Открытые: сериал «Тригонометрия» — эмоциональное драмеди о любви втроем от BBC

В Западном Лондоне живет пара — Джемма (Талисса Тейшейра) и Киран (Гари Карр, сыгравший сутенера в «Двойке»). Она владеет небольшим кафе, расположенным прямо под их квартирой, он трудится парамедиком, часто катаясь по вызовам в ночную смену. Они невероятно влюблены друг в друга, но работа отбирает много сил (редкий секс случается на границе их смен), а денег приносит столько, что на жизнь и малый бизнес не совсем хватает. Тогда Джемма и Киран решают сдавать одну комнату в надежде улучшить финансовое положение, но знакомство с квартиранткой Рэй (Ариана Лабед) изменит нечто большее, чем состояние лицевого счета. Рэй 30 лет, она наполовину француженка и долгое время выступала в команде синхронисток — даже ездила на Олимпиаду. До переезда девушка жила у матери с отцом, но не жила толком: ее рутина сводилась к тренировкам и выступлениям, родительская забота дополнительно огораживала от эмоционального и бытового взросления. Точку в спортивной карьере поставил кровавый инцидент на репетиции, а переезд открыл новые возможности. Рэй с порога очаровывается независимым бытом Джеммы и Кирана, а те обособленно влюбляются в квартирантку. И новое чувство, не вписывающееся в завизированную парность отношений, мучает всех троих.

«Тригонометрию» спродюсировала и наполовину (пять из восьми серий) сняла греческая постановщица Афина Рахель Цангари, известная по сотрудничеству с Йоргосом Лантимосом: он снялся в ее «Аттенберге» (2010), она спродюсировала его греческие фильмы — «Кинетта» (2005), прорывной «Клык» (2009) и «Альпы» (2011). На двоих они стали апостолами греческой странной волны, которая, кажется, сдулась, когда обоих фронтменов зазвали снимать проекты поамбициознее англичане. Впрочем, сама Цангари отрицает существование такого явления, утверждая, что «волна» обозначает всего лишь группу разных режиссеров, которые снимали независимое кино, отличающееся от привычного греческого.

Если Лантимос за последние десять лет стал чуть ли не ведущим греческим режиссером, то путь Цангари оказался более извилист и не всегда связан с кинематографом. Будущая постановщица изучала литературоведение и философию, драматургию и перфомативные практики. В университете она организовала фестиваль короткого метра, где соглашались кураторствовать, например, Джармуш и Херцог, а также выступала в роли проектной дизайнерки. Собственно, в последнем качестве ее и пригласили в команду, занимавшуюся церемонией закрытия Олимпиады в Афинах (2004), где они познакомились с Лантимосом.

«Аттенберг», ее первый заметный и второй после дипломного фильм, отметили призом в Венеции, но он все равно остался немного в тени «Клыка». Следующего полного метра пришлось ждать пять лет («Шевалье» вышел в 2015-м), а параллельно она сняла пару серий «Борджиа» (2011–2014), несколько короткометражек и работала в команде фестиваля Sundance.

Широта интересов Цангари чувствуется и в кино. «Аттенберг» рассказывал о молодой женщине Марине (Ариана Лабед), которая испытывает рассинхрон с принятыми любовными практиками: ей нравится женская грудь, но не интригует лесбийский секс, мужчины первое время тоже вызывают интерес разве что вежливый (все меняется после встречи с героем Лантимоса, сегодня реальным мужем Лабед). Параллельно умирает отец Марины — пожилой архитектор Спирос (Вангелис Мурикис), разочарованный течением XX века, который предал идеи модернизма. Вдобавок его гнетет, что Греция слишком быстро шагнула от «пастухов до бульдозеров, от бульдозеров до мелкобуржуазной истерии». За окном греческий долговой кризис, стагнация и умирание.

Своим названием фильм обязан сэру Дэвиду Аттенборо и его документальным лентам о животных, которые смотрят Марина и Спирос. Цангари тоже рассматривает общество с любопытством натуралиста: помпезный обращающийся в прах ареал, череда задумчивых взглядов, социальные повадки, которые в прицеле Тимиоса Бакатакиса становятся чужеродными. Марина учится у знакомицы Беллы (Эвангелия Ранду) целоваться, во время секса без конца извиняется и уточняет, все ли идет хорошо, подлинную свободу испытывает лишь в дурашливых хеппенингах, когда с отцом или подругой изображает животных, отдыхая от ролей человеческих. Концептуально — едва ли не лучший coming of age: история самоосознания в обществе, в истории и в биологическом разнообразии видов.

Спустя пять лет Цангари придумает игру еще более странно узнаваемую: группа мужчин, отдыхающих на яхте, устраивает соревнование «Лучший во всем». Друзья, коллеги, знакомцы и родственники примутся оценивать каждое действие друг друга: кто как спит, чистит зубы, разговаривает по телефону с женой, возбуждается, разделывает морских ежей, поддерживает физическую форму и кидает по волнам гальку. Награда — перстень Шевалье, принадлежащий пожилому доктору. Так начинается своего рода «Скромное обаяние буржуазии 2.0»: гротескная система оценки окружающих, помноженная на маскулинную жажду доминировать, высвечивает не столько силу, сколько слабость. В будничных, но искрометных беседах проскальзывают греческие реалии кризисного 2015-го, а также философская полемика на тему «быть или казаться». Заканчивается все воспоминанием о греческой революции и подобием языческого ритуала; кто победил — в сумерках понятно смутно, еще более туманно — какой в этой победе смысл. Разве что экипаж яхты немного развлекся: как и в «Мальмкроге» Пую, приносящие подносы наблюдают за безумствующими господами.

Новый большой проект Цангари лишь частично вытекает из этих двух. Написанный Дунканом МакМилланом и Эффи Вудс сериал против названия меньше раскрашен визуальной геометрией и максимально далек от абсурдистской тональности фильмов постановщицы. Хотя также касается человеческой хрупкости в негибких системах.

«Тригонометрия» — название, которое, пожалуй, хорошо описывает одну из магистральных тем кинематографа Афины Цангари. Ее интересуют замкнутые пространства (больница, яхта, ресторан, квартира) и не менее законсервированные общности. «Посмотри на руины, — говорит Спирос дочери. — Как будто мы рассчитывали их разрушение с математической точностью». Так и мужчины из «Шевалье» пытаются высчитать превосходство одного из них в формате формулы, правильно расставив баллы в каждом соревновании. А один из героев — комичный и не рассчитывающий на победу — вылавливает гальку в надежде найти идеальную сферу. Еще одно абсурдное стремление к идеалу.

В «Тригонометрии» то же касается любовных отношений: тождественны ли чувства двух людей геометрической фигуре, и если да — то какой. Разбитому на две половинки кругу? Равнобедренному треугольнику? Есть ли тут геометрический идеал, тем более — универсальный?

Второй столп кинематографа Цангари — отстраненный интерес натуралиста, наблюдающего за человеком в естественной среде обитания, — тут уступает место наблюдению крупным планом за взрывными эмоциями и импульсивными решениями в попытках разобраться в себе. Камера Шона Прайса Уильямса («Хорошее время», «Золотые выходы») фиксирует растерянность и желание не просто как микропереживание, но как полный оттенков процесс, исходник будущих действий.

В «Тригонометрии» то ли чужой сюжет, то ли визуальная строгость английского телевидения, то ли естественная эволюция стиля заставили Афину Цангари обратиться к более реалистичному повествованию. Однако на каждом шагу драматический сюжет обнаруживает нетипичное и стремится показать универсальное через гроздь частностей.

В кадре царит подлинное многообразие, напоминающее о том, что любая мировая столица сегодня — новый Вавилон, переполненный людьми разных культурных традиций и сексуальных практик. Не все, впрочем, об этом задумываются: сериал делится на две примерно равные части, где сначала концепцию полиаморных отношений с большим внутренним напряжением рассматривают Джемма, Киран и Рэй. Вторая половина посвящена принятию этой идеи окружающими (в первую очередь — родителями).

Для Кирана и Джеммы квартирантка не просто чек, позволяющий сводить концы с концами, и даже не «единорог» — центральный человек во влюбленном треугольнике, как характеризует ее ведущий драг-шоу. В украшенном синяками инцидента лице Рэй есть что-то ангельское, а ее явление в Западный Лондон начинает череду мучительных чудес. Она невольно ускоряет свадьбу пары и оказывается важной частью для воцарения гармонии: помогает реализоваться бисексуальности Джеммы (до Кирана она встречалась только с девушками), поддерживает деньгами и даже позволяет вновь мечтать о ребенке, которого хочет Киран и не может завести Джемма. Наконец, ее попытки разобраться в себе толкают на аналогичный путь ее лучшую подругу Мои (Изабелла Лафлэнд), которая, возможно, в Рэй тоже влюблена.

Идиллический сюжет, растянутый на восемь серий, разбавлен треволнениями и бытом ровно настолько, чтобы не выглядеть парадом счастья. Герои обильно эмоцинируют, делая внутреннее переживание видимым и почти осязаемым. Разговоры с близкими тоже даются нелегко — и свидетельствуют не столько о возможности понять чужой опыт, сколько о способности принять выбор любимого человека — будь то партнер, дочь или коллега. Так, мать Рэй, специализирующаяся на детской психологии и шокированная взрослой орбитой дочери, все же признает по телефону: «Они мне нравятся».

В этом кисло-сладком настроении «Тригонометрия» напоминает нетфликсовский мамблкор-альманах «Проще простого» (Easy) и бибисишную же «Дрянь» (Fleabag) Фиби Уоллер-Бридж. В первом одна из сюжетных линий посвящена открытому браку, второй тоже вращается вокруг бедствующего независимого кафе и заглядывает в глаза тоске, которую не способны заглушить ни случайный секс, ни выходки, ни обильные траты (это, впрочем, не про главную героиню).

Во многом «Тригонометрия» может показаться слишком терапевтичной и прекраснодушной (строго говоря, здесь все исключительно симпатичные), но успешное решение финансовых и внутренних проблем никогда не достигает статуса хеппи-энда. Даже заканчивается сериал опасливым многоточием: бесплодная Джемма все же оказывается беременна, что наверняка повлияет на баланс отношений в треугольнике, который вообще, как читает в школьном сочинении племянник Кирана, редко бывает равносторонним. Впрочем, как иносказательно замечает отец Джеммы, чопорный пожилой британец, если все принимают свою ответственность — значит, все в порядке. Главное — взвешивать это решение на каждом важном этапе.

При всей сбалансированности актерского ансамбля жемчужиной сериала оказывается Ариана Лабед — греческая артистка французского происхождения, обладательница венецианского приза за роль в «Аттенберге» и статуса самой многообещающей актрисы премии «Сезар» за роль в «Фиделио или Одиссея Алисы» (2014).

Лабед обладает энигматичной внешностью и особой пластикой: десять лет она обучалась танцевальному мастерству, а до кинодебюта регулярно выступала в театре. Лучше всего ее арсенал, пожалуй, пока раскрыла именно Цангари — в большей степени в пластичном «Аттенберге», в меньшей — в эмоциональной «Тригонометрии». Помимо ролей в фильмах «греческой странной волны» в резюме Лабед — «Перед полуночью» (2013) Линклейтера (Цангари также сыграла в этом фильме и в его дебютном «Бездельнике»), «Лобстер» (2015) Лантимоса и «Запретная комната» (2015) Мэддина, провальное «Кредо убийцы» (2016) Джастина Курзеля и «Сувенир» Джоанны Хогг.

С 2015-го она не снимается в фильмах мужа, так как дистанция позволяет им больше помогать друг другу. В прошлом году Лабед дебютировала в режиссуре с короткометражкой Olla. В интервью она признается, что не может устоять, если читает хорошую историю: так и на телевидении она раньше сниматься не собиралась. Как ее заманили в «Кредо убийцы» — загадка, но при явном потенциале суперзвезды Лабед обладает еще и хорошим чутьем (или вкусом). Редкие ее роли — проходные.

Вместо постскриптума — занятная деталь: увлеченность Афины Цангари водой.

Рэй занимается синхронным плаванием, и ее выступления отсылают не столько к «Черному лебедю», как писали в каждой второй английской рецензии, сколько к фильмам самой постановщицы, где без текучей стихии не обходится. Герои «Шевалье» изолируют себя от суши на яхте, желая разобраться без лишних свидетелей и посторонних контекстов. В «Аттенберге» море оказывается последним приютом для отца Марины: он просит ее развеять прах над волнами, «предоставив свое тело для рыбьего супа».

Вода в фильмах Цангари как будто напоминает об истоках жизни: так Рэй, покинувшая олимпийскую сборную ради взрослой жизни, выползает на берег самостоятельности и изо всех профессий выбирает максимально от воды удаленную — быть стюардессой (впрочем, она также занимается с пожилыми посетителями бассейна). Возможно, стихия, одновременно текучая, но также будто бы неизменная, лучше всего соответствует интересу постановщицы к стабильной нестабильности — общества, отдельных людей, чувств.