Я просто «Текст»: фильм о войне Александра Петрова с Большим Братом

Мама не пускает сына-студента Илью Горюнова, завалившего экзамен, на дискотеку. Тот все равно убегает танцевать с девушкой в клуб под названием «Рай», где случается облава ФСКН. Герой заступается за подругу и оскорбляет молодого опера, который тут же и подбрасывает студенту наркотики. Отмотав от звонка до звонка семь лет, Горюнов (Александр Петров) выходит на свободу, чтобы узнать: его мама умерла позавчера. В отчаянии парень идет «поговорить» с тем самым опером — Петром Хазиным (Иван Янковский) — и случайно (?) убивает его в драке. Труп он припрячет в канализации, а пистолет и телефон мертвого мента возьмет себе. В смартфоне — жизнь, любовь и нерешенные дела опера, которые герой, не долго думая, присваивает.

Тут нужно сделать отступление, которое, видимо, будет сопровождать разговор о «Тексте» еще долго. Героя сценария Дмитрия Глуховского, переписанного в роман, а затем превратившегося в фильм, зовут Илья Горюнов. Почти — Иван Голунов, едва не севший за подброшенные ему «вещества» (мало того — однокашник режиссера Клима Шипенко). Глуховский, который написал историю задолго до дела Голунова, обо всем этом, разумеется, никак не мог знать. Такая вот мистика.

Впрочем, подтекст фильма и романа откровенно политический и без таких параллелей. Камера оператора Андрея Иванова фиксирует возвращение героя из тюрьмы: мимо серого забора стройки, за которым различим золотой крест на куполе церкви. Лужи, покосившиеся дома, надпись «Кино» на стене. Затем — грязно-оттепельная Москва. Это, значит, Россия, которая и есть ад, что герой в какой-то момент проговаривает прямо. Отсюда хочется уехать в абстрактную Колумбию, которая манит Горюнова, словно Рио-де-Жанейро Остапа Бендера. Но хватка родины слишком цепка.

Легко вычисляется, что Горюнов сел где-то между 2007-м и 2012-м, а вышел — с 2014-го по 2019-й. Его прошлое — расточительный угар сытых лет новой России, настоящее — новый застой в обществе, отчетливо разделенном на козлищ и агнцев. Или, как опять же глубокомысленно замечает герой в обращенном к мертвой матери монологе, в стране, где воспитывают зэков либо вертухаев. Здесь полиция торгует кокаином с кавказскими мафиози, богатые дети устали от прожигания жизни, а нищие учительницы русской литературы не могут отложить на похороны. Возможно, иные зрители готовы разделить подобный взгляд на вещи, но было бы жаль, если этой философией исчерпывалось содержание «Текста». Однако Шипенко сообразил выбросить из сценария явную конъюнктуру вроде споров о Крыме и Трампе, и, оставаясь верным духу времени, выправить сюжет в архетипическую историю.

Точкой притяжения стал смартфон, представший предметом одушевленным — хранящим частицу души хозяина. Перед смертью продажный опер по имени Петя размазывает по телефонному экрану кровь, запуская сакральный механизм событий. Невольный его убийца получает доступ в жизнь жертвы через смартфон. Но не для того, чтобы идти по дорожке графа Монте-Кристо, как можно предположить из завязки.

Вместо того чтобы разрушить мир врага, он заботливо его восстанавливает, исправляя ошибки, улаживая отношения с родными, спасая жизнь девушки Пети и его будущего ребенка. Формальная причина копаться в переписках врага — продать наркотики и достать деньги, чтоб похоронить мать и уехать в Колумбию. Однако все оказывается серьезнее. Горюнов помогает убитому доделать незавершенное, продляет жизнь души еще ненадолго, разделяет ее мытарства перед окончательным уходом на тот свет. Технология работает не только как сюжетный девайс, но как вместилище чуда.

Есть много текстов о том, как герой превращается в текст. Значительно труднее показать это в кино. Киноязык еще подступает к этой проблеме, только осторожно пытается представить поглотивший всех нас мир Сети на экране. Шипенко героически принял непростой вызов, а уж насколько удачно получилось решить проблему — другой вопрос. Несмотря на разные ухищрения, зрителю все равно приходится довольно много читать, причем субъективная камера не хочет надолго замирать. Выручает традиционное для адаптации эпистолярных романов «чтение вслух»: персонажи, ленясь печатать, наговаривают длинные письма в динамик телефона, а тот превращает речь в буквы либо голосовые сообщения. Получается полифония из обрывков речи, сетевая многоголосица, инкрустированная фото и видео.

Количество и длина этих видео, снятых Петей при жизни, немного неправдоподобны, однако «любительские» съемки довольно органично монтируются с основным видеорядом — мрачными, но завораживающими видами Москвы и Подмосковья. Чем-то они напоминают такую же маслянисто-блестящую столицу в «Конвое» Алексея Мизгирева. Собственно, большая часть сцен с героем Ивана Янковского — телефонные видео. Вплоть до домашнего порно, снятого Петей и его девушкой: эта сцена с участием Кристины Асмус — среди самых откровенных в новом российском кино, но возбуждающей ее можно назвать с трудом. Ведь смотрим мы ее глазами Горюнова, который тут же и мастурбирует. Так что зритель оказывается уже четвертым и далее по счету лишним на этой несколько противоестественной gang bang party. Тем более — продолжая разбирать анатомию сцены — можно заметить: Горюнов доводит себя до оргазма глядя уже скорее на Петю, а не на его невесту. Болезненное внимание оскорбленного к жизни обидчика явно переросло в другое чувство. Горюнов по-своему «влюблен» во врага — и одновременно хочет стать им.

Как ни печально, герой, помогающий обидчику «дожить», собственной жизни лишен, являясь, по сути, паразитом. Иные аннотации говорят о «влюбленности» Горюнова в девушку опера — чего, конечно, нет в помине. Есть желание выпить чужое, недополученное, отнятое. И нерв сюжета в том, что Горюнов, маленький паразит, борется за электронную «душу» мертвого опера с паразитом колоссальным — отслеживающей телефон «Конторой».

Что мы знаем о Горюнове? До тюрьмы у него были трудности с романской филологией. После — он научился ботать по фене. Надо признать, что Петров играет блестяще, но от неправедно умученного героя-зэка неизбежно тянет блатной романтикой в духе «любви достойна только мать». В отличие от антигероя фильма, генеральского сынка, изменника, драгдилера, инфантила, Горюнов пуст и мертв внутри. И по всем лекалам очевидного киносимволизма это подчеркивается неоднократно. В частности, автопортретом героя, который он правит несколько раз, пока лицо не превращается в условную маску ужаса с картины Мунка.

Правда, человек-никто получает шанс на искупление. Правда, эта концовка кажется неаккуратно пришитой, поскольку весь фильм пронизывает антиправославный скепсис, но упирается «Текст» все же в символизм религиозный. Слишком сильно влияние на сюжет «Преступления и наказания» и, как всегда в таких случаях, работа Глуховского и Шипенко слишком не выдерживает сравнения.

Зато неожиданной оказывается параллель с культовым фильмом Балабанова. Персонаж Петрова — своего рода анти-Багров, одиночка в черном вязаном свитере, который хочет бежать из России, а не вернуться к ней. Тем показательнее и, возможно, страшнее, что он в конце понимает: никакой иной родины, кроме этой промерзшей земли с родными могилами, у нас не будет (и не надо). Разве что девушка из турфирмы расскажет сказку про Колумбию и прочие райские острова, а осиротевший зэк без биографии на секунду представит, что профессиональное ее дружелюбие — и есть подлинное участие.