На Disney+ уже можно посмотреть второй сезон «Токийских мстителей». Максим Бугулов в печатном номере журнала, посвященном аниме, рассказывал о том, как зародилась субкультура, оказавшая огромное влияние на этот и другие сериалы.
Каждый год сотни аниме-сериалов вступают в безжалостную схватку за зрителя. В 2021-м среди низкокалорийного фэнтези и бесконечного исэкая выделился еще один хит — «Токийские мстители». История неудачника, неведомым образом оказавшегося в начале нулевых, но с возможностью исправить прошлое и спасти от гибели школьную любовь. Для этого ему надо втереться в доверие к банде байкеров «Токийская свастика» и предотвратить их превращение в жестокую мафию.
Автор одноименной манги Кэн Вакуи и сам по молодости был членом босодзоку — так в Японии называют полукриминальные мотоциклетные группировки, в 1980-е разросшиеся до масштабов национальной угрозы. Если верить легендам, Вакуи состоял даже в «Черном императоре» — одном из наиболее крутых бандформирований эпохи.
В «Токийских мстителях» образ и быт босодзоку уходят на второй план, уступая место вечным ценностям — дружбе и долгу, а также ностальгии по беззаботной юности, когда вес принятых решений и допущенных ошибок еще не зацементировал колею судьбы. И все же появление в кадре японских байкеров наводит на минорные размышления о судьбе огромного субкультурного движения. Какие-то 40 лет назад они были грозой трасс и заклятыми врагами полиции: для босодзоку строили специальные тюрьмы и посвящали им документальные фильмы. Однако оставленный ими в поп-культуре след на удивление нечеткий — словно все разом договорились забыть о мотоциклетных потомках камикадзе. Кое-что можно списать на смену эпох, но немаловажную роль сыграли и совместные усилия полиции, экономический кризис, медиа. Они оставили босодзоку один-единственный путь — по прямой, вслед закатному солнцу.
Будущие байкеры зародились в тусовке молодых летчиков-камикадзе, так и не познавших прикосновения божественного ветра на завершившейся Второй мировой. Японская экономика как раз силилась оправиться от разрушительного эффекта бомбардировок, ядерного удара и капитуляции. Правительство по мере возможностей поддерживало промышленность, чадившую черным дымом: на грани банкротства застыли даже огромные концерны вроде Toyota, мучительно переходившей от производства грузовиков для военных нужд к гражданскому автомобилестроению. На бытовом уровне упадок был еще заметнее: некоторые товары первой необходимости приходилось добывать на черном рынке. Попытки людей выжить или убежать от реальности лишь укрепляли статистику алко- и наркозависимости, не говоря о все возрастающем индексе насильственных преступлений. Тогда же появились первые подростковые бандформирования —фурио (furyō), прообраз янки (yankī) и последующих субкультурных движений для молодежи.
Особенно тяжело в восстанавливающейся стране пришлось молодым летчикам-камикадзе. На войне их окружали верные товарищи, а впереди маячила неминуемая, но славная смерть. На родине же братья по оружию рассеялись по разным городам, где не смогли встроиться в рутину. Родные крылатые «Зеро» остались в прошлом, а установка на гибель в бою никак не вязалась с законами мирного времени. Как бы ни старалось целое поколение приспособиться, в новом мире им уже не было места.
Ответом на незаданный вопрос «Как дальше жить?» стало формирование по всей стране мотоциклетных банд — каминари-дзоку (громовое племя). Название появилось из-за оглушающего рокота, сопровождавшего байкеров. Определились и с отличительными признаками: униформа, кастомизация железного коня, верность традициям и жесткая иерархия внутри группировки.
Каминари-дзоку преимущественно носили токкофуку — модифицированную версию комбинезона камикадзе, дополненную длинным плащом и высокими ботинками. За неимением боевого обмундирования некоторые использовали рабочий комбез. Будущая униформа покрывалась лозунгами на кандзи, зачастую националистического содержания, а также украшалась символами восходящего солнца и свастикой. (Здесь важно уточнить, что мандзи, та самая свастика, для японцев не имела корреляции с Третьим рейхом и НСДАП, а использовалась как символ удачи на керамической посуде, доспехах самураев и семейных гербах задолго до того, как европейцы познали прелести индустриальной революции.) В ходу была и хатимаки — белая головная повязка, украшенная символами и названием группировки. В то же время возникла мода на прокачанную выхлопную систему (так называемую сюго), благодаря которой мотоциклы ревели на всю округу.
Камикадзе росли и старели, им на смену пришло новое поколение, рожденное уже не для войны, а для жизни. Теплое место в прекрасной Японии будущего им тоже никто не гарантировал: часть молодежи, особенно из рабочего класса, вновь оказалась на обочине нового порядка. У одних не было образования, у других — работы, у третьих — амбиций и перспектив, но у всех был зуб на существующий порядок вещей. Этим ребятам предстояло реформировать группировки каминари-дзоку и вывести движение на новый уровень.
К 1970-м японские байкеры оформились в полукриминальные подростковые банды, уже открыто бросавшие вызов обществу и его ценностям. Кастомизация мотоциклов порой порождала гротескных дорожных чудовищ, а стиль послужил одним из столпов всего движения. Неважно, насколько быстрый или мощный у тебя «Кавасаки» (или «Хонда»), главное — как выглядит. Модификациям подвергалось все: от рамы и вилок до руля и сидений. Особым шиком считалось разместить сразу несколько клаксонов для создания фирменной мелодии. Разумеется, окрас транспортного средства был соответствующим: яркие цвета, языки пламени, хиномару, военное знамя кёкудзицу-ки и так далее. У каждой банды были свои символы, цвета, кодекс и униформа, а заодно появилось и более современное название: полицейские и рядовые жители прозвали их босодзоку.
Внешний вид самих хулиганов тоже получил апгрейд: байкеры активно отбеливали волосы, делали перманент и ставили коки и помпадуры а-ля рокабилли 1950-х, скрывали лица за респираторными масками (неотъемлемая часть имиджа многих японских субкультур), адаптировали для комбинезонов традиционные тасуки (пояс для перевязи рукавов кимоно).
По заветам пращуров-камикадзе босодзоку тяготели к ценностям бусидо и жестокой иерархии с благоговением перед рангами и возрастом. С тщательно выстроенной внутренней политикой контрастировал внешний посыл, умещающийся в одно-единственное слово — хаос. По сообщениям современников и бывших членов банд, босодзоку вели себя нарочито агрессивно: провоцировали конфликты с прохожими, занимались мелким хулиганством, парализовали движение на трассах. Особой жестокостью отличались столкновения с другими бандами и полицией: тяжкие телесные повреждения, похищения и убийства были частью жизни босодзоку. Поэтому каждый член группировки всегда имел при себе биту, обрезок железной трубы, длинный нож или даже коктейль Молотова. Все эти атрибуты активно применялись при первом же появлении противника.
Тогда же босодзоку пережили первый удар от главного пожирателя любой субкультуры — медиа. В 1976 году вышел документальный фильм «Черный император» о жизни рядового члена мотоциклетной банды. Он стал культовым и неоднократно служил источником вдохновения: в частности, в любви к нему признавался создатель «Акиры» Кацухиро Отомо, а канадские построк-анархисты адаптировали название документальной ленты для названия своей группы — Godspeed You! Black Emperor (их наиболее известный трек East Hastings можно услышать в «28 днях спустя» Дэнни Бойла).
К 1980-м движение достигло пика: хардкор (костяк) банд насчитывал почти 50 тысяч человек — и это лишь по данным полиции. Заявили о себе и женские группировки: устав болтаться на заднем сиденье, они создавали собственные банды — примерно по тому же сценарию, что и сукэбан (боевитые школьницы) несколькими годами ранее. Силы правопорядка объявили босодзоку настоящую войну; байкерам схлопотать срок в колонии можно было за одну лишь демонстрацию фирменной токкофуку. Впрочем, до совершеннолетия (20 лет по японскому законодательству) молодежь была в относительной безопасности: спецучреждение для малолетних преступников грозило лишь тем, от кого отказались родители. Однако схватки на дорогах между полицейскими и байкерами достигали масштабов скандинавского эпоса, и с каждым годом правительство все туже закручивало гайки. Особенно этому способствовали учащающиеся случаи сотрудничества мотоциклистов и якудза. Для последних быстрые яростные сорвиголовы служили отличным подспорьем в вопросах логистики и контроля территории и обходились гораздо дешевле. Арест или гибель гокудо из клана — дело накладное, а судьба безработного подростка мало кого заботила.
