Софья ФедороваГлаз Маркова трудно с чем-то перепутать

Сергей Кулешов. Расскажи о себе.

Софья Федорова. Я режиссер. По образованию — режиссер игрового кино. В 2021 году закончила СПбГИКиТ, мастерскую Константина Лопушанского. В процессе обучения, правда, мы много снимали документальных работ, и я чувствовала, что это мне ближе. 

Сергей Кулешов. Всегда была интересна социально ориентированная документалистика? 

Софья Федорова. Тут у меня были разные стадии. Когда мне было 14‒15 лет, я очень много времени проводила с камерой. Мой отец, когда-то тоже окончивший режиссерский факультет, в тот момент посоветовал пойти к Марине Разбежкиной. Естественно, на меня-подростка ее подход произвел колоссальное впечатление. Это уже сейчас я совсем иначе оцениваю кино. Но тогда мгновенно приняла в себя весь этот непричесанный стиль съемки на Handycam.

Сергей Кулешов. Только его?

Софья Федорова. Бич любого автора, тем более подростка, — неуверенность в себе. Разбежкина же постоянно наглядно доказывала, что любой человек в силах взять камеру и, если в итоге высекается какая-то мысль, результат уже имеет право на существование. Главное — быть рядом с героем. Потом, когда училась у Лопушанского, поняла, что мне ближе, скажем так, «сокуровская» школа документального кино. Хотя «Спокойный район» и снят по «разбежкински», но это было продиктовано операторами, фактурой, другими обстоятельствами. Взаимодействие с героями оказалось чуть важнее, что ли, художественного решения. 

Сергей Кулешов. Как созрела идея фильма?

Софья Федорова. Я подрабатывала продюсером на малобюджетном авторском проекте, игровом фильме о наркозависимых. Режиссер Арсений Герасимов захотел позвать оператором Диму Маркова. Тогда он еще был довольно локальным фотографом, только недавно завел Instagram (соцсеть принадлежит компании Meta, признанной экстремистской и запрещенной на территории РФ). Еще можно было сказать «Мне нравится Дима Марков» и наткнуться на покерфейсы. Мы написали ему тогда проникновенное, почти фанатское письмо, позвали работать. Сначала Дима согласился, потом, когда понял, что перед ним большая кинокамера, механик, фокус-пуллер и огромная ответственность, застеснялся и вышел из проекта. Я запомнила тогда его слова: «Зовите документальное снимать, мне это интересно!»

Сергей Кулешов. У него же как раз журналистское образование было.

Софья Федорова. Точно. А уже через полтора-два года в рамках того же игрового фильма мы искали локацию для сцен в рехабе. Нужно было, чтобы на территории еще храм был. И для сюжета, и для фактуры. Марков посоветовал Пашитни, деревню в Псковской области. Там очень демократичные условия, нам сразу пошли на встречу. Первым, кого я там увидела, был Сева — ключевой, наверно, герой «Спокойного района», парень, который уже в 18 лет оказался там. 

Сергей Кулешов. И место подсказало киноязык? Как вы решали, на чем делать акценты?

Софья Федорова. У нас было очень мало времени, но Дима за первые пять минут нашел художественное решение. Он предложил почти все снимать на широкоугольный объектив. Потому что так, он сказал, «те, кто здесь оказался, видели мир во время пограничных состояний». И про рифму с широкими зрачками он говорил. Вообщем, в этом фильме много такого, что мне теперь хочется переделать, но только не это. Органичный этому фильму — и отчасти Маркову — подход, который в нем сразу выдает художника. 

Ну и вторым важным фактором стал герой — Сева. Мы сначала на нем очень концентрировались, но в процессе съемок поняли, что им одним этот фильм жить не может. И получилось, что он же нас познакомил с остальными.

Сергей Кулешов. Привел к вам другие истории.

