Молчание Стейтема: «Гнев человеческий» Гая Ричи

«Мы — просто посредники», — мямлит директор инкассационной компании Fortico, принимая на работу нового сотрудника. Металлические ящики, внутрь них упакованы сотни тысяч долларов: забрать из торгового центра — передать в банковское хранилище. Вот и все. Транспортировщику не принадлежит даже часть денег, в его распоряжении одна лишь функция — функция движения. То же определение хочется примерить на Гая Ричи и его дистиллированный «Гнев человеческий», фильм без претензий на что бы то ни было за пределами жанрового этюда, образцово-показательный экшен. Кто он, если не «просто посредник»? Перевозчик ценного материала между современностью и золотой эрой хайст-муви. Обетованными «асфальтовыми джунглями»«Асфальтовые джунгли» Джона Хьюстона 1950 года — один из первых классических фильмов-ограблений Золотого Голливуда.: фильм начинается со старомодного открыточного вида ЛА, в середине возвращается к идентичной картинке, закрепляя город как одно из действующих лиц, а в финальном кадре одевает тот же пейзаж в ночь. Верно — все, что полвека назад было сказано кинематографом в темноте, сейчас уже давно вынесено во свет. Нуар? Нуар нам только снится.

Впрочем, напротив говорливого директора инкассаторов в кресле соискателя неподвижно сидит не кто-нибудь, а Джейсон Стейтем. Залог того, что ни рядовой транспортировкой из пункта А в пункт Б, ни даже будничным ограблением дело не кончится. Новичка принимают в команду, дают позывной по первой букве имени — Эйч. Примерно как H-bomb — термоядерное оружие — он и сработает для сюжета. Само собой, за каменной маской идеального героя боевиков — скрытые мотивы и боль, которой хватит на всех окружающих. В ходе одного из ограблений Эйч потерял родного человека и теперь ищет следы убийцы.

Если принять происходящее всерьез, перед нами фильм об утрате и возмездии. Пасмурный Лос-Анджелес, играющий не самого себя, а немножко имитирующий южную готику, где угрюмые мужчины в стильных костюмах расправляются друг с другом столь же самозабвенно, как Джонни Кэш за кадром чеканит строчки Folsom Prison Blues:

I shot a man in Reno

just to watch him die

Здесь никто не стреляет по ногам, пуля бьет в голову (реже — в самое сердце). Гангстеры инфернально всесильны, полиция цинична и коррумпирована, городские улицы состоят из одних лишь смертоносных засад на фургоны инкассации, а в мужской раздевалке не вздохнуть от раздающихся со всех сторон скабрезностей и крутых фраз.

Как и ранние фильмы Ричи, куда женщинам дорога была заказана, это невоздержанно маскулинное кино. «Оставь это мне», «За две недели я сделаю то, чего у вас не получится за 20 лет» — из здешних панчлайнов нетрудно склеить красивый букварик неоконсерватизма. С придыханием говорят: если не Ричи, то кто? Последний реальный пацан большого кино, способный позволить себе такие грубости и некорректность. Но мало ли их, вот навскидку: его персональная кинематографическая «тень отца» Квентин Тарантино или «оператор бетономешалки» Крэйг Залер. Дело не в том. Действительно ли Ричи так уж брутален, каким может с перепугу показаться?

Вот он, как истинный автор и джентльмен, самоотверженно кидается в иносказания. Вступительные титры распускаются на фоне гравюр, отсылающих к античным и библейским сюжетам. Красноречивые названия глав подают зрителю многозначительные знаки. Сперва Стейтема называют злым духом — в одном из эпизодов он натурально растворится подобно призраку, оставив лишь след присутствия. Чуть позже его обидчики приравниваются к животным, иногда благородным, иногда беспринципным, но хищникам, которых обязательно настигнет рука человека. Или вернее будет сказать — Человека? С заглавной «Эйч». Впрочем, стоит чуть подольше задержать взгляд на мифологических украшениях этого сюжета, чтобы уяснить — мифология здесь может быть только одного толка. В решающий момент на рингтоне антагониста зазвучит «Полет валькирий», но в этом нет никакой связи ни с оперой Вагнера, ни уж тем более с окрыленными скандинавскими воительницами, исключительно с вьетнамскими вертолетами «Апокалипсиса». Не сын человеческий, но сын кинематографический.

И стоит заметить, что кинематографу серьезно повезло с новыми сыновьями. Скотт Иствуд на каждом крупном плане не просто символизирует присутствие фильмографии своего героического отца, но воплощает ее физически, являя страждущим символ веры — иствудовский прищур. Всем будущим ревизорам полицейских триллеров и вестернов в лице Скотта дарован магический аванс. Куш, пока что лишь в самой малой степени сорванный Гаем Ричи, активировавшем сравнение с «Грязным Гарри». Что уж говорить о метафорическом измерении «Гнева», если ощутимей любых сравнений срабатывает простой факт — в истории об отце, потерявшем сына, ключевую партию убийцы исполняет сын Клинта Иствуда, несущий на себе облик отца как фантомную маску истории кино.

Впрочем, любуясь этой очаровательной теогонией, не стоит упускать из виду главную травести-подмену фильма: «Гнев человеческий» — комедия в красивой одежке триллера. Стейтем — конечно, мстящий дух. Или жестокий ветхозаветный Бог. Или Отец, переживающий потерю Сына. Или уж, во всяком случае, мафиози с фаустовской тенью на лице. Он не скажет вам ни слова без черной интонации и свинцового взгляда. Не скажет почти ни слова вообще — Эйч хранит грозное молчание большую часть экранного времени, доводя своим присутствием драматичность ситуации до абсурдных мощностей. Всю свою кинокарьеру, некогда запущенную именно Гаем Ричи, Стейтем колеблется между двумя амплуа. С одной стороны, он холодный профессионал, опасность во плоти, тот самый the one who knocksФраза из популярного монолога главного героя сериала «Во все тяжкие» — «Парень открывает дверь и получает пулю. Ты думаешь, это я? Нет, я — тот, кто стучит в дверь».. С другой — убийственно саркастичный пересмешник, на все, что бы там ни было, — всполохи взрывов, автомобильные фантасмагории, атаки марсианских призраков — взирающий с легким недоумением, английской издевкой. В любом из его угрюмых протагонистов неглубоко спрятан смех, особенно ощутимый, когда режиссер делает столь громкий акцент на его молчании. Как там говорил Амедей Эйфр? Тот случай, когда отсутствие означает присутствие?Известная формула католического теолога Амедея Эйфра: «Присутствие Бога у Дрейера указывает на Его присутствие; отсутствие Бога у Бунюэля указывает на Его отсутствие; присутствие Бога у Феллини указывает на Его отсутствие; отсутствие Бога у Бергмана указывает на Его присутствие». Вообразите идеальное киногеничное видео в популярном YouTube-жанре — «Джейсон Стейтем молчит десять часов». Что ж, «Гнев человеческий» — это два из десяти, тоже весьма недурно.

Еще отчетливей Ричи проговаривается о себе и своем «Гневе» через второстепенного персонажа в исполнении Джоша Хартнетта. Пижон в очках-авиаторах с модной стрижкой из барбер-шопа, говорящий фразами типа «Ты не понимаешь какая это опасная работа — мы не хищники, мы добыча» и всеми силами сочиняющий из себя плохого парня. Но при первых признаках угрозы он впадает в панику и тут же рассыпает собственный нерукотворный образ. Для фильма, где все не то, чем кажется, — не тот человек, не тот Иствуд, не тот нуар — он идеальный и истинный герой. Прохиндей и хвастун? Как и сам Гай Ричи. Кинематограф именно таких и любит больше всего.