В прокате стартовал новый фильм Квентина Тарантино «Однажды в... Голливуде». О том, как режиссер и великий «охотник на бабочек» искажает, нарезает на части и перемешивает, растягивает и сжимает время в своих фильмах, — грандиозный текст главного редактора «Искусства кино» Антона Долина с нелинейной нумерацией глав.
«НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН ДОЛИНЫМ АНТОНОМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ, ЯВЛЯЮЩИМСЯ ЛИЦОМ, ВХОДЯЩИМ В СОСТАВ ОРГАНА ЛИЦ, УКАЗАННЫХ В Ч. 4 СТ. 9 ФЗ «О КОНТРОЛЕ ЗА ДЕЯТЕЛЬНОСТЬЮ ЛИЦ, НАХОДЯЩИХСЯ ПОД ИНОСТРАННЫМ ВЛИЯНИЕМ», ВКЛЮЧЕННОГО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ»
9
Их время уходит, почти уже ушло. Актер, когда-то бывший звездой телевестернов, но так и не устроившийся в большом кино: сейчас он довольствуется ролями колоритных злодеев, но что будет завтра? Он бесится, пьет, истерит, не стесняется даже плакать. Обладатель жилетки, в которую он плачет, — лучший и единственный друг, партнер, водитель, дублер и каскадер в экшнсценах. Сам не уронит и слезы, но дела не то чтобы процветают. Небогат, воевал во Вьетнаме, живет на отшибе в компании любимой собаки, на съемочные площадки после пары драк не пускают.
Они — Леонардо Ди Каприо и Брэд Питт, безупречно узнаваемые, но пародийные, неотделимые от своих персонажей, Рика Далтона и Клиффа Бута. Последние трагикомические мачо преобразившегося Голливуда 2019 года, где все правила переписываются на глазах и «настоящий мужчина» оказывается анахронизмом, реликтом. Не так уж далек вымысел от реальности, а история — от наших дней.
«Однажды» в Голливуде — ровно полвека назад, в Калифорнии 1969-го, на излете переломного десятилетия. Ковбои никому уже не нужны, в шерифов не верят, но и пришедшие им на смену дети цветов вотвот покажут свой оскал: на бывшем съемочном ранчо вершат дьявольские ритуалы члены коммуны-«семьи» Чарльза Мэнсона. Когда они убьют одной августовской ночью беременную жену модного режиссера Романа Поланского — красотку Шэрон Тейт, — что-то важное оборвется, кончится навсегда. Но — совпадение, не иначе! — в соседнем с (реальной) Тейт особняке проживает (придуманный) Рик, частенько зависающий там с (придуманным же) Клиффом. Как-никак дело происходит в Голливуде, на границе реальности с грезой; воображаемое всегда рядом, рукой подать. Оно еще ближе к эмпирически неизбежному, чем прошлое к настоящему.
Во всяком случае так считает Квентин Тарантино, покровитель неправдоподобно крутых мужчин и неизъяснимо прекрасных женщин, бывший отщепенец и пария Голливуда, а ныне его последняя надежда на возвращение былой славы... или хотя бы зримое напоминание о ней.
Читайте также:
6
Отмотаем назад еще четверть века (от «Однажды в... Голливуде») или полвека (от «Криминального чтива»).
1944-й, близится к финишу вторая мировая. Где-то в Берлине ломает голову над политическими загадками Штирлиц — великий фантом, шагнувший в советские анекдоты и переплюнувший своей сверхреальностью всех шелленбергов, мюллеров и борманов, существовавших на самом деле. А в оккупированном нацистами Париже другой двойной одинокий агент, сбежавшая от казни еврейка Шошанна Дрейфус, готовится сжечь собственный кинотеатр на торжественной премьере пропагандистской киноленты о снайпере-герое «Гордость нации»: туда пожалует вся верхушка «третьего рейха» с Гитлером во главе. Ничего об этом не зная, собственный теракт в том же зале и на той же премьере готовят американские засланцы — спецназ евреев-мстителей под руководством Альдо «Апача» Рейна: пресловутые «Бесславные ублюдки».
