Пепе — наш: «Ништяк, браток» — фильм о лягушонке, который стал мемом, а потом новой свастикой

Он был когда-то странной лягушкой популярной. Пепе появился в комиксе-альманахе «Пацанский клуб» (2006) Мэтта Фьюри (не путать с Ником). Один из квартета друзей, которые живут вместе, балбесничают, кидалтово оттягивают вступление в так называемую взрослую жизнь. Фьюри с детства обожал лягушек — и также одержимо их рисовал. Пепе был его любимцем, божеством расслабона, которому он, в частности, подарил трогательный детский мемуар. Как-то Фьюри зашел туалет, а там кто-то из знакомых опустошал мочевой пузырь с таким оттягом и наслаждением, что спущенные до пола трусы и пара капель на унитазе дополняли картину абсолютного задрипанного дзена. Скетч заканчивалась диалогом Пепе с корешом:

— Пепе, я слышал, ты спустил трусы до пола, когда мочился…

— Ништяк, браток (Feels good man).

Эту страницу в 2005-м Фьюри решил выложить на страничку в MySpace — это были времена, когда люди им пользовались, — а через какое-то время стал замечать, что поклонники силовых тренировок выкладывают накачанные фотографии с подписью Feels good man. Совпадение, подумал Штирлиц, но история Пепе в интернете только началась.

Long story short: три года спустя отсканированную страницу с Пепе выложили на анонимный форум 4chan, созданный в 2003-м. С тех пор Форчан превратился в самый популярный имиджборд в мире, а Пепе стал эмоциональным проводником жителей сети. Фраза feels good man и лицо лягушонка, которое легко мог нарисовать человек без особых художественных навыков, отражали целый спектр переживаний тех, для кого жизнь протекала преимущественно в виртуальной среде. Популярность Пепе росла так же стремительно, как и размножались его вариации (плодовитость, впрочем, свойственна лягушкам). В него влюблялись дети и знаменитости, но вскоре Пепе стал символом сопротивления американской мечте и чуме успеха, которую принято транслировать в социальных сетях. На 4chan’е появились изображения с лягушонком, который истребляет «нормис» (тех, кто обожает свою нормальную приятную жизнь). Следом Пепе стал символом белого превосходства и президентской кампании Дональда Трампа, которого — из-за внешнего сходства — довольно быстро «опепили» — изобразили с характерным выражением лица.

Фьюри все это время, мягко сказать, удивлялся, как его детище — даже не сам персонаж, а всего лишь кадр — обрел такой неимоверный вес, вырвался из-под колпака автора, стал не просто популярным, но символом — хикканов, интернетцев, а следом и альтрайтов. Если сольная карьера Пепе еще вызывала у художника растерянную улыбку («Что я могу сделать?»), то превращение лягушки в символ ненависти и «новую свастику» — уже подлинный ужас. (По иронии, незадолго до правого поворота в жизни Пепе Фьюри решил наконец что-то поиметь с вирусной славы — и выпустил небольшую линейку мерча; когда трясина ненависти присвоила Пепе, художник собрал всю партию и запер у подруги в гараже.)

Отчаяние Фьюри достигло таких масштабов, что в 2017-м он убивает Пепе, тем самым лишь обрадовав тех, кто присвоил лягушонка. «Пепе — наш», — писали на 4chan’е, как будто обрели Крым. Помогли старые добрые суды, через которые Фьюри удалось убрать Пепе с трампистских обложек и постеров. Фильм Артура Джонса заканчивается подобием хеппи-энда — хотя, как известно, ресурс ненависти неисчерпаем, а война за образы не заканчивается никогда.

«Ништяк, браток» можно смотреть как впечатляющий политический триллер, очередную попытку разобраться, как же Трамп с его выходками и пещерными взглядами умудрился выиграть на президентских выборах. Параллель с Пепе тут выглядит удачно, и не только потому, что кандидат-миллиардер стал символом, фигой в кармане для толерантных «нормис» (что не предполагает тождество завсегдатаев Форчана и сторонников белого превосходства). Строго говоря, это вообще история про то, как восприятие и скоростной интернет в частности отделяет образ от человека/персонажа, наделяя его своими смыслами. И этим смыслам тоже готовы поклоняться, принося жертвы в виде форса — бесконечного распространения.

Тут Джонс — еще на ранней стадии популярности Пепе — предусмотрительно обращается к Сьюзан Блэкмор, психологине и исследовательнице теории мемов. Смешливое словечко из трех букв, которое сегодня ассоциируется с хохмами, забавными и страшными, появилось в 1976 году благодаря эволюционному биологу Ричарду Докинзу, который нарек так базовую единицу культурной информации. Мелодии, сапожки, блики а-ля 80-е в кино — все это такие же мемы, как смешные картинки с лягушонком. Одни из них плодятся в таком числе, что начинают утомлять, другие не приживаются и умирают, непонятые моментом.

Блэкмор появляется в фильме еще в мирное время — до страшных историй про подростков, которые едут убивать «нормис», а разъяренная толпа молодчиков превозносит Трампа. Как только фильм достигает точки хаоса, на сцену выходит Джон Майкл Грир — писатель, ученый, оккультист, который задвигает полу-убедительную-полубезумную телегу о том, как образ может быть наделен магической силой. Эту хтоническая энергию «отверженных» — жителей сети или альтрайтов — и аккумулировал Пепе.

Шутки шутками, но «просто мем» Пепе за годы путешествия по бесконечности всемирной Сети обрел такой статус, что не удивительно найти в его генеалогическом древе древнеегипетское божество тьмы со звучным именем Кек. Эта трехбуквенная конструкция стала побратимом словечка «лол», которая заменила интернет-общению смех (промежуточная стадия — смайлик).

Роль лягушки в информационном и культурном поле человека — отдельная тема для исследования. Легко вспоминаются многочисленные заколдованные принцы и друзья американских детей Квак и Жаб (1970-1979), а также их старший английский товарищ мистер Жабб из «Ветра в ивах» (1908) и фактурные лягушки из «Дюймовочки», которые врывались в детскую советскую психику мультфильмом 1964-го. Иконы телевидения лягушонок Кермит из «Маппет-шоу» (с 1955-го), мультяшка Мичиган Джей Фрог из ватаги Looney Tunes (тоже с 1955-го) и легендарная гипножаба из «Футурамы» (1999-2013). Чуть в тени — зловредный Аогаэру из «Унесенной призраками» (2001) и вечно меняющий имя лягуш из «По ту сторону изгороди» (2014). Не стоит забывать и про культовую серию видеоигр Battletoads (1991-1994), вдохновленную «Черепашками-ниндзя», а также предтечу Пепе — короля вирусной популярности Крэйзи Фрога, который в начале нулевых летал по всем экранам России и не только, а также кряхтел из каждого мобильника.

Дэвид Линч ошибался: не совы, а лягушки — не то, чем кажутся. В конспирологическом угаре можно представить теорию фрогоганды — по аналогии с копогандой (работой полицейского ведомства по улучшению имиджа при помощи маскульта). Если же снять шапочку из фольги, то «Ништяк, браток» задается другим крайне актуальным вопросом: может ли сегодня что-то быть «просто картинкой». Очевидно, что история Пепе — это пранк, вышедший из-под контроля, настоящая мифогенная война каст. Глядя на незамысловатый портрет миллионы людей отчего-то решали, что Пепе — такой же, как они, а потому принимались наделять его своими чертами, втягивать его в свою классовую или политическую войну. И пока художник Фьюри недоуменно разводил руками, его любящий помочиться лягушонок превратился в «свастику».

Feels good man вообще редкий фильм, который пытается осмыслить цифровую реальность не через футуристический прогноз, который сразу обещает полное виртуалити, технофобскую страшилку, опирающуюся на давнишние разработки авторов научной-фантастики, или историю успеха с говорящими головами, вспоминающими, как изобрели интернет или фейсбук. Артур Джонс в путешествии за лягушонком выбирает несколько узловых точек в новейшей истории Сети, в том числе — проходит мимо постироничной мантры «Это все прикол». Один из актов документального триллера намекает, что душное триктерство под анонимным грифом — не порок, но питательная среда для тех, кто действительно подумываем взять ружье. Информационные пузыри и освобождающая безликость создают обманчивое представление о масштабах; потому и ключевой политический прием XXI века — нагнать в комментарии к оппозиционерам возмущенных ботов, симулирующих единое большинство.

И это полицейский разворот поперек всех антиутопий, где анонимность даровала освобождение и благо. В знаменитом комиксе Алана Мура «V — значит Вендетта» (1982-1989) нацепивший маску Гая Фокса V мечтал зажечь свечу, которую Англия не забудет никогдаФразу «Сегодня, милостью Божьей, мы зажжем в Англии такую свечу, которую, я верю, им не погасить никогда» по ошибке приписывают как раз Фоксу во время Порохового заговора, но на самом деле ее произнес епископ-протестант Хью Латимер — прим. А.Ф., чтобы уничтожить гиперболизированный диктат Тэтчер. Ключевой вопрос — какой дивный новый мир мы считает утопией, а какой нет. Как и Гай Фокс, Пепе стал маской борьбы с диктатом: толерантности для одних и нормальности для других.

Тут «Ништяк, браток» противопоставляет череде абстракций — нарисованный лягушонок, анонимы из интернета, трамписты — конкретного Мэтту Фьюри, который потерял в медийной мясорубке частичку себя. Столкнулся с тем, как его «ништяк» превратился в «фальшак» — мерч, мем, звезду, штамп, символ ненависти и даже криптовалюту (отдельный микросюжет посвящен торговле редкими изображениями Пепе). Хотя знакомые художника — среди них, например, Лиза Ханавальт, придумавшая мультсериал «Тука и Берти» (2019), — приписывают ему ауру чуть ли не рок-звезды, со стороны Фьюри напоминает героев Джада Аппатоу, которые сидят в подвальчике на продавленном диване или на заднем дворе, оттягиваясь в компании косяка. Такими были и квазибиографические герои «Пацанского клуба». Подключение ко всему миру через интернет открыло Фьюри не только вдохновляющие знакомства и позитивное внимание, но и свинцовое чувство ответственности за персонажа, ставшего маской и зажившего своей жизнью. Несмотря на оптимистичный финал, эта история заставляет крепко задуматься в извечном выборе заметности: кайф или больше.