С 5 по 10 марта в московском кинотеатре «Иллюзион» пройдет «Эхо» XVII фестиваля «Дух огня», на котором покажут весь международный конкурс, почти всю внеконкурсную программу (а это фильмы с крупнейших мировых фестивалей — в первую очередь из Локарно, Венеции и Роттердама, впервые привезенные в Россию), а также новейшие российские короткометражки. Евгений Майзель рассказывает о некоторых из этих картин.
Жанр краткого гида-путеводителя предполагает жестокую прокрустову логику, предпочитающую целому — волюнтаристски выдранные из него части. За бортом этого обзора остались «София Антиполис» Вирджила Вернье, которому жюри под руководством Лава Диаса вручило главный приз «Духа Огня», — экспериментальное исследование отчуждения и насилия в интерьерах современного технопарка на Лазурном берегу; «Волшебный Фонарь» обладателя венецианского «Золотого Льва» Амира Надери из секции Crème de la Crème; «Самая красивая страна» мэтра независимой политической докудрамы Желимира Жилника; наконец, единственный российский фильм-участник международного конкурса — «Последняя песня вечера» Евгения Гранильщикова (о нем читайте в статье «Русское поле экспериментов» в номере 11-12 ИК за 2018 год) и другие картины, которые через несколько дней уедут из России, заставляя отечественных киноманов, не попавших на показы, бессильно кусать себе локти. А пока встречайте семь пунктов программы московского Эха XVII «Духа Огня».
Начнем, как заповедовал Господь, с малых сих. В этом году конкурс короткого метра, собравший 18 новых российских фильмов, впечатляет особой пестротой и эстетическим диапазоном, предлагая подчас взаимоисключающие художественные системы. Учащиеся киношкол (МШНК, СПбШНК, СПбГУКиТ и не только) конкурируют с выпускниками авторских мастерских (МИР-5), представителями современного искусства (Школа Родченко, ИПСИ) и даже с дерзкими самоучками, нередко способным дать дипломированным специалистам внушительную фору. Помимо дебютантов, составляющих большинство, в конкурсе принимают участие и вполне опытные кинематографисты, известные как собственными картинами, так и творческим участием в картинах коллег: в частности, свой эстетический «Манифест» представляют главный русский космист Даниил Зинченко («Эликсир», «50») и Тихон Пендюрин («50»), приложивший руку к большинству главных российских премьер последнего времени – от шедевров Анатолия Васильева («Осел») и Рустама Хамдамова («Мешок без дна») до полотен Алексея Федорченко («Война Анны») с Алексеем А. Германом («Довлатов»).
8 марта 17:30 Программа 1 + Q&A с режиссерами
Полнометражный режиссерский дебют 54-летнего немецкого культуролога, киноведа и продюсера, чья мировая премьера состоялась в Венеции на «Неделе критики». Неторопливая, но полная внутренней динамики экранизация одноименного романа Инго Шульце о нескольких гражданах ГДР (талантливом портном Лутце «Адаме» Френцеле, его жене и многочисленных подругах), решивших на исходе 80-х провести отпуск в ближнем зарубежье, на берегу озера Балатон. Почти мелодраматическая интроспективная история о кризисе отношений ловко сплетена с тем поистине психоделическим моментом конца 80-х, когда восточно-европейский соцлагерь почти бескровно прекратил свое существование, а железный занавес растворился в лучах новой эпохи, чьим символом в скором времени станет Объединенная Европа. По сравнению с перехваленной картиной Павла Павликовского, «Адам и Эвелин» — «Холодная война» не курильщика, но здорового человека.
Для тех, кто знает слово «остальгия»Тоска по социалистическому прошлому; для философских, если угодно, «ватников» — в нейтральном или сочувственном смысле этого слова.
Фильм был показан 5 марта
Есть явления, которым господствующее современное мировоззрение не способно дать вразумительного объяснения: мы можем лишь взирать на них — иногда со смутной тоской, подозрением, даже завистью, но как правило – не понимая. Таковы традиционные общества и в частности – племя крахо, обитающее на севере Бразилии и отличающееся от соседей открытостью и дружелюбием к чужакам. Главный герой — молодой Ихьяк Энрике Крахо — слышит голос умершего отца и чувствует, что против своей воли превращается в шамана. Стремясь избежать судьбы, предусмотренной для него могущественным местным божеством (Макао), он решает на время сбежать из деревни, несмотря на необходимость совершить поминальный обряд. Замысел фильма, снятого семейной парой на 16 мм, родился десять лет назад; три года длилось его производство, важной частью которого было установить доверительный контакт с племенем. Собственно, эта атмосфера и есть самое удивительное в картине, на ней и основан успех режиссуры — он в том, насколько лишенным фальши оказывается постановочный процесс (здесь, впрочем, уместно вспомнить, что один из соавторов, Жуан Салавиза, в прежние годы побеждал в конкурсах короткого метра Канна и Берлина). Отсылающий разом и к документалкам Вернера Херцога, и медитациям Апичатпона Вирасетакула, и к традициям латиноамериканского кинематографа, посвященного аборигенам, «Дождь» не то чтобы открывает новые территории, но демонстрирует безусловно высокий режиссерский класс и может быть смело рекомендован всем, кто тоже хочет, как дядюшка Бунми, знать свои прошлые жизни и хотя бы на пару часов погрузиться в густое, как мед, экранное время, текущее в недоступной для современного человека гармонии с окружающим природным порядком.
Фильм был показан 5 марта
От фильма, сочащегося природным бытием во всей его щедрости и простодушии, переходим к самому таинственному опусу «Духа Огня», к фильму-загадке, который недоброжелатели могут назвать и фильмом-пустышкой — несправедливо, но не совсем безосновательно, поскольку свое главное сюжетное событие он самым концептуальным образом оставляет за скобками, а утонченную игру с жанровыми фреймами явно предпочитает содержимому этих фреймов. Поздним летним вечером 1996 года американские школьницы, про которых мы знаем, что они вот-вот станут участницами какого-то жуткого кошмара, начинают травить, одна за другой, страшные байки. Прелюбопытнейшая дань минимализму и барокко, прерафаэлитам и готическим страшилкам, «Мир…» заслуживает особого синефильского внимания еще и благодаря личности его создателя: напомню, что в качестве продюсера Грэм Свон работает с самыми интересными независимыми режиссерами Нью-Йорка — с Джемом Коэном, Дэном Сэллитом, Тедом Фендтом, Риком д’Амброзом (о нем читайте в «берлинском» номере ИК за 2018 год).
Не синефилией единой жив «Дух огня». Для тех, кто взыскует так называемого зрительского кино и в то же время не приемлет оскорбительной квазиподростковой глупости традиционного мейнстрима, есть, к счастью, такой индийский хит, как «Тумбад», авторы которого не стесняются работать в броской китчевой эстетике сказки и красочного аттракциона, но притом сохраняют завидную ясность сознания; не обходят клише, но держат по отношению к ним осмысленную дистанцию. Один из соавторов, Адеш Прасад, известен российскому зрителю грандиозной философской мозаикой «Корабль Тесея», исследующей рынок органов и биотрансплантаций в современном мире. На этот раз авторы выступают в жанре исторической семейной саги, переходящей в бесконечно глумливый и все же далекий от цинизма хоррор, он же — притча о богатстве, в которой — как и во всех лучших фильмах «Духа огня» — как бы невзначай выбалтываются самые глубокие истины на свете.
От магии исторической («Адам и Эвелин»), природной («Дождь — это пение в деревне мертвых»), литературно-театральной («Мир полон тайн») и волшебно-мифологической («Тумбад») мы переходим к магии социального мира и социальных институтов — таинству, в совершении которого нет равных Фредрику Уайзмену, 89-летнему патриарху американской документалистики и одному из самых титулованных кинематографистов мира. Самая обыденная, социальная или институциональная, реальность в его картинах постепенно перерастает в бескрайний и совершенно незнакомый космос. Терпеливейший документалист на свете, известный беспрецедентно длинными, многочасовыми фильмами-погружениями, Уайзмен долгие годы избегал прямых политических высказываний, но эпоха Трампа заставила его изучить территорию электората нынешнего американского президента с тем, чтобы, как завещал Спиноза, не плакать, не смеяться, не проклинать, но понять, чем живет та самая, не учтенная социологами «республиканская» половина населения Соединенных Штатов Америки.
«Диадема» всей программы, «Португалка» приехала на «Дух огня» с берлинского «Форума» — и справедливо поставлена заключительной картиной «Эха», ее финальным аккордом. В этом фильме, чья магия несет оттенок опаснейшего колдовства, изысканно все: литературная основа (одноименный рассказ Роберта Музиля о войне и мире позднего Средневековья, вдохновленный картиной Тициана «Изабелла Португальская»); визуальный ряд (великий оператор Акасиу ди Алмейда, замечательные художники Роберто Азеведу Гомеш и Элза Брушелас); строгая режиссура Риты Азеведу Гомеш, наследующая эстетике и логике маньеризма; наконец, персона комментатора (культовая Ингрид Кавен, спутница и актриса Фассбиндера, снимавшаяся также у Даниэля Шмида, Вернера Шрётера, Рауля Руиса, Клэр Дени и Луки Гауданьино). Как и все лучшие фильмы XVII «Духа огня», «Португалка» содержит запредельные, почти непристойные откровения о бытии (в данном случае – о природе войны и мира), актуализируя вопрос, способна ли психика современного зрителя безнаказанно перенести такую плотность красоты и света.
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari