Авторы номера исследуют переходы между различными видами искусства, включая адаптацию литературы в кино и видеоигр в другие жанры. В номере обсуждаются современные российские экранизации, переосмысление традиционных форм искусства и феномен "автофикшн" в творчестве его представителей.

Я в домике: «Гнездо» Шона Дуркина — готический триллер с Джудом Лоу

«Гнездо», 2020

2 февраля закончился фестиваль американского независимого Sundance. Лучшим драматическим фильмом признали ленту Minari («Угроза» или «Угрожая» по-латыни). 1980-е, семилетний американец корейского происхождения переезжает вместе с родителями — и пытается привыкнуть к новой жизни. Похожие коллизии есть и в внеконкурсной жемчужине смотра — «Гнезде» Шона Дуркина: 80-е, переезд, зазор между реальным и воображаемым. Юлия Гулян рассказывает, как режиссер «Марты, Марси Мэй, Марлен» справился с «синдромом второго альбома» и что роднит «Гнездо» с послевоенной женской готикой. 24 сентября фильм выходит в российский прокат.

Кинофестивали любят показывать вторые фильмы некогда открытых ими же режиссеров. Те, таким образом, отдают дань отборщикам, некогда разглядевшим в дебютантах талант. Из-за этой традиции второй полнометражный фильм фестивального режиссера-любимчика вызывает столько же опаски, сколько интереса. Так, показанная в этом году на Sundance «Венди» Бена Зайтлина (его «Звери дикого юга» были триумфаторами фестиваля в 2012-м) оказалась полной самоповторов блеклой, хоть и, очевидно, очень дорогой сказкой ни для детей, ни для взрослых; обещающие первоклассный абсурд «Кажиллионеры» Миранды Джулай (спецприз Sundance и каннская Золотая Камера за «Я, ты и все, кого мы знаем» в 2005-м) затерялись среди более остроумных и злободневных высказываний, которыми славится фестиваль. А вот «Гнездо» Шона Дуркина, похоже, успешно избежало «синдрома второго альбома» — впрочем, режиссер никуда и не спешил, как часто бывает с ярко выстрелившими дебютантами.

Шон Дуркин впервые приехал на Sundance с дебютным фильмом «Марта, Марси Мэй, Марлен» в 2011-м и увез приз за режиссуру. Психологическая драма о девушке (блистательный дебют Элизабет Олсен), не находящей места в семье сестры после двух лет изоляции в религиозной коммуне, была принята более чем благосклонно. Тогда режиссеру за действительно искусную работу с актерами простили и сценарные огрехи, и не всегда оправданную выразительность. Спустя два года Дуркин снял мини-сериал «Саутклифф» и пропал с радаров на семь лет, чтобы вернуться на Sundance с еще более звездным составом и более мрачной семейной драмой.

«Марта, Марси Мэй, Марлен», 2011

Рори (Джуд Лоу) — непоседливый и не очень удачливый инвестиционный брокер, уговаривает семью переехать из Америки в его родную Англию: там ему обещают хорошие перспективы. Жена Эллисон (Керри Кун) колеблется — за последние десять лет они не раз переезжали, и ни к чему хорошему это не привело. Тем более они только обустроились: Эллисон работает с любимыми лошадьми, старшая дочь от первого брака занимается гимнастикой, а младший сын Бен, разумеется, не хочет оставлять школьных друзей. Но сопротивляться бесполезно, и вот семья въезжает в новый дом в Суррее — графстве к югу от Лондона. Дом слишком большой (и, как говорит Бен, жутковатый), зато можно построить конюшню и перевезти любимую лошадь Эллисон, а сына отправить в престижную школу и устроить ему футбольное поле на заднем дворе. Рори как тинейджер радуется возможности шикануть, да и новая должность обязывает, а эпоха — тем более.

История разворачивается в 1986-м — не только потому, что так разительнее видна разница между английской и американской жизнью (Дуркин и сам пережил несколько переездов из Англии в Америку и обратно в 80-е). Работа инвестиционного брокера в те годы требовала физического присутствия.

1980-е — торжество гламура: навороченные прически, эксцентричные костюмы, меха по любому поводу. Тем трагичнее фигура Рори, одержимого видимостью богатства и роскоши, тем драматичнее оказывается падение, когда этот мыльный пузырь — fake it till you make it — лопается: днем Эллисон идет от отчаяния устраиваться работать на ферму, а вечером в шубе и открытом платье подыгрывает мужу на светском ужине. Долго такую шизофреническую ситуацию здоровый человек вынести не может.

Но у Рори в голове легко укладывается реальное и воображаемое. Без зазрения совести он сначала невинно приукрашивает, а потом и врет начальнику, партнерам да даже матери, которую не видел десять лет. Показывает ей неполную фотографию семьи: старшая приемная дочь будто случайно не попала в кадр — значит, и рассказывать о ней не обязательно. Чем дальше, тем больше персонаж Джуда Лоу закапывается в собственной (опять же по-детски беззастенчивой) лжи — и сильнее отдаляется от семьи, что заметно и в художественных решениях Дуркина. Режиссер отгораживает Рори от жены, дочери и сына, погружая его то в сумрачный дверной проем, то в глухую тень: кажется, тьма вот-вот поглотит его, оставив семью на освещенной части кадра. Такая до маньеризма яркая визуальность уравновешена в «Гнезде» композиционной и ритмической дотошностью, что роднит фильм с хитом прошлогоднего Sundance — «Сувениром» Джоанны Хогг — еще одной истории трагического узнавания тихого монстра в самом близком человеке. Оператор Матьяс Эрдели, больше всего известный по работе в «Сыне Саула», и в «Гнезде» доводит экзистенциальный ужас до практически тактильного ощущения.

Джуд Лоу с Шоном Дуркиным на съемках фильма

Дуркин вообще говорит много о фактуре двух миров, которые так сильно отличались в 80-е. В фильме он помимо прочего обнаруживает слой, который называют haptic visuality: осязаемыми больше, чем видимыми, на экране становятся не только многочисленные значимые текстуры — от шероховатой ткани неуютного платья до гладкой шерстки любимого животного. Тактильно ощутимой становится и сама враждебность, зреющая внутри семьи, в первую очередь — к Рори, в котором одержимость разбогатеть перевешивает все доброе.

Минималистичные декорации дома, расчерченные параллельными прямыми сцены в городе или офисе сосуществуют с избыточностью природы, которая, как бы ни хотелось ее обуздать, рано или поздно берет верх. Тем более зыбким видится существование героев в новой реальности: кажется, в этом доме материализуются кошмары каждого, неподвластны становятся ни внутренние демоны, ни внешние проявления природы, с которой до этого герои — особенно Эллисон — ощущали тесную связь.

А может, все дело действительно в жутковатом доме? Эллисон, оставаясь практически всегда втроем с детьми, пока муж пропадает допоздна в Лондоне, постепенно теряет внутреннее равновесие. Изолированность отчуждает членов семьи друг от друга, и вот Эллисон уже кричит детям, что не узнает их, а те, оставшись дома одни, разобщаются между собой.

Шон Дуркин, Энн Рейд, Джуд Лоу и Чарли Шотуэлл

В таком же доме сходила с ума героиня «Невинных» (1961) Джека Клейтона, не понимая, разыгрывают ли дети ее, или это игры ее больного разума. В таком же жутковатом доме не находила себе места хичкоковская Ребекка. В «Гнезде» вообще много от послевоенной женской готики — «Винтовой лестницы» (1946) Сьодмака, «Тайны за дверью» (1948) Ланга, «Газового света» (1944) Кьюкора. Так, Эллисон, в отличие от Рори, больше всего боится не разорения, а потери свободы, возвращения патриархальной семьи. Джуд Лоу же идеально подходит на роль рокового мужчины — бодрого сангвиника, в миг обращающегося то в грозного и печального байронического героя, то в порочного ироника и обвинителя. О жене в минуты разлада Рори говорит как о сумасшедшей, на которую не стоит обращать внимания.

И снова Дуркин, как в «Марси», играет с памятью, мешая воспоминания с реальностью. Особенно когда герои сами выходят из сна, и еще не могут вспомнить, где они проснулись. Как приходила в себя растерянная Марси, так же просыпается и Эллисон — то ли на новом месте в Англии, то ли в навсегда оставленном доме в Америке. Реальность окрашивает воспоминания в уже куда более мрачные краски. Но Дуркин опять напоминает: семья — не карточный домик, она не рассыпается от порыва ветра или ярости, но коченеет от ужаса узнавания — и этот застывший портрет и становится главным объектом исследования Дуркина.

Как и «Марси», фильм обрывается на полуслове — и снова это не имеет большого значения: работы Дуркина всегда были в меньшей степени о сюжете, в большей — о тягучем ритме, с которым взвинчивается пружина экзистенциального ужаса каждого домочадца. Режиссер и не стремится дать ответы на все вопросы — зато саспенс держит мастерски. Это ли не главная цель фильма ужасов, пусть даже замаскированного под семейную психологическую драму.

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Safari