На Netflix вышел «Холстон» — бенефис Юэна Макгрегора в роли культового кутюрье Роя Холстона. История головокружительной и трагической карьеры модельера переосмыслена Райаном Мёрфи — и напоминает бледную тень его хитовых шоу. Алексей Филиппов объясняет, почему очередной проект Мёрфи может вызвать острое недоумение, но куда важнее, что это трогающая исповедь плодовитого шоураннера.
По одежке встречают: народная мудрость, сшитая с классовым подразделением нарядов, не устарела, к сожалению, даже в XXI веке, что и говорить о чугунном XX, который через шаг танцевал и умирал. Высокая мода не подавала руку универмагу, старушка Европа пушила перья перед борзой юной Америкой, президенты махали (машут) людям из кабриолетов (самой позерской комплектацией на свете), в строю равных всегда найдется тот, кого поставили на колени: гомосексуала, афроамериканца, женщину или парня из Нью-Джерси.
Аккурат год назад Райан Мёрфи снял сказку о том, что все могло быть иначе — хотя бы в кузнице мечт Голливуде, который то ли питается социальным запросом, то ли его формирует, — поди разберись, много на себя взяло кино или все-таки поместится еще тюк-другой. К этому времени Мёрфи и сам стал фабрикой: с шагом в два-три месяца выпустил второй сезон «Политика», «Сестру Рэтчед», «Парней в группе» и «Выпускной». Заключенный в 2018-м контракт с Netflix год спустя еще не выглядел адской сделкой, но в 2020-м показал себя во всей красе. Мёрфи писал, продюсировал, снимал, отдавал идеи и мечты на аутсорс («Парни»), подхватывал чужие («Рэтчед»), соглашался на сомнительные спин-оффы («Американские истории ужасов»).
Принц китча буквально распылялся — и вскоре в каждом проекте стала обнаруживаться недостача фирменного стиля: все цветные стены ушли «Рэтчед», блестки увезли на «Выпускной», диалоги, ракурсы и вздохи снимали по ТЗ. Мёрфи, закабаленный то ли $300-миллионным контрактом, то ли собственным эго, постарался изящно оправдаться, выпустив пятиактного «Холстона» — квазибайопик легендарного модельера Роя Холстона Фровика (семья покойного заочно оскорбилась, потому что снимали тайком и без их благословения).
Идея загодя казалась исповедальной: простой гомосексуал из Индианы, пробившийся с низов на самый верх и заключивший титаническую сделку с самым большим супермаркетом видеоконтента, снимает про простого гомосексуала из Айовы, который перевернул мир моды, обшил пол-Америки, поженил кутюр и масс-маркет, потерял имя-бренд и умер от саркомы Капоши, часто сопровождающей терминальную стадию ВИЧ. Да я лучше вас знаю, что конвейер съедает душу, как бы говорит Мёрфи, предлагая не постмодернистский пастиш, а метамодернистский пересказ, где чувства и акценты рассказчика важнее любого факта.
Потому и биография Холстона сливается с детством Мёрфи, «битва за Версаль» — между модельерами из Европы и США — как будто обрывается на пике торжества, а звезды эпохи, с которыми кутюрье работал, нюхал, кутил, преимущественно вынесены за скобки (кроме близкой подруги Лайзы Миннелли в исполнении Кристы Родригез). Никаких Анджелы Хьюстон и Шер, черно-белого бала у Капоте, даже Уорхол мелькает лишь портретом Холстона. (Ох уж эта жуткая привычка знаменитостей завешивать весь дом своими изображениями непомерных размеров.) Манера Холстона, в свою очередь, как будто приглушает шоураннерский китч: да, много красного, но цветовая гамма не страшнее расцветки мужских носков. Выкрутасов и провокаций — тоже минимум (ну не считать же таковым анальный секс на стоянке дальнобоев, показанный с любознательностью натюрморта).
Однако Мёрфи не выдохся, хотя действует на рефлексах. Отсюда эта шахматная рассадка, пьеса в пяти главах: взлет; выход на мировую арену; статус курицы, несущей золотые яйца; кризис творчества в фабричных темпах капитализма; и, наконец, низвержение, переходящее в гармонию с самим собой. «Холстон» — не история успеха, опционально перетекающая в хронику краха. Это не античная трагедия о Прометее, который научил людей пользоваться спичками, а потом страдал от божественного цирроза. Поп-античность Мёрфи уже перемолол в «Убийстве Джанни Версаче», втором сезоне «Американской истории преступлений», где те же амбиции доводили гомосексуала филиппинских кровей Кьюненена до убийства кумира.
Любящий что-то переиначить и переосмыслить, шоураннер разрушает саму идею бренда, автора, животворящего гения. Маленькая трагедия (сериального) Холстона не столько в том, что его третировал отец и презирали богачи, не в трудностях с близостью, наркотиками и ВИЧ, не в непомерном эго, которое превратило его из создателя революционных нарядов, чувственных и парящих, в товар на прилавке мирового капитализма. А в том, что он в это поверил.
Поверил, что все его идеи гениальные, а все гениальные идеи — его. (Сценарий вместе с Мёрфи писали его давний соратник Иэн Бреннан и молодой драматург Тед Малавер.) Так он присвоил и якобы находку с рисунками на ткани Джоэла Шумахера (Рори Калкин), который, прежде чем привить Бэтмену соски, занимался украшением витрин. И форму печального фаллоса для флакона духов, которую выдула, вдохновляясь галькой (и, видимо, сексом), влюбленная в него Эльза Перетти, будущая легенда ювелирного дизайна. И заигрался в амбассадора прекрасного, который не ценит ни манекенщиц, ни спонсоров, ни близких друзей, годами старевших в его тени. Холстон стал корпорацией задолго до того, как его имя выкупила настоящая. Он потерял в себе человека — и обрел, только когда снова стал Роем: опирающимся на клюку мужчиной с лучистыми морщинами и уютными залысинами.
Солирующий в сериале Юэн Макгрегор играет Холстона как сочувственную карикатуру: точно копирует голос и с особым удовольствием воспроизводит простецкую хореографию склочных гениев (взгляд, затяжка, поворот, удар кулаком по столу, затяжка, подбородок вверх, лицо в три четверти). И с таким же наслаждением бухается в образ Холстона идиллического: отлученного от шумного офиса, получающего удовольствие от скованного в средствах креатива. Да, капиталистическая система, придумавшая личные и фабричные бренды, высасывает фантазеров досуха и насильно продолжает их дело после смерти. Но никогда не поздно вернуться на тихий берег. Дело не в том, что творчество и деньги несовместимы. Просто в чаду мегаполиса и богемной жизни сложнее нажать на тормоза.
Мёрфи напоминает, что жизнь прекрасна ровно потому, что когда-то кончится. Падут империи и предаст собственное имя, которое может стать доппельгангером, шварцевской тенью, если чересчур наделять его сакральным значением. На тебя будут сыпаться все шишки мира, игнорируя соавторов и самостоятельных людей из прочих цехов. «Холстон» — никудышный байопик и сериал самого банального покроя. Но в нем Райан Мёрфи как будто напоминает, что он просто человек, который даже на крыше карьерного небоскреба зачем-то все еще хочет кому-то что-то доказать. Лучше уж так, чем прыгать, конечно.
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari