Как рокер-джокер Джонни Депп к 57 годам превращается в Марлона Брандо

Недавно коллега провожала на предпенсионное заклание 45-летнюю Анджелину Джоли со словами о том, что реперными точками слежки за собственным старением служат актерские юбилеи. Чем лучше стареют они, тем хуже — мы. В свою очередь, зритель помладше, типа меня, актеров чуть постарше воспринимает как должное, как достояние, наследие предков, справедливо полагая, что они были всегда, не пронаблюдав ранее в прямом эфире их появление на свет. Круз, Питт, Депп — одного поколения актеры (все даже рождены в течение года — с 1962-го по 1963-й), они не стареют, они меняются в соответствии с течением времени, это все же разные процессы. По сути оставаясь собой, они с разной степенью успешности двигаются по табели о рангах, и часто дело вовсе не во внешности. И причина такого восприятия, кстати, именно в гендере, и все понятно без лишних объяснений — патриархат вымывает из молодых артисток молодость, параллельно намывая возрастным мужчинам-актерам статуса и веса (иногда в килограммах). 

Впрочем, Джонни из упомянутой непогрешимой троицы был априори самый немейнстримный из мейнстримных: Питт всегда был слишком красив, чтобы быть правдой; Круз с годами, пройдя через нежеланную, видимо, самоироническую стадию, превратился в памятник каскадерскому мастерству в бесконечных «Миссиях», остающихся однообразно невыполнимыми. Депп же — не герой боевика, не любовник с развевающейся гривой. Даже в самой ранней юности, когда он со своей внешностью дворового и на тот момент еще смазливого рокера-джокера появляется в качестве сюжетного мяса в том самом первом хорроре «Кошмар на улице Вязов» (неслыханное, конечно, везение — с ходу помереть на экране от рук Уэса Крейвена). Уже тогда он символизировал нечто иное, чем просто недолюбленного парня девочки из субурбии, одержимой подозрительно настоящим маньяком из сновидений. Это, как и Фредди Крюгер, оживший родительский страх о кривой дорожке для дитяти. Мамы говорят дочкам о таких — бандит, криминал, беги, кровиночка, беги без оглядки. У него даже не имя, а уменьшительно-ласкательное погоняло — Джонни, а не благородно-односложное Джон. По традиции бедных районов Америки — сын тысячи народов, заодно — наследник чероки (отсюда его загадочный цвет кожи, позволяющий ему без зазрения совести играть мексиканцев, испанцев, индейцев). Here’s Джонни.

Поначалу он был дворовой шпаной и в жизни — с малолетства пил, курил и трахался, из школы ушел, чтобы посвятить себя музыке, а эта область, как известно, — последнее прибежище троечника. Окончательно закрепит за ним этот образ такой же пария Джон Уотерс в предположительно пародийной «Плаксе», где идеальный школьный суперхулиган Депп, умеющий эротично ронять лишь одну скупую мужскую слезу, еще и поет, и, конечно, завораживает самую красивую в школе дочку привилегированных родителей. Уже Тим Бёртон окончательно мифологизирует этот образ, превратит задиру в мокрогубого страдальца Эдварда Руки-Мучения, просто хорошенько его припудрив. Бывали в фильмографии Деппа и чуть более осознанные ребята, впрочем, все равно навряд ли понимающие, куда же конкретно они двигаются по сюжету: от околонуарного детектива-мистика у Полански в «Девятых вратах» до заживо неживого «Мертвеца» Джармуша. Еще важный нюанс, почему Депп не вписывается в амплуа героя-любовника (разве что изредка и очень иронически, как в психиатрической мелодраме «Дон Жуан де Марко» с Марлоном Брандо) — отношения с ним всегда оказываются извращены. Любить его не надо — чревато. Суини Тодд красив этой седой прядью в курчавой гриве, но толку. Ни крошки в дом миссис Ловетт (Хелена Бонэм Картер), грезящей цветными флешфорвардами о нелепой курортной свадьбе, не принесет, лишь из вежливости подъест ее несъедобные пироги, запивая джином. Вроде бы дополнит будущий семейный бизнес брадобрейским кабинетом, но и там вместо подобающего клиентского обслуживания будет лишь остервенело резать шеи. Даже финала приличного от Бёртона не заслужит. Джек Воробей вроде целится поначалу в вырез Киры Найтли, но потом довольно безболезненно для себя выясняет, что вообще-то в фильме есть специально выписанный по такому поводу Орландо Блум. И так далее.

Вообще, фильмографию Деппа можно описать афоризмом «Ничему людей жизнь не учит». На каждый странный, вроде бы неуместный поздний фильм найдется очень похожий, но куда более удачный ранний, из которого Джонни без стеснения что-то тащит по жизни, смеясь. О Бёртоне говорить нет смысла: все герои Деппа там на одно лицо, просто продолжают глобальный путь терзаний и селф-абьюза. С тщательно воспроизводимым невменозом в глазах Джонни ощутит весь «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», употребит весь «Кокаин», продаст все сладости в «Чарли и шоколадной фабрике». Не постесняется самоповтора в «Ромовом дневнике», возможно, недооцененной экранизации Хантера Томпсона, забытой за видимой незначительностью и вторичностью по отношению к гиллиамовской. Даже Джек Воробей не из ниоткуда, конечно, взялся — он все мелькал где-то раньше, например, платком, которым по схожей технике артист подвязал себе волосы в режиссерском дебюте (и режиссерской же самоэпитафии — больше к постановке полных метров артист приближаться не рискнул) «Храбрый» 1997 года.

Но есть кое-что и новое для Деппа в «Пиратах Карибского моря», с которыми Disney так сильно повезло, что корпоративные (трюмные) крысы даже не прочувствовали до конца в итоге собственное счастье, а постарались его поскорее придушить после образцовой трилогии. Эта роль Джонни конгениальна негениальному фильму — очевидно ряженый, аттракционный пират-гопник идеально соответствовал атмосфере Ост-Индской компании, ставшей прекрасным подспорьем первичного накопления капитала для Старого Света. Так вот, ключевое изменение актерского рисунка Деппа можно с ходу и не приметить. Это фирменный тремор верхней губы — то ли брезгливо, то ли просто невротически Джек Воробей (да-да, капитан Джек Воробей — навряд ли эта горделивая мантра еще когда-нибудь будет произнесена на экране) реагирует на неподчинение запутанного окружающего мира его многоходовкам. С этого фильма и начала исчезать понемногу смазливость Джонни — как один лишь крик в горах порождает грандиозную лавину, так одно движение губой Деппа, ставшее машинальным, превратило с годами его лицо в мемориальный рельеф.

Впрочем, совсем недавно депповская потихоньку стагнирующая карьера, кажется, получила неожиданный разворот, причем однозначно против воли артиста. В тренде с #MeToo циникам интереснее всего следить не за прокламациями по обе стороны сексистско-феминистического фронта, а скорее за самозарождающимся на кровавых полях нарративом. Джонни Депп развелся с актрисой Эмбер Хёрд, та обвинила его в домашнем насилии, в ответ актер выложил аудиозаписи с ее голосом, из которых следует, что все было наоборот, и это вечный хулиган оказался побиваем за дверями семейных особняков. В новостях утверждается, что если все подтвердится, то Хёрд может даже сесть за дачу ложных показаний. Рано ли кого-то оправдывать или винить в этой априори лицемерной медиавойне? Рано. Стоит ли вообще лезть в судебные тяжбы голливудских звезд с выходом в паблик? Не стоит. Но если все так, то фактически Депп единственный, кому сейчас, кажется, удастся всплыть по другую сторону #MeToo, у кого получилось отвоевать право на ответку (этого права, разумеется, не заслуживает почти никто из фигурантов всех этих разбирательств — но вот Депп, кажется, заслужил).

И в этом смысле бескомпромиссное художественное постоянство Деппа начинает видеться с нового ракурса: хулиган, ради кино приручивший демона, оставшийся задирой лишь на экране, на потребу толпе, но не в жизни. Здесь можно провести неожиданное сравнение с Марлоном Брандо. Депп был с ним дружен, великий изгой один из последних раз появился на экране в «Храбром», том самом неудачном режиссерском дебюте Деппа, оплаченном, кстати, почти целиком из кармана Джонни. У Марлона там любопытная роль — он загадочный инвалид-режиссер, обитающий в подвале, который предлагает нищему выпивохе и отцу семейства из вагончика в индейской деревне сняться за несколько десятков тысяч долларов в некоем снаффе, где героя Деппа будут мучить и в итоге убьют. Брандо не любил актерство, всю жизнь пытался из него удалиться, понемногу сходил с ума в одиночестве от ненависти к несовершенству мира за дверью. Так же Депп думал о себе самом в 1997-м, раз согласился снять «Храброго» — для него эта роль на тот момент вполне могла выглядеть метафорически-автобиографической. Но вот к 57 годам для вечного хулигана Джонни что-то наконец надломилось — он почти что смог доказать всем, что он просто очень хороший актер, оставаясь при этом рокером в душе, он вырос над собой и теперь, возможно, заслужит возрастную актерскую реинкарнацию. Есть к тому предпосылки: на двух подряд последних крупнейших мировых фестивалях, что успели состояться до понятно чего, Венецианском в 2019 году и Берлинском в 2020-м, показали фильмы с Деппом, «Нашествие варваров» и «Минамата» — пока не слишком удачные, но лиха беда начало. Ходят слухи, что дальше он может сыграть ни много ни мало Федерико Феллини. Вот будет поворот судьбы, если он из хулигана вырастет в опытного сумрачного мистика, полковника Курца мирового кино.

И юным лукистам вроде меня важно знать, что внешне он достигает этой метаморфозы вовсе не методом Брандо, который к старости ушел в себя и одновременно себя перерос, расползаясь по экранному пространству во все более поздних ролях. Депп стареет как типичный рокер — высушивается, как сублимированные головы в третьих «Пиратах», извлекает из себя квинтэссенцию.