Интерес к босодзоку возрастал и в обществе: как неотъемлемая и весьма громкая часть социума байкеры постепенно прорвались в поп-культуру. В 1982-м вышла уже упомянутая манга «Акира» — о мрачных похождениях лидера босодзоку в дистопическом Нео-Токио. Многие исследователи считают, что романтизация брутальных байкеров послужила дополнительным толчком для популярности движения, однако важно помнить, что любой криминальный элемент, становясь частью массовой культуры, теряет шоковую ценность. Молодежь записывалась в группировки, протестуя против существующего положения вещей, и находила там братьев по духу, вызов, погони, опасность, борьбу и новую систему координат. Но далеко не все оставались в банде после 20 лет. Популяризация контркультурных движений или даже банальная эксплуатация их в культуре, будь то панк или босодзоку, всегда уничтожает контрэлемент, подтачивая его эксплицитность и протестную легитимность. Популярность «Акиры», особенно после выхода полнометражного аниме, которое рисовали всей страной, грозила затмить величие Фудзиямы. Америка и Европа оказались загипнотизированы японской анимацией, а бок о бок с культурным влиянием шла коммерция. Даже сейчас с витрин не исчезают характерные красные куртки с надписью Good for Health, Bad for Education, в которой щеголял протагонист Канэда, а на улицах Токио и Саппоро уже в 1980-е замечали двухколесные косплеи мотоцикла из «Акиры».
В 1990-м появился еще один нерукотворный памятник босодзоку — манга «Крутой учитель Онидзука» о двух байкерах в поисках взросления и смирения (им было уже 22 года как-никак). Попутно они хотели расстаться с опостылевшей девственностью.
В этом же десятилетии сформировался один из важнейших факторов, предопределивших судьбу мотоциклетных хулиганов: в Японии лопнул экономический пузырь, ввергнув страну в жесточайший кризис. Содержание байка и покупку дорогостоящей токкофуку могли позволить себе только зажиточные граждане, но они предпочитали искать развлечения подальше от пыльных дорог и стражей порядка.
В середине нулевых правительство пересмотрело взгляды на дорожно-транспортные нормативы, наделив полицейских полномочиями немедленно арестовывать любые крупные собрания мотоциклистов. Движение начало хиреть с удвоенной силой, а его социальная привлекательность — стремительно угасать. Токкофуку можно было увидеть не только на трассе, но и в витринах магазинов в Гиндзе: комбинезоны с надписями и символами адаптировали для своих коллекций Prada, Burberry и Junya Watanabe, а отдельные бренды (вроде Neighborhood) на глазах превращали часть униформы в streetwear для скучающей молодежи, которая и байк-то с подножки не снимет.
К 2017 году полиция насчитала чуть больше шести тысяч действующих босодзоку, да и те в основном занимались миролюбивыми вещами вроде соревнований в дисциплине cutting calls (ритмичное выкручивание ручки акселератора ради подобия мелодии). Да, байкеры по-прежнему устраивали пробеги с фирменным волнообразным движением поперек дороги, но уже на пустующих участках трассы и с согласия полиции.
Как ни странно, босодзоку не оставили после себя соответствующего следа в поп-культуре. Янки и сейчас вдохновляют кино- и видеоигровую индустрию, сукэбан подарили кинематографу целый поджанр, а байкеры, рожденные в громовых раскатах сюго, ушли на удивление тихо. Помимо «Онидзуки» да «Акиры», можно вспомнить ранобэ и последующую аниме-адаптацию «Девушек-камикадзе» — дорожный трип босодзоку и лолиты (японская фэшн-субкультура). Или мимолетное появление байкеров в видеоигре Lost Judgement. Наконец, ностальгический бальзам «Токийских мстителей».
Хочется верить, что босодзоку попросту еще не сказали последнего «грррр!» в поп-культуре. В конце концов, их ценности, несмотря на экзотический вид, хорошо прижились бы в любой стране. Тяжкое бремя цивилизации, в которой эфемерная свобода мучительно гибнет от технократической асфиксии, неоднократно зарекомендовало себя как волнующий душу тренд: мейнстрим не раз воссоздавал смерть контркультурных движений в своих блокбастерах. Через этот процесс прошли и флибустьеры в «Пиратах Карибского моря», и ганфайтеры фронтира в Red Dead Redemption 2 — их сборы наглядно доказывают, что потребитель готов платить за глоток свободы в комфортных условиях.
В «Токийских мстителях» мотив гнета цивилизации (пока) не ощущается: его в зародыше уничтожают ностальгическая оптика и общечеловеческие ценности. Босодзоку становятся хулиганской надписью в тоннеле сёнэн-истории, но не ревущим двигателем сюжета. Возможно, поэты будущего напомнят нам о байкерах, которых мы потеряли, а пока — в добрый путь, громовое племя!
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari