Последние несколько лет небывалой популярностью пользуются фильмы и сериалы о реальных убийствах и их расследованиях. Жанр true crime повышает интерес зрителей к документалистике (о ней — новейший номер ИК), а также заставляет иначе взглянуть на проблемы насилия в медиа и культуре. Валерия Давыдова расследовала, почему true crime так пугающ и притягателен.
True crime — это и жанр нон-фикшн литературы, и поджанр документального кино, и разновидность подкастов, где автор анализирует реальное преступление. В секторе true crime кино сейчас лидирует Netflix: в 2016 году на стриминг-платформе вышло 126 оригинальных фильмов и сериалов. На фоне роста популярности true crime не только осваивает новые медиумы, но и продолжает трансформироваться, словно бы изучая себя.
В конце 2019 года на Netflix появился трехсерийный документальный цикл Don't F**k With Cats: Hunting an Internet Killer о канадском преступнике Луке Маньотте. Во второй серии начальница полиции Монреаля не может сдержать слез, пересказывая видео, где Маньотта на камеру убивает студента из Китая.
«Понимаете, я никогда не видела само убийство, всегда только улики, которые помогают найти преступника. Я как будто стала соучастницей преступления», — говорит она.
Зрители тоже видят запись убийства — и вполне могут расплакаться. И это сенсация в мире true crime: зритель становится очевидцем.
До утверждения жанра true crime зрителя превращали в очевидца или соучастника фильмы «Идиоты» (1998), «Необратимость» (2001), «Бурый кролик» (2003) или «Импорт-экспорт» (2007). Зритель не может отличить в кадре реальное и постановочное насилие, так как привык к установке:
«Все это ненастоящее, это всего лишь кино».
Когда акт насилия совершен достоверно, зритель проецирует эту сцену на себя и перестает быть частью воображаемой реальности кино. Насилие становится частью его реальности.
Таким образом, жанр true crime можно считать преемником extreme cinema. К этому термину обращается исследователь кино Стэнли Кавелл, называя одной из черт «экстрима» размытие границ между искусством, развлечением, документалистикой и порнографией. Он пишет, что Дивайн в «Розовых фламинго» (1973) действительно ест собачью какашку, а в фильме «Трахни меня» (2000) есть эпизод изнасилования двух героинь. Использование документальных элементов призвано увеличить реалистичность экранного насилия. В true crime репрезентация не просто выведена на новый уровень, но гиперболизирована.
Авторы Don’t F**k With Cats тоже показывают жестокие кадры ― и живодерство, и снафф, — но рассказывают и о настоящих героях. Энтузиастах, которые вели расследование и нашли преступника. Миловидный парень Лука Маньотта привлек внимание интернет-активистов роликами, на которых он мучает и убивает котят. Через группу на Facebook они принялись вычислять «больного ублюдка». Когда же Маньотта убил и расчленил китайского студента, засняв весь процесс на камеру, к расследованию подключилась полиция и убийцу поймали.
Конечно, это не первое шоу Netflix, шокировавшее аудиторию насилием и смертью. В 2018 году вышел сериал «Злой гений: Реальная история самого чудовищного ограбления банка в истории Америки». В нем мужчину заставили ограбить банк, приделав к его шее бомбу. В сериале показано, как она сработала. Несчастный погиб.
Однако самое важное в Don't F**k With Cats то, что сериал впервые обращает взор к аудитории. Кто те люди, которые заинтересованы в таком контенте?
Июльский номер американского Esquire 1967 года был посвящен феномену насилия в медиа. В нем писатель и журналист Том Вульф исследует популярность насилия в американских СМИ и массовой культуре — и вводит термин порно-насилие. Самые жареные репортажи с мясными подробностями, по его наблюдениям, тогда публиковало издание The Enquirer. В связи с этим Вульф вспоминает, как брал интервью у бывшего издателя Confidential Роберта Харрисона в январе 1964 года — через шесть недель после убийства президента Джона Кеннеди — младшего. Сидя в такси, они увидели лоток с прессой, и Харрисон сказал:
«Смотри, они делают то же, что и The Enquirer».
Вульф увидел заголовки в стиле:
«Четыре дня, которые потрясли мир», «Смерть президента», «Американская трагедия» или просто «Джон Фитцжеральд Кеннеди (1921–1963)».
«Знаешь, почему люди покупают это? — спросил Харрисон. — Чтобы увидеть, как человеку прострелили голову». Разумеется, пишет Вульф, Харрисон был прав.
После смерти Кеннеди пять секунд, за которые произошло убийство, стали обрастать все более шокирующими подробностями. Примечательно, что смакование деталей происходило с точки зрения Ли Харви Освальда — убийцы президента, — а не жертвы.
True crime же конструирует взгляд иначе. Камера, а значит, и зритель обращены к убийце: преступлению, мотивам и последствиям. В эпоху, когда информация по большинству уголовных дел есть в интернете, проще понять, насколько такой контент эмоционально триггерит не только зрителя, но и жертв или свидетелей.
Зритель перестает быть пассивным наблюдателем и в том смысле, что теперь он становится следователем вместе с бравыми ребятами, которые выслеживали Луку по Google Maps. Теперь, видя преступления в интернете, можно самостоятельно разыскать злодея.
Примечательно, что жанр больше популярен среди женщин: в подкасте My Favorite Murder обсуждалось, что true crime помогает женской аудитории исследовать способы выживания в жестоком мире, где женщина ― самое беззащитное существо. Просмотр true crime может быть своеобразной терапией от мизогинии и других форм насилия ― проблем, которые зачастую сложно обсуждать с семьей и друзьями.
Так, в документальном фильме Roll Red Roll (2018) true-crime-блогерша расследовала групповое изнасилование. При помощи соцсетей и открытых источников она смогла доказать вину старшеклассников и добиться правосудия. Это позволило взглянуть на true crime под новым углом: сюжет сконцентрирован не на преступнике, а на расследовании и на недостатках системы.
Впервые же аудитории true crime предложили взглянуть на преступление по-новому в 2015 году, когда вышел сериал «Создавая убийцу». Стивен Эйвери из местечка Манитовок, штат Висконсин, отсидел 18 лет по ложному обвинению в изнасиловании. Его выпустили в 2003 году, когда появилась возможность сделать ДНК-анализ на месте преступления. Через два года, когда Эйвери собрал доказательства, чтобы отсудить у родного округа $36 миллионов морального ущерба, его вместе с 16-летним двоюродным братом Бренданом Дасси арестовали за убийство фотографа Терезы Халбах. Оба мужчины отбывают пожизненное заключение.
Сериал стал сенсацией главным образом потому, что авторы копнули глубже обычной истории преступления, сделав антагонистом не подозреваемого, а саму систему. Адвокат Эйвери Кейтлин Зельнер обвинила администрацию округа в подлоге улик (конкретно — анализа крови Эйвери). Однако в попытке совместить оправдание героя и увлекательное повествование они столкнулись с проблемой. Нарратив всегда проще строить вокруг одного персонажа, а не описывать прорехи в судебной, например, системе или анализировать десятилетия криминального, социального и культурного контекста. Поэтому так мало фильмов о коррумпированных чиновниках и полицейском беспределе.
Растущий успех жанра требует от шоураннеров новых приемов в повествовании, но базовая популярность true crime может складываться из нескольких понятных причин. Зрителя манит неизведанное, а страх всегда притягателен. Вдобавок true crime позволяет поиграть в диванного детектива и принять участие в запутанном расследовании. Вместе с тем через реальные истории зритель может исследовать и свои темные стороны. Наконец, развлекательное шоу не только служит моральным маячком, проводя границу между добром и злом, но и демонстрирует торжество справедливости в финале. Дело раскрыто.
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari