Фильм «Хей, бро!», победитель национального конкурса Beat Film Festival в 2018 году, впервые в сети. О том, что этот фильм формулирует о двух скейтерах из парка Горького и новом поколении, — в тексте директора Beat Film Festival Алены Бочаровой из номера 5/6 журнала «Искусство кино» за 2018 год.
«Хей, бро» с первых сцен десантирует зрителя в самый эпицентр приключений, вращений героев. Грубая лирика рэпера Фейса — на полную громкость; поцелуй взасос — так близко, что чувствуется дыхание; танцы — девичья попа крупным планом заходится в тверке; водка — из горла и на спор. С первых секунд нам обещают путешествие по закоулкам новой реальности русского поколения Y — тех, кто родился на излете 90-х. И вот мы уже катимся на скейте по Садовому кольцу, перепрыгивая через ручейки неуложенной плитки, пролетая мимо тачек с цементом, и оказываемся на скамейке в Парке Горького, в одном из главных мест силы героев и повествования. Вот они, два парня, 18 и 25 лет. Тот, что помладше, Марк, носит галстук и неразлучен со скейтом; Кирилл, что постарше, — мастер ходить по перилам мостов и рулевой, определяющий траекторию их передвижений. Они знакомы всего месяц и с тех пор, не разлучаясь, исследуют город, жизнь и себя.
Режиссер Александр Элькан исследует их мир, примеряя их оптику, акцентируя их лексику и ритм. Возможно, кто-то назовет их бездельниками. Но в фильме они всегда при деле. У них полно юношеских занятий. Склеить девушек (точнее, грамотно к ним подкатить). Выпить пива (в супермаркете они ставят батарею бутылок на скейт и катят их к кассе). Попасть на закрытую вечеринку, пробравшись мимо охраны. Или вовсе прокатиться в Крым на маршрутке. Постепенно и быстро складывается апгрейд жанра фильмов о молодежи и молодежной культуре. Портрет поколения миллениалов, которые вышли из инстаграм-фида в реальный мир.
Бесконечная обсценная лексика, без которой не обходится буквально ни одна сцена, напоминает о другом российском фильме — о «Девочках» Валерии Гай Германики. 14-летние героини играли там самих себя, скучающих школьниц на летних каникулах. Они катались на тарзанке в Крылатском, танцевали с мальчишками под Верку Сердючку, пили слабоалкогольные коктейли в подъездах многоэтажек. Германика открывала социальные карты своих героинь, показывала их родственников, запускала зрителя в квартиры, всматривалась в группу «обычных школьниц» и тем самым — и все-таки неожиданно — добивалась шокового эффекта. Девочки пробовали взрослую жизнь на вкус, стараясь испытать свободу пока на уровне физиологии. Герои «Хей, бро» другие. Они не представляют хоть какую-то внятную социальную группу. Их социальный код намеренно неоднозначен: они не хипстеры и не студенты, не модники и не фрики, не ушедшие в отрыв дети из хороших семей и не пацаны с неблагополучных окраин. Они — образ молодости как таковой и поколения, чья практика — повседневность — воспринимается универсальной. Точно знаешь: какой-нибудь их ровесник мог бы так же гулять по перилам Бруклинского моста в Нью-йорке, распивать спиртное в берлинском метро или отправиться автостопом из Бостона в Сан-Франциско.
Несмотря на смысловую, стилистическую и техническую разницу («Девочки» — кино еще доцифровой эпохи), эти фильмы, точнее их режиссеров, роднит фигура учителя — Марины Разбежкиной. Поймать в зрачок и запечатлеть реальность — вот главная ценность, достичь которую она побуждает. И Элькан легко (или только так кажется) этой цели достигает. Реальность в его фильме пульсирует и выходит из берегов, как будто ты случайно попал в компанию малознакомых людей, которые взяли тебя в странное и волнующее путешествие. По ходу фильма-трипа вдруг выясняется, например, что Москва-река, из которой Марк вылавливает скейт, глубиной по колено. Или что в недрах пивбара «Кружка» ночами происходят невероятные рейвы. В финальном монологе Кирилл как бы философически формулирует, что они могут все что угодно создать за одну ночь, что им не надо ничего планировать. Так объясняется и лихой замысел режиссера — зафиксировать процесс проживания, созидания потока существования своих сверстников.
В 2017 году на Beat Film Festival был показан польский фильм «Все бессонные ночи» о похождениях молодых 20-летних повес в Варшаве. В Москве, как, впрочем, и на многих фестивалях, начиная с премьеры на Sundance, не утихали споры о соотношении в том фильме постановочных эпизодов и документальных. Режиссер Михал Марчак не скрывал, что некоторые сцены он спровоцировал, что был сценарий, а связи между героями, как, например, отношения с их девушками, в действительности были иными, чем в фильме. По движухе героев, по настроению и даже сюжету «Хей, бро» — это, безусловно, русские «Все бессонные ночи». Но, в отличие от Марчака, который к моменту съемок «Ночей» уже сделал несколько крепких фестивальных хитов вроде «Идите лесом», Элькан находится в более непосредственных отношениях со своими героями. Он прежде всего подсматривает за ними и ловит моменты, чтобы запечатлеть их пластику. Попытка режиссера вручить им камеру, чтобы они сами снимали себя, привела, можно сказать, к фиаско. Из этих съемок в фильм попали лишь один монолог в маршрутке и сцена подводного плавания в крымском бассейне. Элькан иронически замечает, что это, наверное, единственная сцена подводных съемок в современном российском документальном кино.
Конечно, режиссеру повезло с героями. Их история дружбы проходит все стадии приязни и столкновений — от щенячьего дуракаваляния в траве до кровавых драк. Если в фильме Марчака чувствуется рука автора, направляющая связь персонажей, то Элькан действует иначе — смелее и осторожнее одновременно. Возникает ощущение, что герои сами затаскивают тебя на какой-то дикий аттракцион, и ты катишься с ними по американским горкам, петляя, переворачиваясь, затаив дыхание, — так долго, чтобы и ритм происходящего, и пейзаж за окном успели примелькаться. И — что еще страннее — успели показаться привычными.
Так, поездка героев в Крым, ритуальная для русского молодежного кино (вспомним «Ассу» или «Шапито-шоу»), вроде бы повторяет давно известный маршрут и знакомые характеры. Марк и Кирилл много пьют, пляшут в общественных местах, выясняют отношения с девочками. И тут задаешься вопросом: зачем все это снимается по второму кругу в других декорациях? Однако перед зрителем вдруг разворачивается своего рода укрощение (приручение) Крыма. Ялтинская набережная слипается — сливается — с набережной Москвы-реки, а заштатный продуктовый магазин оказывается столь же легитимным местом для веселья, что и столичный клуб. Ради съемки этой бурной материи жизни в ход идет любой материал: случайные персонажи, как, скажем, неразговорчивая крымская девушка, явившаяся словно из «Трахальщиков мусорных бачков» Хармони Корина, или пластмассовые золотые цепи и дурацкие солнечные очки.
«Ну и где клуб здесь?» — «Да вот здесь прямо».
Клуб действительно есть (будет) там, где решат герои. Оттого в фильме постоянно, вопреки правилам для дипломных работ в Школе Марины Разбежкиной, звучит музыка. Она — маркер для своих. Для тех, кто легко распознает трек-лист из песен 20-летних хип-хоп-исполнителей. Она — рифма к телесному языку героев, который разворачивается в хореографию фильма, становясь пластическим манифестом поколения. И пусть эти безумные танцы на перилах заканчиваются срывом, падением. Зато, лежа на морской гальке, можно послушать шум моря и увидеть брызги салюта.
Статья «Пульс» Алены Бочаровой была впервые опубликована в журнале «Искусство кино» (№5/6, 2018).
Читайте также:
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari