«Кто же он такой, этот Андрей Бузыкин?»: к 90-летию Олега Басилашвили

Как актер я сложился и сформировался в театре под руководством выдающегося мастера современной сцены Г. А. Товстоногова. Театр — это мой дом, это то, чем я живу изо дня в день. Но в кинематографе для актера тоже заключена своя притягательность. Кино дает возможность встретиться с новой для себя режиссурой, проверить себя на ином драматургическом материале. Кино дает актеру ощущение того, что он необходим, нужен всем вокруг. Наконец, кино требует от исполнителя особого профессионализма. Когда-то Станиславский в качестве главной тайны актерского искусства называл умение владеть своим вдохновением и вызывать его тогда, когда имя актера значится на афише. На съемочной площадке вдохновение приходится вызывать в себе неоднократно, ровно столько раз, сколько дублей снимает режиссер.

Моя судьба в театре и кино складывалась по-разному. В театре мне посчастливилось играть в классических произведениях. Толстой, Чехов, Гоголь, Диккенс, Горький. Творчество каждого из них — это необъятный мир, это свой способ осмысления жизни, формирующий мировоззренческую позицию.

И все-таки, если не удается встретиться с героями своего времени, всегда остается невосполнимая пустота. Правда, мне и здесь сетовать на судьбу не приходится — в моем театральном репертуаре пьесы Розова, Арбузова, Штейна, Радзинского, Жуховицкого и многих других. Роли в этих пьесах были несхожие, но всякий раз я пытался найти в своих героях приметы нашей жизни 60–70-х годов. Ведь каждый из этих героев — частица времени, его породившего. Впрочем, в большинстве своем это были скорее «антигерои» и люди, не захотевшие или не сумевшие себя реализовать, люди с нечетко выраженной жизненной установкой либо достигшие ложной самореализации. Таковы Славка Куклин из «Океана», Феликс из «Еще раз про любовь», в какой-то степени Шатунов из пьесы «Выпьем за Колумба». Мне и сейчас эти роли дороги тем, что в каждой из них мне удалось кое-что сказать и от себя.

С кинематографом я связан более 20 лет, но поначалу его интерес ко мне был несколько предвзятым. Меня приглашали играть либо героев прошлого, либо откровенно узнаваемых «отрицательных» современников. И хотя далеко не ото всех своих ранних ролей мне довелось испытать творческую радость, я глубоко убежден, что в конечном счете сыграны они были не зря, что исподволь шел процесс накопления необходимого актерского опыта. В последние годы диапазон моих киноработ несколько расширился, а кроме того, менее декларативными стали сами «отрицательные» персонажи. Вместо голых иллюстраций создатели кинопроизведений предлагают живые человеческие характеры, исследуют истоки формирования личности. С добрым чувством вспоминаю работу над ролью мученика навязчивой идеи обогащения Лоскутова («Возвращение Святого Луки»), врача Петра Ивановича, забывшего клятву Гиппократа и погрязшего в канцелярской рутине («Врача вызывали?»), слабохарактерного, но самозабвенно преданного искусству Южакова («Раба любви»), упоенного собой карьериста Самохвалова («Служебный роман»).

Но, как всякий актер, я мечтал в кино о такой роли современника, в которой мне бы удалось не только максимально реализовать свои актерские возможности, решить новые профессиональные задачи, но и высказать собственные мысли о жизни. Мне повезло. Режиссер Г. Данелия пригласил меня сниматься в фильме «Осенний марафон». Меня всегда привлекали пьесы и сценарии, написанные А. Володиным. У него не бывает самоповторов. Неожиданностью, свежестью мироощущения обрадовал меня и сценарий «Осеннего марафона». В режиссере Г. Данелии я встретил единомышленника. Нас, как мне представляется, объединила и любовь к драматургии Володина, и стремление рассказать простыми средствами о сложных проблемах, порожденных обычной с житейской точки зрения, даже тривиальной ситуацией.

Встреча с новым режиссером на съемочной площадке всегда требует от актера усилия. Ведь погружаешься одновременно и в стихию литературного первоисточника, и в стихию образного мышления режиссера, у которого уже, как правило, сложился свой взгляд на литературную первооснову, свое видение того, что он собирается делать. Будучи актером драматическим, я очень ценю в кинорежиссере серьезное отношение к репетиционному периоду, к подробной работе с исполнителем. Многие режиссеры, с которыми я работал, отличаются необычайно вдумчивым отношением к этому творческому этапу. Но Данелия в этом смысле даже застал меня врасплох. Задолго до съемок он вызвал меня в Москву, и наше творческое общение началось, прежде всего, с установления человеческих контактов. Мы много времени проводили вместе — гуляли, говорили, спорили. Режиссер приглядывался ко мне, внимательно меня изучал. Я понимал, что его интересует мой внутренний мир, мои симпатии и антипатии, индивидуальные особенности моего человеческого и актерского «я». К началу съемок у Георгия Николаевича сложилось вполне определенное обо мне представление, он уже понимал, что он может, а чего не может требовать от меня как исполнителя.