Софья Федорова. Мы буквально в первую смену поехали колоть дрова. Там были его друзья, старший из которых, Вова, отсидел в тюрьме за убийство. И они там, при этом, невинные, человечные, перекидываются с нами дровами, шутят. Но при этом не хотелось из фильма делать панораму, расфокусировать внимание. Да и не вышло бы, там максимальная загрузка — 30 человек.

Сергей Кулешов. В фильме герои очищены от стереотипов, вы на них смотрите как на людей без добавочной стоимости в виде аддикций. А твое отношение к тем, кто в кадре, к концу съемок как-то изменилось в этом смысле?

Софья Федорова. Все, что могу сказать, — меня все время работы над фильмом не покидала надежда, что они выправят свои жизни. Что всех ждет долгая ремиссия. Но в итоге… В итоге ни у кого из них не получилось. Тешить себя надеждами было глупо, наверно, но без них не хотелось работать. Думала, ну, Сева стопроцентно справится. А он одним из первых сорвался.

Сергей Кулешов. Присутствие Маркова, его контакт с героями очевидно повлияли на фильм. Что было особенного в его общении с этими людьми?

Софья Федорова. Моменты особенного раскрытия героев перед камерой случились благодаря Диме. Как бы я ни пыталась, между мной и Сеней, между мной и другими ребятами всегда была какая-то стена. А Дима мгновенно находил с ними общий язык. Они вообще не замечали камеру в его руках. Для них она была его, Димы, прямым продолжением. Поэтому кино вышло таким откровенным. В фильме есть его уникальная интонация наблюдения. Глаз Маркова трудно с чем-то перепутать. Как и в живописи, я вот не перепутаю Пепперштейна с любым другим художником. Вот и Дима, только он мог фиксироваться на чем-то непредумышленном — на хлеву, на деревянном нужнике, на пепельнице — и делать все это атрибутами своего взгляда.

Сергей Кулешов. Мы говорили про Разбежкину, но я весь фильм не мог отделаться от совпадений, как ни странно, с Дарденнами. Тут есть соседство сразу двух точек зрения — наблюдателя, который ищет достоверность через отстранение, и практически прямого участника событий. Может, это от вашей синергии произошло: ты работаешь как документалист, внимательно изучаешь фактуру, а Марков организует близкий контакт с реальностью.

Софья Федорова. Вообще, перед съемками я планировала действовать как Крис Маркер. То есть это наблюдение, о котором ты говоришь, возвести в абсолют. Хотелось просто приехать и найти что-то важное в самой органике места. А уже когда оказались там, вдруг выяснилось — это нечто родное. Мы мгновенно стали брататься с героями, как будто жили тут уже 800 лет. 

Еще в дело вмешалась аура самого Маркова. Он на тот момент уже был знаменитостью: интервью Дудя (признан Минюстом иностранным агентом на территории РФ), мемы с его фотографиями, признание в интернете. И ребята в рехабе к нему относились как к настоящему кумиру. Уважение только окрепло, когда оказалось, что звезда крепко стоит на земле, обеими ногами, остается честным и веселым. Они все ему респектовали, сами подходили, искали с ним общения.

Сергей Кулешов. В российском авторском кино, не в журналистских фильмах, рехабы — все еще табу?

Софья Федорова. В начале 2010-х об этом много снимали. А сейчас я такого почти не вижу. Наверно, зависит от оптики. Ты о каких фильмах говоришь — с той или с обратной стороны?

Сергей Кулешов. Ты о чем?

Софья Федорова. Ну вот Дима, он был с той стороны, для него это личная тема. Отсюда особенности ракурса. Думаю, когда на людей в рехабах смотрят как на зверушек, никакого кино получиться не может.

Если человек внутренне осуждает таких героев, стигматизирует их, то получается штамп и кино разваливается. Есть же стереотип — «зависимости нет, депрессии нет, сходите побегайте и придите в себя». 

Сергей Кулешов. Но у вас в фильме явно есть место для надежды.

Софья Федорова. Для меня — абсолютно. Все, кто там находятся, ежедневно верят в то, что справятся с зависимостью. Даже так — они в этом убеждены. Встают с утра с мыслью, что сойдут с кривой дороги. И то, что они организуются в своеобразное братство, в эдакий школьный класс, помогает каждому. Другое дело, что программа у них поэтапная: после полугода в рехабе у монастыря они едут в Санкт-Петербург, где еще полгода им снимают социальную квартиру на Обводном канале. Там тоже храм, похожим образом организован досуг, им дают работу. И после года трезвости они, наконец, выходят во взрослую жизнь. Где-то в этой точке и поджидают проблемы. Снимают себе жилье где-то в Мурино, и там — сложности, атомизация, соблазны.

Сергей Кулешов. В фильме при этом почти нет скорби. Сожаления — да, но без трагизма.

Софья Федорова. У них там нет ее толком. Много молитв, отказ от отчаяния, которое и тащит тебя обратно в бездну. Этот отказ — первая ступень «12 шагов». Многие из них потеряли все, но вполне буднично говорят, что болеют гепатитом или о том, что печень почти не работает. Единственная больная тема — родители, родственники. Если вдруг у кого-то в семье случается горе, вокруг него сплачиваются и поддерживают. Но для камеры эти вещи строго табуированы. Если ты помнишь, фильм начинается с того, что Сева звонит отцу и спрашивает: «Пап, можно я скажу, что ты зависимый в завязке?» И понятно, что за мальчишкой, который в 18 лет оказался в рехабе, стоит сложная, травматичная история, семейная драма. Он об этом говорил с большой скорбью — но исключительно за кадром.

Сергей Кулешов. Какая судьба у фильма складывается?

Софья Федорова. Никакая. Нам не дали прокатного удостоверения. Тема трудная, время такое же. Думаю, что еще и накопилась в свое время усталость от фильмов на подобную тему, как мы уже говорили. Показались несколько раз за рубежом, сделали пару киноклубных сеансов. На российские фестивали, как ты понимаешь, нам без прокатного дорога заказана.

Сергей Кулешов. И что дальше?

Софья Федорова. Ну, если ты тотальный автор — сам себе режиссер, оператор, монтажер и т. п. — надо просто работать. Ощущение, что в России зрителя у документального кино все меньше. В Европе, как мы все знаем, механизмы отлажены лучше. Тут это не может быть чем-то большим, чем хобби. И денег не заработаешь, только если повезет.

Сергей Кулешов. Есть пример Маши Черной, чьи «Осколки» сейчас активно ездят по миру[интервью с Машей Черной можно прочитать в новом печатном номере журнала — прим. ред.].

Софья Федорова. Маша Черная вообще исключительный талант и очень хороший человек, мы знакомы. И все равно, сужается пространство для разговора, в том числе из-за недостатка зрительского внимания. Так происходит не только здесь: мы в Ташкенте собирались интернациональной группой документалистов и просто безостановочно обменивались поддержкой. В среде своих ее все еще можно найти и наполниться ею до следующей встречи.

Сергей Кулешов. Давай еще про Маркова пару слов. В нем ведь было много этой самой молодости, так?

Софья Федорова. Он был очень молодым. Я опасаюсь говорить слово «ребенок»… Оно может звучать не слишком лестно, но да, он был абсолютным подростком, со всеми плюсами и минусами. Про всех зависимых принято так говорить, однако Дима был лишен какого-либо отчаяния, о котором я раньше упоминала. Зоркий, любопытный, открытый. 

Сергей Кулешов. Ты успела ему показать финальную сборку фильма?

Софья Федорова. Нет, он видел только черновую версию. Промежуточную, не самую удачную. Но тут еще одно свойство Димы проявилось: чрезвычайная вежливость, природная деликатность. Даже если бы ему не понравилось, он бы никогда не сказал этого. Насколько я успела его понять, он хорошо знал цену ранимости любого автора. Так что, думаю, своей поддержкой и аккуратностью он меня уберег. Это был вежливый ребенок.