Жертвы и аборты: «Алис Т.» в стране чудес подростковой беременности. ММКФ-2019

У 17-летней Алис (энергичная дебютантка Андра Гути) имя в Тиндере — «Алиса в стране чудес», что довольно иронично: через кроличью нору незапланированной беременности она провалится в репетицию взрослой жизни, где все семьи несчастны по-своему, а все люди — одинаково беспомощны.

Алис — приемная дочь Богданы Тарпан (Михаела Сырбу), с которой они последнее время часто ссорятся: старшеклассница прогуливает школу, врет, закатывает скандалы — в общем, сопротивляется обыденности. Обыденности же до нее нет дела, обыденности удобно, чтобы ее вообще не существовало — как девятинедельного плода, формирующегося в ее утробе. Из чувства неповиновения Алис решает ребенка оставить, чем запускает цепочку медицинских и семейных ритуалов: УЗИ, анализы, разговоры с бабушкой и просмотр семейных альбомов. За кадром этой воцаряющейся душевности девушка все же решает сделать аборт при помощи таблеток из интернета.

«Алис Т.» — новая лента Раду Мунтяна, одного из режиссеров румынской новой волны, постановщика, прямо скажем, второго плана в соседстве с Пуйю, Мунджиу, Порумбойю. Впрочем, это не мешает Мунтяну копаться в замысловатых переплетениях человеческих характеров и судьбоносных жестов. Наиболее известная его картина «Бумага будет синей» (2006) рассказывала про нелепую гибель БТР во время антикоммунистической революции 1989-го — года, от которого ведется отсчет современной Румынии. Это была размеренная одиссея по разбитой стране, где обрывались человеческие связи, а реальность принимала окрас выцветшего фото. «Алис Т.» — тоже одиссея, реально «Алиса в стране чудес», только вместо Додо, Безумного шляпника, Чеширского кота и прочих фантастических тварей — затюканный математик, подозревающий учеников во лжи (и не напрасно), неоперившиеся ровесники, сомнительный бойфренд, приставучий незнакомец на вечеринке и стыдливый инструктор по запуску воздушного змея. Ну и конечно, многочисленные родственники и женщины постарше, из которых складывается коллективный портрет обычной женщины.

Алис за три недели — столько отведено от первого УЗИ до второго (то есть последнего) — видит реальность взрослых, казавшуюся территорией пьянящей свободы, как пространство тотальной скованности. Мир вокруг — место, где ничего нельзя, а все, что можно, тщательно скрывают. Ее приемная мать во время оно хотела забеременеть, но не получилось. Крохотную татуировку в виде ящерки набила на груди и до сих пор скрывает от своей пожилой матушки. Уже один раз развелась, но и новые отношения страдают пассивностью и агрессией. В школе больше всего интересуются соблюдением правил, а не здоровьем Алис. Дома у подруги чистота дивана и раковины волнует одноклассницу больше, чем кровотечение, вызванное таблетками для аборта. И так далее, и так далее: всем неудобна яркая, как пламя, 17-летка (цветовая гамма прически напоминает о другом обретении подростковой мудрости — «Леди Бёрд»).

И трудно в этом незамысловатом coming of age, какие мировой кинематограф производит пачками, не увидеть перекличку с этапной картиной румынской новой волны — «4 месяца, 3 недели и 2 дня» (2007), где две подруги в 1987 году, когда у власти был еще Николаэ Чаушеску, приезжают в город, чтобы сделать аборт одной из них. В ленте Мунджиу всячески описывался запрет на личное и индивидуальное: вещи, мысли, жизнь, тело. У Мунтяна же это право почти не появилось и в наше время, свободное, казалось бы, от идеологический диктатуры.

Глубокое экзистенциальное осознание этого как бы заботливого равнодушия иллюстрируется двумя сценами плача. Сначала Алис чудовищно ненатурально рыдает, обижаясь на слова матери, которая считает ее шлюхой и бестолковой вруньей. Второй раз — уже убедительно, на койке для УЗИ, с животом, измазанным гелем, возле пустого монитора с изображением собственного нутра. (Похожий медицинский образ, к слову, использовался Раду Жуде в «Истерзанных сердцах», когда в снимке рентгеновского аппарата отображались титрами мысли главного героя.) Можно здесь углядеть антиабортный месседж, но более вероятно, что Алис вслед за школой и радостями пубертата разочаровалась в институтах взрослой жизни — дружбе, любви, семье. И на месте этих великих иллюзий осталась лишь пустота.