«Зачем ты играешь? — спросил он как-то раз на съемочной площадке. — Ты должен сыграть своего героя, не играя. Человек, от имени которого ты существуешь, — один из многих, он ничем не примечателен и зауряден — в этом и есть «зерно роли».

Подступая к решению этой непростой задачи, мы долго выбирали натуру, затем снимали бесконечные проходы, пробежки моего героя, с тем чтобы героя как бы выхватить из жизненного потока, вплотную к нему приблизиться и повести о нем рассказ. В фильме мой герой не просто главное действующее лицо, он существует как некое магнитное поле, к которому так или иначе притянуты судьбы остальных персонажей.

Кто же он такой, этот Андрей Павлович Бузыкин? Хороший переводчик, умный добрый человек, волею обстоятельств обреченный совершать изнурительный марафон между двумя любящими его женщинами и окончательно запутавшийся не только в своих домашних, но и в профессиональных делах. И от всего этого глубоко несчастный. Но только ли по вине обстоятельств? Разумеется, нет. Атмосфера, в которой существует Андрей Павлович, вернее, которую он сам вокруг себя создает, — это атмосфера вынужденной и, как ему кажется, спасительной полуправды. Настойчивое желание никого не обидеть, не задеть, не причинить боль оборачивается тем, что он постоянно ее причиняет, и в первую очередь самым близким и дорогим ему людям. Существует в мировой литературе такая вековечная проблема: проблема принятия решения. Так вот Андрей Павлович как раз сеет вокруг себя нерешительность и компромиссность, заводящие его в тупик. Неумение сказать нет, внутренняя бездейственность сводятся к капитуляции перед жизнью. Ни с кем, по сути дела, не вступая в конфликт в мире внешнем, Андрей Павлович все время несет конфликт в себе самом, ежеминутно подавляя его. Несоответствие между тем, что он хотел бы сделать, и тем, что он делает, душевно опустошает его.

Парадоксальность ситуации заключается в том, что, желая творить только добро, щедро отдавая то лучшее, что есть в нем самом, мой герой никому не в состоянии принести счастья...

С одной стороны, виной тому лишь его собственный характер, но с другой стороны, и это не менее важно для образа, драматичность существования героя обусловлена и той действительностью, которая окружает Бузыкина, обусловлена обстоятельствами, в которых он оказывается помимо собственной воли. Нередко самые добрые и бескорыстные желания и поступки его словно выворачиваются наизнанку, обращаются в свою противоположность, сталкиваясь во внешнем мире с непорядочностью или непониманием.

Такой характер изначально требовал особого подхода, точного и тонкого стилистического решения. Можно было сыграть трагедию талантливого человека, можно было — бытовую драму, то есть еще одну вариацию на тему любовного треугольника, или, наконец, пойти путем чистой комедийности. И в каждом случае получился бы свой фильм, на свою тему. В подзаголовке картины значится «печальная комедия». Но Данелия сразу призвал нас отказаться от облегченных комедийных ходов и во всем стараться исходить из логики существования персонажей. Подлинная жизнь сама по себе — сплав трагического и смешного, поэтому чем ближе к жизни окажутся герои, тем большую значительность обретут их судьбы. Смешное в «Осеннем марафоне» не требовало, даже исключало возможность специального обыгрывания, ибо возникало как обратная сторона, изнанка драматических ситуаций. И в этом смысле Данелия был беспощаден к себе и ко всем нам. Проблема жанра в картине решалась, как мне кажется, прежде всего через характер главного героя. Насколько нам это удалось, судить, конечно, зрителю, но мне хочется отметить тех, кто непосредственно со мной решал эту задачу. Я имею в виду своих замечательных партнерш — Н. Гундареву и М. Неёлову, актрис редкостной эмоциональной отдачи и заразительности... Странное чувство испытывает актер, расставаясь с героем, которого он сыграл. Целый год провел я с Андреем Павловичем, целый год прожил его незадачливой жизнью. Теперь надо перевести дух, осмотреться. Планов и предложений, конечно, много, предстоит большая работа, но какая именно, говорить повременю.