Самый декларативный, неритмичный, неуклюжий фильм Тарантино, снятый слишком уж далеко от дома и встреченный предсказуемыми восторгами в синефильской Франции, «Бесславные ублюдки» формулируют важнейшую из идей автора: отмщение силам зла со стороны сил добра, вдруг решивших отказаться от чрезмерной щепетильности и сковывающего по рукам и ногам этического кодекса. Не союзники должны покарать Гитлера, не Сталин с Черчиллем и Рузвельтом, а евреи с динамитной шашкой в одной руке и бейсбольной битой в другой. Альтернативная история? Конечно! Для чего же еще нужен так называемый исторический кинематограф?
Справедливое возмездие даровано евреям не из умозрительных соображений. Для взращенного старым Голливудом Тарантино эта нация — кинематографисты par excellence. Им и проводить решающую «Операцию Kino». Кто включается в заговор против Гитлера в фильме? Знаменитая актриса, директриса кинотеатра, кинокритик, киномеханик. Спецназовцы-«ублюдки» на премьере притворяются итальянскими кинодеятелями, Брэд Питт впервые примеряет маску каскадера. Кто погибает от теракта? Среди прочих продюсер (единственный носитель этой профессии в зале — и фильме — это Геббельс) и исполнитель главной роли в доку-фикшне, где снайпер-герой Фредерик Цоллер сыграл самого себя. Он не настоящий киношник, а самозванец, пришелец и должен умереть.
Где же режиссер? Сам Тарантино удовольствовался ролью солдата, с которого снимают скальп, но вручил биту «ублюдку» по прозвищу Медведь — своему коллеге, автору кровавых хорроров Элаю Роту. Он же реальный режиссер патриотического трэша «Гордость нации».
Кажется, единственный важный персонаж фильма, не имеющий никакого отношения к кино, — «охотник на евреев» полковник Ханс Ланда (Кристоф Вальц). Настоящее открытие Тарантино — восхитительно жовиальный интеллектуал и садист. Ланда ускользает от окончательной расплаты, вовремя уезжая из заминированного кинотеатра; он же в начале будто нарочно щадит Шошанну, а потом отказывается предотвращать заговор, становясь таким образом неожиданным Штирлицем, глубоко законспирированным агентом добра в самом сердце империи зла. Его щадят, но клеймят лоб свастикой: полутонов Тарантино допускать не намерен, как и «Апач» Рейн. Однако по всему видно: Ланда самый интересный для него персонаж, главная удача фильма.
Именно он решает изменить ход истории, нарушив табу из знаменитого рассказа Рэя Брэдбери «И грянул гром»: раздавить бабочку в прошлом, навсегда предопределив облик настоящего. По меньшей мере, кинематографического.
Подобно Ланде, отныне Тарантино открывает сезон охоты на бабочку.
Читайте также:
8
Маленькие люди меняют ход большой Истории в «Бесславных ублюдках», но не могут ничего изменить и ни на что повлиять в «Омерзительной восьмерке» — пессимистической и мизантропической американской антитезе «европейского военного вестерна» Тарантино. Если «Бесславные ублюдки» вели действие к завершению войны, то «Омерзительная восьмерка» начинается после ее завершения и бессильно тщится стряхнуть с себя ее шрамы.
Редкий фильм Тарантино, в котором (почти) соблюдены единства времени, действия и места, впервые представленный в ходе театральной читки, при этом парадоксально снят на 70-мм. «Омерзительная восьмерка» выстроена на контрапункте великого и маленького, предопределенного и случайного. Ее задуманная и осуществленная дисгармоничность уже в том, что число персонажей, пережидающих снежную бурю в «Галантерейной Минни», никак не укладывается в заявленную восьмерку: то счет нарушит кучер О.Би., то из подпола вылезет спрятанный бандит, будто чертик из табакерки.
Стройный замысел вырисовывается к финалу. Акторы «мужского» сюжета — четверо ряженых или спрятанных бандитов, — собравшиеся, чтобы освободить приговоренную к казни Дейзи Домерг (Дженнифер Джейсон Ли), с одной стороны, и четверо ветеранов Гражданской войны — с другой. Из них двое — южане, двое — северяне; идеальная симметрия. Сама же Домерг — комический парафраз всесильных и всепобеждающих женщин из других тарантиновских картин. Здесь ей суждено станцевать в петле — и главный сюрприз в том, что предсказанное, при всех сюжетных скачках и неожиданностях, все равно сбывается.
Бандиты, как всегда у Тарантино, не только вне закона и морали, но и вне времени (время — главный закон и догма, которые следует нарушить). У ветеранов, напротив, собственная этика, в которой также любопытно переосмыслены представления о добре и зле, в русле вечно длящегося «военного времени». Эта восьмерка в прямом смысле слова омерзительна, «Галантерейная Минни» — тупик, и даже кофе здесь отравлен; не воскрешает, а, наоборот, губит.
Луч света и важный двигатель сюжета — письмо Авраама Линкольна одному из главных героев, чернокожему майору Уоррену (любимец Тарантино Сэмюэл Л. Джексон). У них была личная переписка, одно письмо Уоррен хранит как реликвию. Оно помогает ему заслужить уважение охотника за головами Джона Рута (Курт Расселл) и быть спасенным от смерти в снегах Вайоминга. Вскоре выясняется, что письмо — фальшивка, охранная грамота Уоррена (возможно, это саркастический ответ Тарантино «Линкольну» Спилберга, начинавшемуся с чернокожих солдат-северян). Но именно оно звучит под экстатическую трубу в финальном эпизоде картины последней молитвой и утешением умирающим героям. Элегический жест Тарантино, уже было сошедшего здесь за прожженного циника, — напоминание о том, что возвышающую ложь он всегда предпочтет горькой правде. Истина убивает, вымысел если не целит, то смягчает боль.
«Омерзительная восьмерка» — первый фильм Тарантино с полноценным оригинальным саундтреком, созданным не кем попало, а великим классиком спагетти-вестерна Эннио Морриконе. Его композиции звучали и в предыдущих лентах режиссера, начиная с «Убить Билла», но специально для Тарантино восьмидесятисемилетний Морриконе писал впервые (и это его первая музыка для вестерна за тридцать четыре года). Тягучие и нервные композиции для струнных, заслуженно получившие «Оскар» и кучу других премий, идеально передали саспенс замедленного времени. А Морриконе стал для Тарантино тем самым Линкольном, которого он все-таки вынудил написать себе дружеское письмо.
Читайте также:
1
«Омерзительная восьмерка» — неожиданное возвращение Тарантино к модели герметичного криминального триллера, с которой началась его слава в «Бешеных псах»: на складе — в том самом «резервуаре» из названия (Reservoir dogs) — истекали кровью и обвиняли друг друга во всех смертных грехах бандиты после неудачного ограбления ювелирного магазина. Они знали друг друга только по «цветным» кличкам: Белый, Синий, Коричневый, Розовый, Блондин и Оранжевый. Один из них был полицейским под прикрытием, которому надо было выманить на свет теневого организатора преступления — старого гангстера Джо.
Здесь, в отличие от «Омерзительной восьмерки», вовсе нет женщин. Зато начинается фильм со знаменитой сцены, где грабители в кафе обсуждают смысл песни Мадонны Like a Virgin. Не солидаризуясь ни с одной из трактовок, трудно не заметить символический смысл выбранного хита. Мадонна — богоматерь поп-культуры, не чистая дева, а патентованная соблазнительница, которая то ли в шутку, то ли всерьез вновь объявляет себя девственницей. Это манифест всего стиля Тарантино: все уже было сказано и снято в кино, задача в том, чтобы рассказать старую историю как впервые, дать даже самому искушенному зрителю почувствовать себя девственником.
Потеря невинности, как и рождение, как и смерть, в жизни бывает лишь однажды. Структура «Бешеных псов» построена на сокрытии основного события (ограбление не показано), неуспех которого герои будто пытаются ретроспективно предотвратить, разыскивая виновного. Нарастающее ощущение скорой развязки и уходящее вместе с кровью из раны в животе мистера Оранжевого время возвышают кажущийся pulp fiction до архетипической трагедии.
Сам Тарантино, сыгравший мистера Коричневого и укокошивший своего героя первого из всех, позже признавался, что в фильм «Бешеные псы» вшит автобиографический сюжет. Как известно, его отец бросил мать будущего режиссера, когда та, будучи еще подростком, забеременела; одно время Квентин собирался сменить фамилию — но все-таки остался Тарантино. У мистера Белого с Джо отношения сына с отцом, сам Белый видит сына в раненном по его вине Оранжевом. Сын дважды предает отца, отец дважды убивает сына. Это умноженные в отражениях Авраамы и Исааки, но никто не принесет им жертвенного агнца.
Соперничество с отцом или отцами (один из них — сыгравший Белого и таким образом давший старт карьере Тарантино Харви Кейтел) — расправы над Биллом, Каскадером Майком, месье Кэнди да и самим Гитлером станут сюжетным стержнем кинематографа Тарантино. Но ни одна смерть больше не будет такой душераздирающей, как финальный эпизод Белого с Оранжевым в «Бешеных псах», ни одна не будет казаться окончательной. Умирая самыми кровавыми смертями, герои Тарантино будут возвращаться к нам как ангелы поп-культуры, проживая свои — пусть ненастоящие, ну и что? — жизни снова и снова. Like a Virgin.
5
«Бешеные псы» сопровождаются плейлистом воображаемой радиостанции, на которой крутят исключительно хиты 1970-х, что сбивает с толку, заставляет потеряться во времени (начиналось-то с Мадонны). В своем пятом фильме режиссер отправляется прямиком в 1970-е, оставаясь в сегодняшнем дне.
Вариативность временных потоков, в которых можно прожить жизнь (и смерть) абсолютно разными способами, демонстрирует «Смертенепроницаемый» (Death Proof; в российском прокате «Доказательство смерти») — самый радикальный фильм Тарантино, который он, испытанный любитель «низких» жанров, не без гордости называет худшим из всего, что снял. Непривычно говорливый гоночный слэшер о спятившем каскадере-убийце и его многочисленных жертвах первоначально был включен в сдвоенный проект «Грайндхаус», осуществленный на пару со старым товарищем Робертом Родригесом, но впоследствии расширен и показан в сольном режиме в конкурсе Канн. Разумеется, наград там не снискал.
Лучшая иллюстрация к стратегии Тарантино, этот фильм искусно притворяется стилизацией — вплоть до потертой царапанной пленки, неряшливых склеек и полупрофессиональной операторской работы (за камеру в первый и пока последний раз взялся сам Квентин), — но на самом деле ею не является. Из привычных, казалось, элементов автор собирает эксцентричный паззл, в котором непредсказуемо буквально все — антураж, поведение героев, диалоги, развитие сюжета. Тарантино не имитирует старые фильмы, хоть и обильно их цитирует (главный объект — культовая лента 1971 года «Исчезающая точка», авто из которого становится персонажем фильма), а создает новое — как будто реально отправился в 1970-е, чтобы на сей раз переписать историю кино.
Антигерой Каскадер Майк (Курт Расселл снабжен колоритными шрамами и, кажется, готов лопнуть от собственной харизмы) появляется из ниоткуда в баре, где выпивают четверо подруг, и сперва подцепляет симпатичную блондинку-попутчицу — ее он убьет в своей машине, где водительское место защищено от любых катастроф, — а потом врезается на полном ходу в автомобиль беспечных девушек, одна из которых полчаса назад добровольно станцевала для него лэп-дэнс. «Поцарапался, когда вываливался из машины времени?» — метко шутит приятель одной из будущих жертв. Автомобиль, как в «Назад в будущее», становится для Тарантино и ускорителем интриги, и средством для путешествия в прошлое. Тут вдруг материализуется метафора раздавленной бабочки. Танцующую лэп-дэнс красотку (Ванесса Ферлито), впоследствии убитую Майком, зовут Баттерфляй.
Тем не менее возможен иной вариант развития событий. Нешаблонная двухчастная структура фильма предлагает альтернативную интригу. Вновь четыре девушки дурачатся в автомобиле, не подозревая об опасности, опять их атакует Каскадер Майк... Но на сей раз они моментально превращаются из дичи в охотниц, бросаясь за маньяком, догоняя его, унижая, избивая и наконец убивая. Это не столько возмездие (о прошлых злодеяниях Майка никто из героинь не подозревает), сколько восстановление композиционного равновесия — и осуществление любимой идеи Тарантино кровавой кармической справедливости. Интереснее всего фигура самой бесшабашной и бесстрашной из героинь: новозеландка Зои Белл, по профессии каскадер, раньше бывшая дублершей у Тарантино, играет саму себя. Именно она добивает смертельно раненного Майка.
Вторая половина «Смертенепроницаемого» отличается от первой, как любая альтернативная реальность от подлинной. Актрисы выступают почти что в собственных ролях, опасный романтический сумрак придорожного кафе сменяется беспечным солнечным светом, попав на который злодей тут же теряется. Лжекаскадер (неизвестно, был ли он им когда-либо, но Курт Расселл-то им определенно не был) повержен реальной каскадершей — человеком из самой толщи кинематографа, сплетенной из киноматерии девушкой, которая уже поэтому неуязвима, как кошка из сказки.
Фильм снят будто бы в режиме реального времени, треп ни о чем под выпивку нарочито лишен привычного тарантиновского блеска, сюжет развивается скачкообразно. Но последняя схватка и казнь негодяя не оставляют сомнений: мы проживаем с героинями время кинематографическое, управляемое, искусственное. Просто нарушающее все правила, на соблюдение которых мы, поведясь на обещание постмодернистской стилизации, ошибочно рассчитывали.
Читайте также:
4
Мстительница Зои — отныне постоянная актриса Тарантино Зои Белл — родилась, как Афродита из пены, из экшн-сцен «Убить Билла», самого длинного и амбициозного фильма режиссера, где Белл была каскадером и дублером сыгравшей главную роль (и бывшей соавтором сюжета) Умы Турман. Да и сам «Смертенепроницаемый», возможно, появился как посттравматическая, во всех смыслах, реакция на автокатастрофу, едва не стоившую Турман жизни: авария случилась на съемках «Убить Билла» и долгое время скрывалась от публики. Больше с тех пор Турман — одно время ее считали не просто музой, а Невестой (таково ее прозвище в фильме) Тарантино — в его фильмах не снималась. Разрыв между реальностью и фантазией становится болезненно очевидным, как и параллели между ними: в фильме Билл чуть не укокошил Невесту, Квентин на площадке чудом не убил Уму.
В новом столетии Тарантино попрощался с попытками понять и описать человеческую психологию и, почувствовав себя демиургом (Биллом?), нырнул с головой в вымышленный мир кинематографа. Реальный человек с настоящим именем и биографией, выходящая замуж беременная девушка убита на репетиции собственной свадьбы и восстает из мертвых — причем неоднократно — непобедимой и всесильной героиней комикса. Она — Супермен (вернее, Cупервумен) из вдохновенного предсмертного монолога Билла, отца своего ребенка, бывшего любовника и убийцы, которому она должна отомстить. Ее подлинное обличье — фантастическое, простой смертной она лишь притворяется.
«Убить Билла» — воплощенный guilty pleasure гика и синефила, гипертрофированный и пьянящий. Микшируя жанры (триллер о мести, хоррор о живых мертвецах, спагетти-вестерн, самурайский фильм, кунфу-боевик и т.д., вплоть до семейной мелодрамы ближе к финалу) и преодолевая пространство (Китай, Япония, множество американских штатов), Тарантино ощущает себя и повелителем времени. «Убить Билла» — самый длинный его фильм: в общей сложности четырехчасовой, даже его выход в прокат затянулся на два года. В нем вновь нарушена хронология: зритель с ходу оказывается с Невестой на пороге одной из ее заклятых врагинь, лишь потом мимолетно узнает о причине их вражды, вслед за чем вместе с ней выбирается из больницы, где она прикована к койке в четырехлетней коме; только к финалу второй части нам будет позволено узнать имя героини — Беатрикс Киддо.
Время исчезает, как в коматозном провале Беатрикс — она не заметила четырех лет и не может поверить, что за это время ее дочь родилась и выросла, — и бесконечно растягивается в рапидах и флэшбэках, абсурдно удлиненных до объема отдельной главы этого безразмерного киноромана. «Убить Билла» лишен интриги: фильм назван тем единственным — предельно кратким, в пять касаний, — действием, которое обязана совершить героиня. Но это настоящая симфония ретардации, что-то вроде вагнеровской оперы или беккетовской пьесы, где время тянется так бесконечно, что начинаешь этим наслаждаться. «Месть — блюдо, которое подают холодным», но не остывшим, а пленительно ледяным, как холодный чай на тенистой веранде в жаркий летний день.
Покидая обыденность, Тарантино ступает на территорию эпоса.
Читайте также:
7
Нигде дыхание эпоса не ощущается так явно, как в «Джанго освобожденном». А у эпоса, начиная с Гомера, свои отношения с временем. Оно сплющивается, растягивается, управляет пространством или тонет в нем.
Тарантино передает главную роль от белого человека — охотника за головами и аболициониста по убеждениям доктора Шульца (Кристоф Вальц) — черному, освобожденному Шульцем непокорному рабу Джанго (Джейми Фокс). Правилам вестерна брошен вызов не менее радикальный, чем правилам рабовладельческого Юга. Действие отнесено в преддверие Гражданской войны; до главного события американской демократии, то есть буквально в доисторические — эпические — времена.
Белый необходим не столько как спаситель, сколько как рассказчик, живая связь с мифом. Узнав, что жену Джанго, с которой того разлучили после побега и которую он мечтает спасти, хозяева-немцы назвали Брумхильдой, Шульц символически превращает Джанго в рыцаря Зигфрида, который рано или поздно непременно сядет на белого коня и повергнет врагов. Тарантино создает антитезу главному эпосу, из которого родился Голливуд, — «Рождению нации» Гриффита, — позволяя Джанго пристрелить главаря Ку-клукс-клана.
Стыдливый мешок клановца, из прорезей которого ни черта не видно, — хлипкое прикрытие. Харизматичный злодей, плантатор месье Кэнди (Леонардо Ди Каприо), лишь делает вид, что владеет французским, но не знает ни слова на любимом языке и раба называет д’Артаньяном, толком не представляя, что значит это имя. Он не понимает, что его рабы-борцы — гладиаторы и рано или поздно во главе взбунтовавшихся силачей объявится свой Спартак. На стороне Шульца знания старой Европы, открывающие тайну мифа, в котором слабый в одну секунду может по волшебству обрести силу и победить несправедливость.
«Джанго освобожденный» освобождает от обязательств синефильской игры и изысканной хронологической путаницы. Его действие последовательно и прямолинейно, оно подчинено единственной логике: зло должно быть наказано. Если это и альтернативная история, то лишь потому, что насыщена атавистической мощью доисторического фольклора, алогичного и кровавого.
Отсылая к эпосу, «Джанго освобожденный» наконец получает индульгенцию за сцены крайнего насилия и жестокости. А «Илиаду» вы читали? «Песнь о Роланде» помните? Финал «Нибелунгов» не забыли?
Эклектика музыкальных решений тоже получает здесь безупречную внутреннюю мотивацию. Рок-баллада в «Омерзительной восьмерке» или яростный рэп в «Джанго освобожденном» не осовременивают события прошлого, а ставят их вовсе вне времени — в пространство экстатического мифа, который происходит здесь и сейчас.
Читайте также:
3
Начало «Джанго освобожденного» зарифмовано с зачином «Джеки Браун» — первого фильма Тарантино с чернокожим протагонистом. Герой Джейми Фокса идет в цепях по этапу, камера непрерывно снимает его плывущий на фоне пейзажа профиль. Скоро он сбросит цепи и начнется его история. Стюардесса средних лет, работающая на заштатную авиакомпанию, так же уверенно и прямо движется к завязке своего сюжета на начальных титрах «Джеки Браун». Впереди у нее найденные в сумке чужие деньги и наркотики, вынужденное сотрудничество со следствием, конфликт с нанимателем — торговцем оружием Орделлом Робби — и попытка выйти сухой из воды. Но прежде всего невероятная в своей абсолютной будничности история встречи и поздней любви с Максом Черри, одиноким потрепанным бондсменом (человеком, выкупающим арестованных под залог), без чьей помощи ей никак не спастись.
Love story вшита в мифологический сюжет «Джанго освобожденного» как важный его компонент, но единственный настоящий фильм о любви в карьере Тарантино — «Джеки Браун». Он же единственная экранизация (будто в помощь в столь деликатной и сложной для себя материи режиссер призвал святого покровителя — классика pulp fiction Элмора Леонарда). Тарантино и сам немного влюблен в звезду блэксплойтейшн-кино Пэм Гриер, он прямо говорит об этом устами своего персонажа в «Бешеных псах». Если «Ромовый пунш» Леонарда — где героиня была белой и носила другое имя (Джеки Бёрч; она стала Браун в память о «Фокси Браун», классике блэксплойтейшн 1974 года с Гриер в заглавной роли) — книга о криминальной афере, то неторопливый и меланхолический фильм Тарантино — определенно история не сложившейся и именно потому прекрасной любви.
Всегда безупречно работающий с актерами, в «Джеки Браун» режиссер превосходит самого себя. Груз карьеры и прожитых лет виден в каждой морщине (камера любуется ими), слышен в каждой интонации Гриер, звезды B-movies 1980-х Роберта Форстера (Макс Черри) и самого Роберта Де Ниро (мелкий бандит Луис Гара), герои которого никогда еще не были такими усталыми, косноязычными и пожилыми. На фоне безразличной ко всему, глянцево безупречной и неправдоподобно длинноногой Мелани (Бриджит Фонда) они беспрестанно думают и говорят о возрасте, старении, смерти. «Джеки Браун» — элегия «последнего шанса», в котором прагматика отступает перед эмоциями, даже если герои делают осознанный выбор не в свою пользу.
Кажется, будто сносивший головы своим героям случайно, между делом, нечаянно спустив курок, здесь совсем еще молодой (тридцать четыре года!) Тарантино впервые задумался о собственной смертности. И сразу начал разрабатывать план по достижению бессмертия при помощи единственного ему известного эликсира — кинематографа.
Читайте также:
9½
«Однажды в... Голливуде» — Once Upon a Time... in Hollywood — одно это многоточие в названии выглядит как театральная пауза, осознанно затянутое время, которое Тарантино украл у Хроноса. Из вестернов, худо-бедно отражавших историю США, его Рик Далтон сбегает в спагетти-вестерны, где время тянется бесконечно — как итальянская макаронина — и не подчиняется привычным законам.
Его Шэрон Тейт — прекрасная, прекрасная Марго Робби — сама воплощенная тайна кинематографа. Из всех его прежних героинь она больше всех похожа на Мию Уоллес, бесконечно соблазнительную, необъяснимую. Она танцует на вечеринке в особняке Playboy так, что сам Стив Маккуин не может оторвать глаз. Задрав босые ноги на сиденье переднего ряда, от души хохочет над «Командой разрушителей» — только что вышедшим фильмом. Мы осознаем, что Тейт осталась молодой навек именно потому, что погибла в двадцать шесть лет. Но для Тарантино именно поэтому она бессмертна. Пока идет кино, у нее есть отсрочка и, таинственным образом, власть над фильмом: ведь это ее фильм.
Самому Тарантино в момент выхода его девятого фильма пятьдесят шесть лет, он на полгода старше Брэда Питта и на двенадцать лет — Леонардо Ди Каприо, как раз вошедшего в возраст Джеки Браун. Их мальчишеские лица бесстрашно, но и растерянно, смотрят в будущее, встречая его с единственным оружием, которое у них есть, — кинематографом. Неравная и отважная борьба со смертью не менее эпическая, чем у славного Джанго; охота на бабочку времени при помощи сачка фильма.
Тарантино не хочет уходить в историю стариком. Он давно пообещал, что снимет всего десять фильмов и отправится на пенсию. «Однажды в... Голливуде» — девятый, предпоследний. Из множества возможных проектов активнее других обсуждается один, самый неожиданный и уже, кажется, одобренный продюсерами Paramount: «Стартрек». Когда-то цитатой из него открывался «Убить Билла». Очевидно, не только месть, но и финал карьеры подается холодным.
Легендарный фантастический цикл, среди прочего, посвящен путешествиям во времени и парадоксам, при помощи которых можно переписать историю и обмануть саму смерть. Помечтать о том, чтобы вернуться назад и снять еще десять фильмов? В любом случае не придумать лучшего материала для Тарантино, чем история, один из эпизодов которой в незапамятные времена носил название «Завтра было вчера».
Покупайте журнал «Искусство кино», посвященный Квентину Тарантино и его новому фильму «Однажды в... Голливуде».
Читайте также:
Еще немного материалов по фильму «Однажды... в Голливуде»
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari