Для номера журнала «Искусства кино», посвященного сериалам во всем их многообразии, авторы сами выбирали, о чем писать. Выбор главного редактора Антона Долина — один из новых сериалов, вышедших только в 2020-м, премьера онлайн-кинотеатра Amazon Prime под названием «Байки из Петли», экранизация одноименной книги Симона Столенхага.
«НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН ДОЛИНЫМ АНТОНОМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ, ЯВЛЯЮЩИМСЯ ЛИЦОМ, ВХОДЯЩИМ В СОСТАВ ОРГАНА ЛИЦ, УКАЗАННЫХ В Ч. 4 СТ. 9 ФЗ «О КОНТРОЛЕ ЗА ДЕЯТЕЛЬНОСТЬЮ ЛИЦ, НАХОДЯЩИХСЯ ПОД ИНОСТРАННЫМ ВЛИЯНИЕМ», ВКЛЮЧЕННОГО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ»
Короткая скупая заставка — буквы названия, которые медленно складываются из символов, парящих на белом фоне. Восьмерка (в сериале восемь эпизодов) ложится на бок и превращается в знак бесконечности, а потом в двойное «о» в слове loop («петля»), напоминая петлю визуально. Если представить себе, что картинка трехмерная, в этом знаке можно было бы рассмотреть ленту Мёбиуса, к которой вольно или невольно отсылают многие сюжеты «Рассказов из Петли».
Cериалы, как и фильмы, принято «продавать» через их создателей или звезд. Среди актеров есть известные (Ребекка Холл, Джонатан Прайс), но не настолько, чтобы привлечь массовое внимание. Шоураннер, продюсер и сценарист Натаниэль Халперн — по большому счету новичок. Как ни смешно, самое медийное имя в «Рассказах из Петли» — американский композитор-минималист Филип Гласс, написавший саундтрек в соавторстве с успешным шотландцем Полом Леонардом Морганом: тот много пишет для сериалов, для Гласса это первый опыт. Участие Гласса значимо — и не только потому, что музыка выразительна и уместна. Слово loop в музыкальный лексикон ввели именно минималисты (в частности, Стив Райх) еще в одном значении: это закольцованная пленка магнитофонной кассеты, которая бесконечно повторяет один и тот же паттерн, пока инструменты обогащают его нюансами. По большому счету, такая «пленка-петля» — воплощение идеологии минимализма, который предлагает искать гармонию не в мелодическом богатстве, как предписывает романтическая традиция Европы (лежащая в основе большинства популярных саундтреков), а в повторяемости жизненных циклов, в способности видеть смысл в рутинной смене времен года или даже времени суток, что ближе к буддистской созерцательности.
На этот лад следует настроиться и зрителю неторопливых, даже медитативных «Рассказах из Петли». Здесь ощущается существенное влияние «Твин Пикс», «Секретных материалов» или «Очень странных дел» (среди главных героев преобладают дети и подростки), однако приключения поданы в ритме, напоминающем о кинематографе Тарковского или Малика. Именно о кинематографе. Тщательной работой с визуальным рядом, декорациями и костюмами, изысканным внутрикадровым монтажом «Рассказы из Петли» будто просятся на большой экран. Недаром в операторской бригаде работал Джефф Кроненвет («Бойцовский клуб», «Социальная сеть»).
А меньше всего «Рассказы из Петли» похожи на многосерийную адаптацию литературного текста. Важнее диалогов здесь паузы, которые создают эффект тех самых музыкальных loop («петель»), будто снимая ответственность с рассказчика. Из чего не следует, будто сценарий плох: напротив, он мастерски работает с воздушными недоговоренностями и умеет пасовать мяч визуальным образам.
Это вполне закономерно, если учитывать первоисточник «Рассказов из Петли». Да, это книга, но своеобразная. Швед Симон Столенхаг — больше художник, чем писатель. Весь мир знает его ретрофутуристические картины из провинциального прошлого маленького северного городка, прямиком из детства Столенхага, но с добавлением невероятных деталей — блуждающих роботов, летающих тракторов, прячущихся в лесах динозавров. В его «Рассказах из Петли» не изображения иллюстрируют текст, а наоборот — небольшие ностальгические литературные зарисовки, эдакие сфантазированные «Денискины рассказы», становятся иллюстрациями для изображений. Иные визуальные образы воспроизведены в сериале с удивительной точностью; сюжеты (часто нитевидные) Столенхага, напротив, почти не использованы или изменены до неузнаваемости.
Смысловая петля (или лента Мёбиуса) спрятана в самом слове «ретрофутуризм». Как можно одновременно находиться в прошлом и будущем, совмещать мечту о грядущем с ностальгией о невозвратимом? На этот вопрос и дают ответ «Рассказы из Петли» — сериал еще более отчетливо, чем книга.
Действие помещено в то самое условное прошлое — то 1950-е (в местном кинотеатре показывают бергмановское «Лето с Моникой», фильм о мимолетности счастья), то 1970-е, то вдруг 1990-е. Лишь в эпилоге оно синхронизируется с нашим временем. С этой хронологией совпадает история Петли, секретного НИИ, скрытого под землей, над которой в академгородке живут ученые и обслуживающий персонал. Там построен экспериментальный ускоритель частиц, как бы искривляющий пространство и время; благодаря ему — прямо или косвенно — происходят все важные события сериала.
Если в классической фантастике 1950–1980-х нередко схематичные персонажи были нужны лишь как транспорт для смелых научных теорий и прогнозов, то здесь технические чудеса и гаджеты существуют как данность, а основной фокус направлен на антропологическую составляющую. «Рассказы из Петли» — сериал о людях, а не путешествиях во времени или искусственном интеллекте. Человек хрупок, но это и делает его более интересным, чем созданные им приспособления. Тем паче что в них постоянно кончается топливо, иссякает заряд в батарейке или срок годности. Вспоминается та самая аудиокассета, которая дала название термину tape loop, а сегодня превратилась в доисторический артефакт. Да, человек еще менее долговечен — зато за прошедшие тысячелетия принципиально не менялся.
Ни в одном эпизоде нет даже попытки объяснить природу фантастического явления или принцип работы футуристического гаджета. Герои или слишком взволнованы, или слишком заняты, или попросту некомпетентны, чтобы это сделать. Волшебные предметы (они работают на чистом доверии — как ковер-самолет или скатерть-самобранка) служат своеобразными зеркалами: недаром в трех сюжетах как минимум персонажи буквально сталкиваются нос к носу с собой. Не будем, впрочем, забывать и о важной функции зеркала в сказках. И если атмосфера самой Петли — вполне советской по своему демократически домашнему духу — в чем-то напоминает НИИЧАВО из сатирических повестей братьев Стругацких, то философские дилеммы, связанные с интригой каждого эпизода, уже отсылают к «Пикнику на обочине» или основанному на нем «Сталкеру». Петля подобна Зоне, где опасности и чудеса встречаются одинаково часто, а иногда оказываются одним и тем же явлением (как и в сказке, где пользу или вред приносит не сам артефакт, а то, как им воспользуются). Или планета Солярис, на которой человек вынужден иметь дело со своими затаенными страхами или надеждами, а не решать умозрительные научные проблемы. Или даже Институт из эпопеи «Дау», где физические проблемы меркнут перед метафизическими и этическими.
Истории, в которых больше доля образа, чем сюжета. Прошлое, в котором живет неслучившееся будущее. Научная фантастика, которая мало интересуется и научным, и фантастическим. В «Рассказах из Петли» даже на уровне нарративной структуры содержится парадокс. Поначалу кажется, что перед нами антология, недаром у каждого эпизода свой режиссер и свои герои, но к финалу оказывается, что пять серий из восьми исследуют взаимоотношения внутри одной семьи.
Так что это еще и семейная сага, за счет флешбэков и флешфорвардов растянувшаяся минимум на три поколения: априори парадоксальный жанр, в котором вынуждены сосуществовать прогресс и консервативность, новое и старое, дети и отцы. Хотя дети, а не взрослые тут служат точкой отсчета. И, если уж на то пошло, современность, а не прошлое — недаром так строго соблюдены все законы репрезентации, уравновешивающие баланс не только старых и малых, но также белых, чернокожих и азиатов, гетеро- и гомосексуалов.
В эпизоде «Враги» трое мальчиков оказываются на маленьком острове, куда им запрещали ездить взрослые и где явно скрыт какой-то секрет. Созданный художниками-постановщиками в безлюдных окрестностях Торонто и Ванкувера оазис Петли — такой же «Таинственный остров», который позволит, в точности как у Жюля Верна, взвесить ценность прогресса перед лицом экзистенции. Люди пытаются ставить эксперименты над природой, но в конечном счете при помощи изобретенных этими людьми гаджетов природа испытывает их. Здесь случается самый важный из многочисленных парадоксов «Рассказов из Петли». При всей нарочитой небрежности и поверхностности фантастических допущений в итоге это и научное исследование тоже, поскольку на подопытном человеческом материале разбирается с природой важнейшего, из чего состоит жизнь любого из нас: времени.
Центральная серия — фактически лишенная фантастического элемента «Эхосфера» — рассказывает историю ученого, основателя Петли, обнаружившего у себя злокачественную опухоль. Его дни сочтены, он рассказывает об этом близким. И потом умирает. Никакие чудеса науки не способны излечить человека ни от страха смерти, ни от самой смерти; это впервые понимает мальчик по имени Коул (Данкан Джойнер; возможно, лучшая и главная роль сериала). Вне зависимости от того, мучительно ли тебе больно за «бесцельно прожитые годы», которыми стращали в советской школе, жизнь пролетит «в мгновение ока». Эти слова становятся меланхоличным лейтмотивом сериала.
«Человеческое, слишком человеческое» бессильно перед временем и наносимыми им ранами. В «Петле» ускоритель частиц не поможет умерить боль от расставания с матерью. В «Транспонировании» и «Доме» попытка ускользнуть от самого себя, приняв чужое тело и вместе с ним судьбу, обернется трагедией. В «Контроле» могучий робот, на которого потрачены все деньги, не избавит от тоски и тревоги, но чуть не приведет к распаду семьи. В «Параллели», чудесным образом обнаружив мужчину мечты, герой так и не спасется от одиночества. Лишь в «Стазисе», заморозив время, героиня некоторое время будет наслаждаться любовью без препон и запретов — пока не выяснится, что и у нее — вне зависимости от внешних обстоятельств — есть ограниченный срок годности.
Значит ли это, что технические инновации в «Рассказах из Петли» лишь вдохновенно придуманные и богато исполненные макгаффины? И все-таки нет.
Если гаджеты функционально представлены в «Рассказах из Петли» как магические артефакты, механизм действия которых не может и не должен быть объяснен, то сопровождающие действие роботы несут несравнимо большую смысловую нагрузку. Робот в «Контроле» управляется «механической рукой» и не обладает самостоятельным разумом: лишь выражает и продолжает чужую волю. Но в «Транспонировании» и «Доме» мы видим, как в «тело» негуманоидной машины вселяется человеческая личность — по сути, душа; это снимает вечный этический вопрос о «человечности» робота, на котором построены сотни книг и фильмов. Наконец, во «Врагах» и финале «Дома» разворачивается центральная метафора европейской научной фантастики: легенда о монстре Франкенштейна, искусственном человеке, от которого отрекся создавший его ученый.
Разумеется, это разговор о Боге, его возможностях и обязанностях, и о предательстве человека, брошенного на произвол судьбы, — как мальчик Джордж (Эмджей Энтони) оставлен легкомысленными приятелями на острове. Там он встретит своего механического брата по несчастью и в качестве напоминания о встрече после вынужденной ампутации навсегда обзаведется механической рукой.
Взглянем на режиссеров «Рассказов из Петли». Марк Романек снимал «Не отпускай меня» по роману Кадзуо Исигуро — меланхоличную притчу об участи клонов, выращиваемых на убой. Эндрю Стэнтон — создатель самой прославленной сказки XXI века о влюбленном роботе, который человечнее самого человека, «ВАЛЛ-И». Джоди Фостер — постановщица «Бобра», в котором рука сходящего с ума человека начинала жить собственной, независимой от его воли жизнью. Продюсер Мэтт Ривз в фильмах серии «Планета обезьян» подвергал конструктивному сомнению антропоцентричность современной цивилизации. Вместе с Халперном в «Рассказах из Петли» они задают необычный вопрос: а что, если только одни роботы, которым мы постараемся передать частичку собственной души, и станут залогом нашего бессмертия, его единственной возможной формой? Хотя бы потому, что у них другой срок годности.
Можно шагнуть чуть дальше, усмотрев в преувеличенной, несериальной кинематографичности «Рассказов из Петли» еще одну метафору. Подобным долговечным роботом является и сам кинематограф, которому, в отличие от человека, подвластно управление временем.
В «Космической одиссее 2001», положившей начало всей традиции научно-фантастического кино современности, экстатический финал намекал на возможность для человека выйти за пределы своего тела и разума, шагнув в вечность. В «Искусственном разуме», последнем фильме Кубрика, который за него снял Стивен Спилберг, человечество исчезало с лица Земли. За него перед инопланетным разумом отвечал ребенок-робот, сохранивший о людях воспоминания. Он показывал их пришельцам, а те смотрели, будто кино. «Снятся ли андроидам электроовцы?» — спрашивал в своем романе отец-основатель современной фантастики Филип К. Дик. «Рассказы из Петли» на уровне не только содержания, но и формы задают схожий вопрос: смотрят ли роботы кино? И если смотрят, то нельзя ли предположить, что оно в чем-то напоминает этот сериал?
Материал Антона Долина «Срок годности» был впервые опубликован в журнале «Искусство кино» (№5/6, 2020).
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari