В пересказе «Свистуны» кажутся чушью. Неужели Порумбою заинтересовался запоздалой активацией постмодернизма? Даже если и так, он все равно продолжает вести диалог со своими прежними притчами, воспаряя при этом из постреволюционной румынской унылости, заземленности в синее небо, в сладкоголосый сон. Но главное — в иллюзион. Очень странно. Мы любили его за другое.
А Порумбою, взыскуя свободы без революций, впадает в детство, плюет на моду и тренды. Иллюзионистскими «Свистунами» он вышибает, как клин клином, диковинные иллюзии, свойственные его запутавшимся, неудовлетворенным персонажам из прошлых фильмов. Они ведь тоже пытались выпрыгнуть из рутинной реальности, оставаясь к ней приговоренными, в утопию или мечтания.
Герой документального фильма «Бесконечный футбол», провинциальный будничный клерк, выдумывал завиральные правила игры, надеясь залечить посттравматические синдромы, связанные и с его личным опытом, и с тем, что Румыния слишком медленно догоняет Европу. Изобретая бредовые футбольные правила, он желал ни много ни мало переиграть свою судьбу, преобразиться из маленького человека в суперзвезду комиксов.
Герой игрового «Сокровища» (сценарий был основан на реальной истории) по имени Кости, служащий офиса, верил в сказки, которые он исправно читал сыну, и отправлялся искать клад, якобы зарытый до прихода в Румынию коммунистов. Парадокс заключался в том, что герои этого фильма уже не играли, как в «Полицейском, прилагательном», словами. Сокровище — это злато, драгоценности, объяснял сын папе. И Кости, обналичив в банке найденный клад (облигации концерна «Мерседес»), спускал деньги на ювелирку, чтобы сказку сделать былью. Порумбою возвращал понятию «сокровище» прямолинейный вечный смысл, извлеченный из детских книжек.
«Сокровище» — фильм простодушный, но не наивный. «Свистуны» — фильм наивный и фильм-преодоление. Это попытка расстаться с идиотизмом и травмами постреволюционной румынской реальности. Унестись в «третье измерение», дав Кристи, владеющему сильбо, шанс обойти ловушки, подстерегающие его на Канарах и в родной стране. Сделать его несогласным с законами, правилами, установленными там и тут. Можно было бы сказать, что теперь не только персонажи Порумбою, а он сам желает распрощаться с двойственной румынской современностью, которую исследовал на разные лады. Поэтому он выпадает из гибридной реальности, пропитанной мифотворчеством или фантомными упованиями, в реальную историю кино и наслаждается приключенческим жанром. При этом находит и способ, позволяющий утопии своих современников превратить именно в реализм без берегов, в мир без границ и пограничников.
Завсегдатай «Особого взгляда», Порумбою «предал» самостийную поэтику и попал в официальную программу Канн. Возможно, потому что она в этом году была зациклена на жанрах. На олимпийских синефильских играх, в которых Порумбою показался «бедным родственником». Один из лучших (наряду с Пую) режиссеров румынской «новой волны», обладающий философической складкой и строгим мышлением, вдруг вступил на новую территорию. В буквальном смысле — улетев снимать на Канары, разомкнув привычное место действия. В конструктивном — позволив себе немыслимые прежде флешбэки, залапанный музыкальный беспредел, простодушные синематечные отсылки. И в содержательном — выбрав игровую стихию вместо «наблюдения за реальностью», всегда, впрочем, у него пронзенную нонсенсом, унаследованным постсоциалистической Румынией от дореволюционного режима.
Как же должна была измотать почти невидимая, запорошенная снегом и технической нескладностью телекартинка («Вторая игра»), чтобы Порумбою усвистал на Канары. Как же надо было потерять интерес к филологической казуистике (шефа полиции), чтобы, не изменяя собственным лингвистическим пристрастиям, оживить птичий язык. В сущности, партизанский способ коммуникации.
Архаический язык Порумбою внедряет в «Свистунов» подобно тому, как книжник и самурай Джармуша пользовался голубиной почтой для связи с карикатурными гангстерами, любителями мультиков.
Сильбо вырывает травмированного Кристи в «сказочную» реальность, в потустороннее пространство, освещенное лампочками на пальмах, украшенное свиданием с Джилдой и, возможно, рожденное воспоминанием Порумбою о романтической встрече девушки и полицейского в «Лоре» Преминджера.
Порумбою всегда фиксировал сдвиги в своей документальной, парадокументальной и вместе с тем эксцентричной поэтике. Но в приключенческих «Свистунах» он заявил о прощании (возможно, не навсегда) со своим взрослым и умным кино. Не желая тиражировать наработанные умения, Порумбою признался в исчерпанности самой фиксации закомплексованной, искаженной румынской повседневности, которую он снимал — в прямом и переносном смыслах — слой за слоем. Заручившись теперь ролевыми шаблонами новых героев, он предпринял испытание своей творческой свободы, но в рамках, заданных универсальными жанрами. Непривычная условность должна была, по идее, вписать режиссера в глобальный кинематографический миф. Но твистующая конструкция «Свистунов» кажется в его биографии необходимой передышкой, антрактом, дивертисментом.
Две киноплощадки, задействованные в сюжете, и повсеместные камеры слежения образуют арку, сквозь которую предстоит проскочить героям фильма, чтобы остаться либо живыми, либо мертвыми.
На острове в красивом ангаре (арт-пространстве) бандиты прессуют Кристи, в этот момент раздается в дверь стук. Какой-то режиссер ищет локацию для съемок. В Румынии шефиня полиции Магда отправляется в киногородок с пустующими декорациями, где якобы должны быть спрятаны деньги, чтобы заманить и уничтожить противника.
«Свистуны» располагаются между устаревшим (изжитым) и еще не снятым кино. Между оставленным прошлым и неизвестным будущим. Таков, по-моему, личный мотив Порумбою, заложенный в игривых «Свистунах».
В 2006-м еще можно было обсуждать, случилась ли румынская революция в 1989-м или ее не было, как в фильме «12:08 к востоку от Бухареста». Теперь обывательский абсурд режиссера не волнует. Теперь жанровые твисты «Свистунов» свидетельствуют, похоже, об отсутствии у Порумбою социальных иллюзий и о том, что бессобытийная румынская повседневность порождает еще большие фантазмы, чем реальность сугубо киношная. Поэтому персонажи «Сокровища» и «Бесконечного футбола» пытались свою ограниченность, скуку или ужас жизни обмануть, обыграть, преодолеть феерией на детской площадке и грезами.
Поэтому если камеры слежения, прослушка на Канарах и в Румынии создают прозрачный мир преследователей и жертв, из которого не выскользнуть, то у(с)покоиться возможно только в мире призрачном. Таково по-детски мудрое убежище от пустоты или страхов действительности, над которым не властны ни границы, ни обстоятельства места и времени.
Читайте также:
Про другие фильмы Порумбою:
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari